Кащеева наука

– Способ спасти его я тебе уже сказал – объездишь дикого жеребца в полнолуние, то спасешь его, да только и этого мало, коли заснет он под чарами второй своей души. На кой он тебе сдался, Аленка? Все едино на всю жизнь нелюдью останется проклятой! Будешь жить и страшиться, когда снова буря грянет. То ли дело у меня – жемчуга да камни самоцветные, весь мир подводный с его чудесинками да дворцами к твоим ногам положу…

– Больно лестно ты говоришь. – Я нахмурилась, руки на груди сложив. – Но я девка простая, не царевна, не королевна, чтобы породниться, к примеру, со мной было б важно. Не раскрасавица, как твои русалки да омутницы. Пошто тогда так нужна тебе была?.. И батюшку с матушкой ради того не пощадил?

– Сила твоя его влечет, – послышался позади насмешливый голос.

Кащей?.. Я, ушам не веря, обернулась и едва не бросилась обнимать навьего царя, которого должна была бы возненавидеть за все, что он причинил мне с Иваном. Это ведь он девчат воровал, он меня к Василисе вовремя не отпустил, заплутал пути-дороги мои в Явь, чтобы я не успела к русальей неделе к царевичу.

А все одно – ежели из двух зол выбирать, то с Кащеем мне как-то привычнее – и мир его тоже понятный мне стал, близкий даже отчасти. А здесь, среди огромных ракушек и зеленых полей пушистых водорослей, я не знала ни куда плыть, ни кого на помочь звать.

– Тебя ведь тоже сила звала… – едва выговорила я, в синие глаза глядючи. – Я все знаю – и про Василису, и про красавиц…

– Отпустил я их по избам да теремам… – перебил меня Кащей, поправляя свой короткий плащ-корзно, что на плече булавкой самоцветной был скреплен, и складки темно-алой ткани по плечу легли ровнехонько. Короткая кольчуга под плащом серебрилась, под ней – рубаха из пластин, на поясе – меч-кладенец. Если бы не морщинистая кожа да стариковская сухость, хорошо бы гляделся. Я тряхнула головой, прогоняя очарование, – опять колдует, шельмец!

– Не балуй… Я тебе все уже сказала – не буду твоей женой, не готова я сердце свое в камень обратить. – Я отступила назад, не зная, куда и деваться в случае, ежели напасть Кащей вздумает. Убежать? Сквозь воду, которая не дает двигаться, пеленая течением? Да и куда бежать? Под какую корягу прятаться?

– Не буду я тебя неволить. – Кащей недовольно зыркнул глазищами зимними, и по лицу его тень пробежала, будто с трудом сдерживался, чтоб не прихлопнуть меня, как мошку надоедливую. Видать, допекла я его, коль сюда явился.

Зачем только?

– Ты, братец, сказывай, в гости-то зачем пожаловал? – елейным голоском дал о себе знать водяной. Прищурился, примружился, лапы свои сложил на впалой груди, глазки так и бегают с меня на Кащея.

– Не гостить я явился, – громыхнул тот и посохом своим, который черепом конским был увенчан, по дну песчаному громыхнул – и диво, звук раздался, словно по мраморной плите он стукнул. Эхо раскололось где-то вдалеке, рассыпавшись русалочьим смехом, словно бы бисеринки или жемчуг по камням покатились.

– Девку не отдам! Самому надобна!

– Помнишь, братец, – зашипел змеем Кащей, наклонившись к лицу родича, – как морская ведьма твои сокровища к рукам прибрала…

– Помню… – насупился водяной, отступая потихоньку. – И чего с того?

– А того!.. Должок за тобой! – крикнул навий царь и, не сдержавшись, посохом своим братца по лбу да припечатал.

Тот ойкнул, всхлипнул, забулькотел что-то – таким жалким показался, таким чудным. И почто я его боялась…

Дивно, что страха нет перед тем, кого надобно опасаться.

А Кащей ко мне повернулся и говорит:

– Матушку придется тебе угадывать – слово сказано, его отменить никто не сможет. Но поверх этого слова вот тебе мое: ежели угадаешь, где кровь родная, получишь еще и батьку в придачу, и свободна будешь.

– Только должок за мной будет, да? – невесело я усмехнулась.

– Сама предложила, самой и выполнять… – Хитрец улыбнулся да и взял меня под локоток бережно, а потом братцу бросил: – Ну, подавай колесницу, поедем вызволять мельника да женку его!

Злющий водяной молча взмахнул рукой, и тут же из-за скалы показалась дивная карета – созданная, как и многое в этом подводном мире, из перламутровой ракушки, она была украшена кораллами и золотыми цепочками, что тонко звенели, когда колесница эта мчалась по чу́дным лугам. Вместо травы здесь были пышные зеленые водоросли, которые шли волнами от легких касаний игривого течения, а вместо птиц земных – рыбки разноцветные плавали.

Места в возке этом всем хватило, и две огромные рыбины, запряженные вместо лошадок, резво рванули в сторону дальних красных скал, над которыми высились, словно корона, зубцы из горного хрусталя.

Кащей ко мне больно близко придвинулся, мне было слышно его тяжелое, сиплое дыхание, и запах горицвета и ила, мелиссы да девясила, запах погоста старого, заросшего травой и белыми могильными цветами, так живо напомнил про места, которые мы с Иваном исходили, чтобы спасти окаянного, – слезы едва не брызнули, но я сдержалась, губу закусив. Нехорошо это – волю себе давать.

Вот отыщу матушку, тогда и поплакать можно будет.