Карусель сансары

Антон понял, что если не присядет хотя бы минут на пять и не отдохнёт, то упадёт от усталости. Голова трещала от вони мангалов, криков и музыки. Он устал от людей в таком количестве и с таким качеством, что предоставила ему ярмарка.

«Предсказание будущего на любой срок. Целительница Мисомахерия. Пятнадцать вакционов». Ниже, совсем уж крошечными печатными буквами, «Одобрено ротным Большого Номинала по Черехайскому околотку».

Палатка впечатления не производила, очереди к ней не было, но Мякиш потопал именно туда. Пятнашка – не деньги, а предсказания, как ему показалось, вещь обстоятельная и небыстрая. По крайней мере, посидеть точно можно, а то нога скоро отнимется, подлая.

– Жив! Молодость! – сообщил он себе и нырнул под тяжелый занавес, прикрывавший вход к гадалке. Внутри оказалось куда теплее, чем на улице, снега и ветра не было, а возле стола, с одной стороны которого восседала сущая ведьма – бесформенно-толстая, с клочьями чёрных волос, крючковатым носом и пронзительным взглядом – о! там был стул. На него-то Мякиш и уселся первым делом. Стоящие на столе свечи разной длины отражались в полированном символе Большого Номинала – здоровенной букве Р с перечёркнутой двумя поперечными перекладинами ножкой, висящем на шее владелицы. При любом движении владелицы он задевал о крупное монисто из рядов золотых кругляшков и нежно позвякивал.

– Деньги давай, шустрый! – прогундосила одобренная Мисомахерия. – Сперва деньги, потом будущее. У меня такие правила.

На столе перед ней поблёскивал непременный стеклянный шар, лежали пара колод непривычно большого размера, сложенный веер и нечто меховое, с равными шансами оказаться зимней шапкой или спящим котом средних размеров.

– При капитализме у всех такие правила, – заметил Антон, протягивая три пятёрки из денег дежурного врача. Купюры исчезли со стола с совершенно волшебной скоростью, в этом вопросе гадалка оказалась на высоте. – Мне бы даже не будущее…

Но договорить ему не дали. Целительница вскочила, звеня украшениями, оттолкнула задом массивное кресло, чтобы не мешало, упёрлась кулаками в бока и утробно забасила:

– Да какое у тебя будущее, мертвечина?! Припёрся тут повонять, падаль ходячая! Ну-ка сгинь, изыди, говорю, не рассиживайся!

Мякиш настолько устал, что трубная речь не произвела на него должного результата. Да никакого не произвела: он не вскочил, не извинился и не унёсся за порог палатки. Сидел себе и сидел, вытянув онемевшую ногу, даже капюшон с головы откинул – жарко здесь.

– Раз заплатил – побуду пока тут, – ровно заметил он. – Кстати, а Мисомахерия – это что? Я в греческом не силён.

– Заплатил?.. – вдруг задумалась гадалка. Потом махнула рукой и села на место. Даже улыбнулась, хоть и кривовато. – Ну, вообще-то, да. Побудь. Мисомахерия – это полужопица, меня мама так называла в детстве. Ласково. А ты вообще зачем припёрся?

– Отдохнуть.

– Ага… Ну это да, это я про таких, как ты, слышала. Неупокоенный называется. Только ты смотри, тебе срок маленький дан, потом развалишься – и всё.

– А я долгих планов и не строю, – ответил Мякиш. – Мне бы дорогу узнать. И постараться дойти в Насыпной.

– Дорогу куда? Не-а, тут я тебе не помощница, не справочное бюро. Был бы живой – нагадала, у меня хорошо получается, а там и сам бы понял, что к чему. А так – нет.

Мисомахерия заглянула в стеклянный шар, пожевала губами и притихла. Потом подняла взгляд на клиента.

– Темно там. Черным-черно. И… Ровно стучит что-то. Тах-тах. Тах-тах. Странное.

– Может, тик-так? Ну, как часы? – вдруг заинтересовался Антон. Пора было идти, конечно, пустое дело здесь сидеть, но ещё минутку. Минуточку…

– Может, и как часы, – равнодушно ответила гадалка. – Но непохоже. Иди, мертвяк, а? Иди. После тебя проветривать замучаешься.

– А я и не чувствую, что пахну.

– Ты-то?! Да ты сейчас ни хрена не почувствуешь. Тебя нет уже, считай.

Мякиш понял, что пора идти. Поднялся неловко, приволакивая ногу – что отдыхал, что нет, никакой разницы.

– Ты хоть посоветуй, у кого спросить дорогу?

– Хе! А впрочем, заплатил же… Гумуса найди. Он тут старший над карманниками и нищими, они все под ним. Может, присоветует что.

– А ты тоже ему платишь? – зачем-то спросил он. Какая разница, что за дурацкое любопытство? Из-за края смотрит, а туда же.

– Не-а, у меня крыша «красная». Напрямую ротному околотка отчисляю. Иди уже, иди!

Снаружи чуть-чуть потеплело, зато снег усилился. Хлопал по лицу мокрой колючей ладонью, будто отгонял: нечего здесь, нечего! Живым места мало. От такого и капюшон не спасал. Антон побрёл, выглядывая нищих: как выглядят карманники, он понятия не имел, пока карман не порежут, о них никто и не задумывается.

Люди вокруг не обращали на него внимания. Они вообще были сами по себе, каждый, даже разговор со спутниками – редкость. Только телефоны у каждого, в которые они по-черепашьи вытянув и выгнув вниз шеи, вкусный лёд и вкусный снег, и суета, суета…