Карусель памяти

– Я не знаю. Может быть, слово «ангелочки». Моя мама называла Ванессу «ангелом». У нее были такие золотые, блестящие, легкие волосы. – По неизвестной причине мысль об этой светловолосой девочке стала раздражать ее. – Неважно, – сказала она. – Я не хочу вспоминать.

– Я думаю, тебе нужно вспомнить.

– Я сомневаюсь, что есть что-то, заслуживающее воспоминаний.

– А я думаю, что некоторые чересчур сопротивляются этому. – Он повернул голову, чтобы подарить ей улыбку. – Ты сама сейчас как десятилетняя девочка, – сказал он. – С поджатыми ногами, обнимающая свои коленки.

Она немного поколебалась, прежде чем заговорить.

– Именно столько мне и было лет тогда. Летом, когда Ванесса уехала. Она почувствовала, что мелкими шажками приближается к чему-то. К чему, пока не могла понять. – Я знаю, что именно в этом возрасте я тогда была. А больше ничего не помню.

– Порядок, – сказал Рэнди. – Тебе десять лет. Что ты помнишь из десятилетнего возраста?

Она пожала плечами, не способная отличить этот возраст от какого-либо другого.

– Ничего, – сказала она.

– Ну, в каком классе ты была?

– Догадываюсь, что в пятом.

– И кто же был у вас учителем в пятом классе?

– Умм… – Она попыталась вспомнить, но ей ничего не приходило в голову. – Я не помню своих учителей начальной школы.

– А сколько лет было Ванессе, когда тебе было десять?

– Восемь.

– И почему же твой отец забрал с собой именно ее, а не тебя?

Она снова пожала плечами, на этот раз с чувством некоторого неудобства. Ей не хотелось об этом думать.

– Похоже, ты немного завидовала ей, а? Так же, как я ревновал к Марго и Чарльзу? Ванесса была красивой, у нее были такие прекрасные волосы.

– Я не завидовала ей. – А может быть, и завидовала. Не помню.

– Ты, вероятно, была рада, когда она уехала?

– Нет, нет.

– Конечно, нет, Рэнди, – передразнил он ее. – Как ты мог вообразить, что такая плохая мысль могла возникнуть в такой правильной головке, как моя? – Он взъерошил ей волосы.

– Ну, даже если я и завидовала ей, – сказала она, – это нормально в детском возрасте. Так же, как ты завидовал своим брату и сестре. Совершенно нормально. Все, что я знаю, что по какой-то причине мой отец взял с собой Ванессу в штат Вашингтон, и я больше никогда их не видела.

– «Позволь мне называть тебя любимой», – начал напевать Рэнди, – я…

– Прекрати! – Она оттолкнула его от себя и почувствовала, как к лицу прилил жар.

– Прости. – С лица Рэнди сбежала улыбка. Его пальцы окаменели под ее ладонью, пока он держал ее руку. – Прости меня.

Она позволила взять себя за руку.

– Мелли сказала мне, что очень скоро я снова увижу Ванессу и папу, – сказала она тихо. – Она всегда говорила это. Когда бы я ни спросила, она всегда отвечала: «Очень скоро, дорогая».

– Твоя мать была лгуньей.

– В определенном смысле, я полагаю, что да, но только, чтобы облегчить мне жизнь. Она лгала, чтобы защитить меня. Помочь мне пережить боль.

– Правда – это единственное, что может помочь пережить боль. Это всем известно. Необходимо смотреть правде в глаза, тогда справишься с болью. Полуправда всегда живет секретами.

Она почти не слушала, подставив запястье под свет, льющийся с балконов, чтобы взглянуть на часы. Как всегда, она слишком долго оставалась с Рэнди.

– Мне нужно домой, – сказала она.

Они молча надели пальто и пошли к выходу. В фойе Рэнди выключил отопление и свет на балконах, оставив их в совершенной темноте, когда прижал ее к себе, чтобы обнять.

– Ну, – сказал он, держа ее в объятиях, – прекрасный получился вечер. Ты прекрасно танцуешь. Однако этот последний час был ужасным.

– Да. – Она обвила его руками, и по тому, как отреагировало его тело, теснее прижавшись к ней, она поняла, что он чувствует теплоту и заботу, которую она предлагала ему. То, что чувствовала она, было любовью, глубокой и чистой, и всепоглощающей. Она чувствовала с Рэнди большую близость, чем с Джоном. Тем не менее, когда он нагнул голову, когда стал искать губами ее губы, это показалось ей неожиданным и нечестным, и недозволенным, и она быстро отвернулась от него.

– Прости, – сказал он ей в волосы. – Опять вышел за рамки. Пожалуйста, считай это просто благодарственным поцелуем за то, что снова возродила меня к жизни.

Ее трясло.

– У вас очень необычный брак, – сказал Рэнди через минуту. – Я не должен пользоваться терпимостью Джона, – он подбирал слова, а потом засмеялся, – делая наше знакомство чересчур близким. Я не знаю, как бы себя чувствовал, если бы моя жена пошла на танцы с другим мужчиной, неважно, какими бы платоническими их отношения ни были.

Клэр поколебалась минутку.

– Он не знает, – сказала она. – Я сказала, что иду в кино.

Подойдя к двери, Рэнди оглянулся, чтобы посмотреть на нее.

– Со мной? – спросил он.

– Нет. Я сказала, что иду с подругой. – Слышать слова лжи, сорвавшиеся с собственных губ, было отвратительно. Она должна сказать Джону правду. И она скажет, как только доберется до дома.

Рэнди бессильно опустил руки.

– Почему ты солгала? – спросил он.

– Потому что я не хотела его расстраивать.

Он вздохнул, покачав головой, обгоняя ее снова, чтобы открыть дверь.