Касание любви (СИ)

Пашка выходит из палаты, оставляя меня одну со своими мыслями. Если быть честной самой с собой, то мне тяжело. Я не уверена в том, что справлюсь. Не уверена в том, что смогу выбраться из этой трясины. И я не понимаю, в чем виноват мой ребенок. Отец Димы ясно дал мне понять, что не позволит его родить, что примет все меры, чтобы этого не произошло. Я не хочу считать свои чувства по отношению к Диме ошибкой. Все, что мне довелось с ним испытать, значит для меня слишком многое. Я люблю его. И навряд ли у меня удастся испытать такие же чувства к кому-то еще.

Раздается стук в дверь, после которого в палату заходит мужчина. На вид ему за сорок. Пашка ведь говорил, что ко мне должны прийти…

— Эльвира. Я присяду? — обращается ко мне и поправляет очки.

— Садитесь. У меня ведь все равно другого выбора нет. Я не могу встать и уйти, даже если захочу.

— Давай отойдем от вопросов в сторону и просто поговорим, — говорит мне. — Меня зовут Котов Андрей Викторович. Ты можешь не представляться. Я просмотрел твою медицинскую карту, а теперь лично пришел с тобой поговорить по просьбе Павла Константиновича. Но это твой выбор, говорить мне что- то или нет.

— О чем вы хотите со мной поговорить?

— Расскажи мне о том, что ты испытываешь, — говорит мне. — Что тебя тревожит?

Меня многое тревожит. Если я начну все перечислять, это займет слишком много времени. А воспоминания, пожалуй, не из самых неприятных. Мне не сильно хочется рассказывать постороннему человеку о том, какие у меня отношения с отцом и сводным братом.

— Эльвира, — произносит мужчина.

— Я не знаю, с чего мне начать, — отвечаю ему. — Я много думала о том, что жизнь несправедлива по отношению ко мне. Сначала мама погибла в аварии. Парень, которого я люблю и от которого жду ребенка, женится на другой. А теперь еще и авария, где последствия сейчас четко отражены на мне. Единственное, что я чувствую — это жалость и беспомощность по отношению к себе. Знаю, что с появлением ребенка все может измениться, но я боюсь, что не справлюсь.

— Тебя тревожит то, что ты не справишься с ребенком или то, что ты не сможешь ходить? — задает вопрос. — Здесь важна конкретика. Ты говоришь о беспомощности и жалости, но затем переходишь к ребенку и говоришь, что не справишься. Тебе нужно определиться. В моей практике были случаи, когда люди и без ног заводили семьи и растили детей. Да, тяжело, но это еще не конец света. Ты выжила. А это сейчас самое главное. Ко всему прочему, ты слишком рано решила сдаться. У тебя есть шанс встать на ноги. Он небольшой, но есть. Эти ведь уже говорили об этом.

— Говорили, но 30 % это даже меньше половины. Нет никакой гарантии, что случится чудо.

— Но чудо не случится, если ничего не делать, — говорит мне. — Ты уже сложила руки и считаешь себя загнанной в угол. Есть люди, у которых шанс на восстановление составляет всего 1 %. Подумай об этом. 1 % против 30 % разница же очевидна. Не нужно сдаваться. Нужно пробовать, — берет в руки бумаги и что-то изучает.

— Вы, наверное, спросите сейчас, помню ли я тот вечер, — говорю и замечаю, как мужчина переводит на меня свой взгляд. — Я помню все. Помню, как шел дождь. На светофоре горел зеленый для пешеходов. Я выбежала, а дальше была резкая боль, будто меня всю переломало. Я не могла вздохнуть. А машина… Она даже не остановилась. Просто поехала дальше….

Поправляю волосы и опускаю руки на живот. Я пережила многое, но я бы не смогла простить себе, если бы потеряла его. Для меня наш с Димой ребенок — это единственное мое спасение от одиночества. Единственное, ради кого я должна жить…

— Как будто меня там и не было…

Мне кажется, что каждый раз, когда я вспоминаю случившееся, из моей памяти будто стирается важная деталь. Я что-то забываю.

— Эльвира, что-то случилось? — задает вопрос.

— Я немного устала…

— Отдыхай. Мы продолжим наш разговор завтра, — говорит и встает со стула.

Смотрю в потолок и пытаюсь разобраться со своими мыслями, но у меня ничего не выходит. Я долго пыталась смириться с новой пассией отца, но так ничего и не вышло. Мы до сих пор ненавидим друг друга….

Слышу голос медсестры, которая пытается кого-то задержать и не впускать в палату, но у нее ничего не выходит. До боли знакомый голос отца Димы заставляет все мое тело вздрогнуть от ужаса. Беру в руки телефон и прячу под одеялом, чтобы в случае чего набрать Пашку.

— Ну, здравствуй, — обращается ко мне. — Я приятно удивлен, встретить тебя здесь.

— Что вам от меня нужно?

— Не нужно так нервничать, в твоем — то положении, — говорит и садится рядом. — Мне известно о том, что ты беременна от моего сына. И знаешь, я даже решил не прибегать к радикальным мерам. Но…

— Что еще за но? Чего вы добиваетесь? — задаю вопрос. — Вам мало того, что вы уже сделали?

— Сделал? Я еще ничего не сделал, но могу, — говорит мне. — Если ты не будешь меня слушать. Я могу забрать у тебя ребенка и лишить тебя всех прав на него. И тогда ты его не увидишь. Вот это я могу сделать без всяких проблем.