Карузо

По пути из Гаваны Карузо, несмотря на сильнейшую усталость, принял участие в двух благотворительных концертах. В одном из них, организованном фирмой «Виктор» в пользу Ассоциации работников граммофонных компаний, играл также приятель Энрико — русский пианист и композитор Сергей Рахманинов. В Новом Орлеане и Оушен Гроуве Карузо выступал с женой Бруно Дзирато — американской сопрано Ниной Морганой[397].

Как уже говорилось, Энрико был очень суеверен. Дороти не раз посмеивалась над этой чертой мужа. Однако летом 1920 года ей было явно не до смеха. По представлениям неаполитанцев, принудительная смена дома или места жительства считается плохой приметой, сулящей неприятности. После того как семье Карузо пришлось выехать из отеля «Никербокер», неприятности следовали одна за другой, и Энрико видел в этом вполне отчетливую закономерность. Карузо вернулся домой совершенно измученный поездкой и головными болями, а ведь вскоре ему вновь предстояли гастроли: с конца сентября по конец октября 1920 года он должен был выступить с концертами в Монреале, Торонто, Чикаго, Сент-Поле, Денвере, Омахе, Талсе, Форт-Уорте, Хьюстоне, Шарлотте и Норфолке. Чтобы выдержать такую нагрузку, тенору нужно было отдохнуть и, как обычно, лучшим отдыхом для него была полная смена рода деятельности. Он с удовольствием отдавался своим любимым занятиям, совершенно не связанным с пением.

Перед гастрольной поездкой Карузо снял в Нью-Йорке апартаменты на последнем этаже 22-этажного «Вандербильт-отеля». Два верхних этажа здания были построены по личному заказу мультимиллионера Альфреда Вандербильта для максимально комфортного проживания наиболее респектабельных людей, включая и его самого. Удивительно, что Карузо, отличавшийся крайним суеверием, на этот раз почему-то не придал значения тому факту, что въезжает в квартиру человека, незадолго до этого трагически погибшего (что также считается весьма плохим предзнаменованием!) — едва ли не самый богатый, одно время, человек в мире, Альфред Вандербильт стал жертвой печально известной катастрофы «Лузитании». Этим апартаментам суждено было стать последним пристанищем Карузо до его отъезда в Италию.

Увы, теперь все чаще будет звучать это слово: «последний». Так, за две недели до отъезда в Канаду, 16 сентября 1920 года в Кэмдене голос Энрико последний раз записывался в студии. Пластинки свидетельствуют, что Карузо все еще находился в отличной вокальной форме. Его темный, баритонального тембра голос звучит роскошно, что признают даже самые строгие исследователи дискографического наследия тенора^[398]. В Америке Карузо уделял записям много внимания и считал это дело одним из важнейших в жизни. Он собирал и бережно хранил все свои пластинки, часто их сам слушал, причем каждую имел в нескольких экземплярах, так как часто высылал или раздаривал их знакомым. Интересно, что, по свидетельству младшего сына тенора, после смерти Карузо в его собрании не нашлось ни одной записи коллег. Кроме его собственных записей, там было всего несколько пластинок с эстрадной музыкой[399].

В числе прочего Карузо в этой звукозаписывающей сессии напел два фрагмента из «Pettite Messe Solennelle» («Маленькой Торжественной мессы») Д. Россини — «Domine Deus» и «Crucifixus». Последние запечатленные тогда слова великого тенора о судьбе Иисуса: «Passus et sepultus est» — «Страдал и был погребен»…

Двадцать седьмого сентября, в Монреале, в Канаде, начался последний в жизни Карузо гастрольный тур. Заканчивался он в североамериканских штатах. В гастролях тенора сопровождали юная сопрано из Канзаса Алиса Мириам и американский скрипач немецкого происхождения Альберт Штоссель (Стоуссел). Программа была стереотипной: несколько оперных арий, дуэтов, песен, инструментальных номеров. Великого тенора всюду принимали с большим энтузиазмом.