На следующий день они набрели на заимку. Бревенчатый сруб, прикрытый сверху лапником, глядел на заледенелый урман низкой дверью, к которой вела расчищенная от снега тропинка. По сторонам тропинки высились сугробы в человеческий рост, чуть поодаль торчала чемья на высоких сваях, внутри которой виднелись сомкнутые ступни деревянной фигурки в цветастых одеждах. Заимку окружала прогалина, с одной стороны которой торчал крохотный дощатый домик, какие ставят над источниками, чтобы не замело в пургу, а с другой трепетала на ветру молоденькая сосенка, вся усеянная яркими ленточками и костяными подвесками в виде зверей и божков. За сосной, шагах в пяти, начинался корявый сухостой, окружавший прогалину со всех сторон и отчаянно скрипевший на ветру. Место было, что и говорить, мрачноватое. Странно, что кто-то поселился здесь. Не иначе, привлекали чем-то эти леса югорцев: то ли охотничьими угодьями, то ли хорошей рыбалкой. Новгородцы растеклись по поляне, проверили, нет ли засады, передние подступили к дому и, не сумев с первого раза открыть дверь, забарабанили по ней что есть силы.
– А ну отворяй! Сейчас разнесём твою хибару по брёвнышку.
Дверь открылась, изнутри показалась перепуганная бабка в меховой безрукавке и шерстяном платке на голове. Она что-то залопотала по-югорски, ушкуйники, не слушая, отодвинули её в сторону и, подняв Буслая, внесли его в дом. Положив сотника на топчан, обступили горевший чувал и жадно потянули к нему озябшие руки. Бабка что-то возмущённо заголосила, не закрывая двери, на неё не обращали внимания.
Вслед за ратниками в избу втиснулся и Арнас. Послушав старухины причитанья, он хмуро сказал ей по-югорски:
– Не вой, карга, лучше займись человеком. Видишь, раненый он.
Бабка изумлённо уставилась на него, прикрыла дверь.
– Зырянин, что ль? – пробурчала она, отходя к сотнику.
– Зырянин, – подтвердил Арнас.
– Русичам служишь?
– Служу.
– Верно говорят, что вы, зыряне, у новгородцев в узде ходите.
– Это уж не твоего ума дело. – Пермяк снял шапку, мысленно сотворил заклинание медвежьему черепу, что лежал на полке возле стены.
– Плох ваш человек, – произнесла бабка, прислушиваясь к биению Буслаева сердца.
– Это мы и без тебя знаем. Выходить его сможешь?
– Это уж как духи распорядятся. Захотят – и отымут душу, а захотят – на ноги поставят.
Арнас подступил к ней вплотную, сжал корявыми пальцами старушечье плечо.
– Ты – ведунья, да? Знахарка? Русичи местных шаманов не жалуют. Как увидят – сразу голову с плеч. Соображаешь?
– Ладно грозить-то. Сделаю, что могу. – Бабка окинула взглядом свою избёнку и добавила, повысив голос: – А этим скажи, чтоб выметались. Ишь, поналезли. Будто им тут мёдом намазано.
Арнас повернулся к ушкуйникам:
– Выйти все. Мешать лечить.
– Ты нам тут не указывай, – огрызнулся один из ратников. – Чай не боярин.
– Буслай умирать, если не выйти, – терпеливо разъяснил зырянин. – Много людей – плохо. Дышать трудно. Усохнуть совсем.
– Ну да, нашёл лопухов. Мы выйдем, а кикимора эта уморит нашего сотника. Пущай уж так лечит.
– Плохо, очень плохо! Буслай – совсем больной. Надо выйти.
– А ты спроси наперёд бабку эту, ворожить она станет ли? Ежели околдует сотника, живём её в землю закопаем. Пускай знает.
Арнас перевёл знахарке слова ушкуйника, многозначительно добавив:
– Они не шутят. Так и сделают.
– Пускай не тревожатся. Вылечу я ихнего предводителя, – мрачно откликнулась бабка.
Русичи вышли на мороз, Арнас проследовал за ними.
– Нада идти к Ядрей, – сказал он.
– Ты что, умом тронулся? Мы сотника не бросим.
– Ядрей слаб, ой как слаб. Нада идти.
– Ты о воеводе не тревожься. Он ещё на наших поминках погуляет.
– Плохо говорить! Ядрей нада помочь. Один – слаб. Без нас – умереть!
– Вот иди и помогай. А мы покуда здеся подождём.
– Плохо, плохо! – пытался уломать их Арнас. – Ядрей слаб. Нада помочь. А здеса сторожу оставить.
– Сам иди, поганец, – ответили ему. – Без тебя разберёмся.
Зырянин удручённо умолк. Как же досадно ему было! Почти достичь цели – и оступиться на пороге победы. Оставалось-то всего ничего: обвести вокруг пальца пару мелких князьков, и считай – полдела сделано. Унху был обречён. Через месяц-другой он бы приполз на брюхе молить о пощаде. Но нет, надо было прилететь этой проклятой стреле, чтобы смешать все замыслы. Арнас был вне себя. Не иначе, югорские боги беду принесли. Демоны косоротые, нигде спасенья от них нет. Может, правильно делал русский шаман, куроча идолов? По другому ведь с ними нельзя. Только так – крушить до основания, чтоб даже корней не осталось. Арнас пребывал в предчувствии беды.