Кащеева наука

Забил копытами, поле вспахивая – так весь урожай вытопчет!.. Я гребень достала – и к нему метнулась всполошенно. Он меня не подпускал, ярился, кусаться пытался, пару раз копытом по спине едва не огрел, и как увернулась – не помню. Но вот едва коснулась гребнем волшебным гривы оборотня, он столбом встал каменным, не сдвинешь. Косит на меня огненным глазом, скалится, а зубы-то острые, не как у коней. Скорее – клыки двоедушника, почти волчьи, желтые, страшные.

Я, пытаясь на них не глядеть, запустила гребень в гриву густую и принялась ее с трудом вычесывать, спуталась она, как пакля стала, бока коня под рукой моей ходили, дышал он тяжело – еще бы, набегался по полям небось. Лунные нити я вплетала в гриву и пела Ивану о наших странствиях, о проклятых лесах и болотах, о его любви и обещаниях – хотела оживить память его… Пела о наших встречах под яблонями, что растут в саду чародейской школы, о празднике осенних дедов, когда звал он меня прыгать через костер, о том, как глупа была, отказавшись. Испугалась. За то и наказана теперь.

Пела о камне огненном, который хранил меня от бед, который жжет мне кожу, когда Иван печалится, когда плохо ему. И знаю – если рассыплется камень тот, сердолик дивный, пеплом мертвым, знать, навеки я любимого потеряла.

Но ни проблеска понимания не было во взгляде коня-оборотня, впрочем, меня упреждали, что для того, чтобы снять полностью чары Марьи, нужно будет еще воды живой добыть.

Коня поймать да обуздать – одно дело. К хранителям за водой идти, не зная, вернусь ли, – другое. Но после жутких лесов Приграничья да Нави гибельных болот мне уже ничто не было страшно.

Все казалось лишь очередной ступенькой к вершине, на которой – мне хотелось верить – ждет меня немного счастья.

Уздечку я легко набросила, и конь тут же исчез, словно его и не было. Лишь туман клубился на примятой его копытами траве…

А я, в туманы кутаясь да росой умываясь, пошла назад, к теремам царским. Нужно найти домовика, чтобы отправляться на волшебный остров за водицей чародейской.

* * *

Я спешила ступить на туманный путь, пока Марья не вернулась, о том, как буду с ней справляться, и думать не хотелось. Понимала я, что не осилю навью царицу… Но вдруг посреди тумана, который устилал дорогу мою на волшебный остров, тень появилась – высокая, в короне зубчатой, в длинном плаще да с синими, как горный лед, глазами.

– Признала наставника? – хмыкнула тень.

Она дрожала, сверкала искрами, словно костер разгоревшийся, и я поняла – не сам Кащей явился, морок это.

– Признала, – говорю, а сама вспомнила, как он меня от водяного спас да батюшку выкупил. Неужто должок пришел требовать? Обещался же, что не скоро явится.

– Не бойся, красава, не трону, рано еще, не пришло время платить. Да и придет ли? Не знаю… Против воли ничего не придется свершать, ежели сподмога мне и нужна будет, попрошу по-хорошему.

– Верить ли тебе? – осмелела я, ближе шагнув. – Не знаю… Коли обманешь…

– Я тебя разве ж морочил когда? – горько спросил он, протянув полупрозрачную руку, костлявую, с вздувшимися под тонкой старческой кожей венами, и тут же стала молодеть рука, когда Кащей меня ею коснулся. А мне дышать тяжко стало.

Он тут же убрал ладонь, с досадой прощаясь с юностью.

– А как же ты раньше-то витязем юным становился? Мне тогда плохо не было… – Я с удивлением смотрела на наставника.

– Ты тогда Ивана не любила, силу свою для него не берегла. Тогда у меня была надежда… Но забудь. Было да быльем поросло. Будет еще для меня весенняя невеста, прогонит она старость и оживит мое сердце – так мне на роду написано было. Вот ее и жду. Думал, что она – Василиса Премудрая. Ошибся… И ты оказалась чужой. Быть по сему. Но чую я – должен я помогать тебе. Зачем – про то не ведаю. Ты уж прости, что время твое украл, когда ты у меня гостила, – может, успела бы ты Ивана своего спасти, но что сделано, того не воротишь.

– Ты зачем пришел? – Я зло притопнула по тропе, и туман испуганными змейками из-под ноги метнулся, обнажая черный камень, присыпанный серебряной крошкой. – Про то напомнить, что я могу навсегда Ивана потерять?

– Нет, Аленка, не для того. Не ярись, характерная ты больно… намается твой царевич еще, ой намается с тобой… Науку мою помнишь?

– Какую науку? Немало было уроков от тебя – и мертвых поднимали, и… – Меня пронзило, будто молнией. – Про то, как умертвий упокаивать, напомнить явился?.. Мне ж путь к воде живой – погостом проклятым, там мертвая вода хоронится, где мертвые стражами стоят.

– Именно, Аленка… Именно.

На траву упал мешочек холщовый с сухими травами, толченными в пыль, пахло от него ковыльной степной ночью, лунным светом, лилиями водяными, тьмой и серебром.

– Про то, что Иван твой не побоялся меня спасти и водой напоил, когда Марья цепью приковала, про то вовек не забуду, – скрипуче сказал Кащей. – И коли добудешь живой воды для него, помогу от Марьи избавиться, токма мне для того надобно будет немного силы живой – поделишься?..