Кащеево царство

В реке пама ждали новые превращения. Ещё не доплыв до дна, он обернулся остроносым рыжим осетром с гребнем вдоль спины, а уже внизу, почти коснувшись плавниками ила, стал большой пятнистой щукой. Хищница зарылась пастью в мелкий песок и принялась яростно раскапывать его, уходя всё глубже и глубже, пока совсем не пропала из виду.

Наконец Кулькатли добрался до нижнего мира. Он узрел ледяные столбы и каменные лабиринты, ощутил пещерную гниль и слизь, капавшую сверху, услышал неумолчный шорох тысяч пауков и мокриц, ползавших по мёрзлой земле. Из боковых нор выпрыгивали крысы: они хватали насекомых когтистыми лапками, жадно поедали их, а потом шмыгали обратно в свои логова. Над головой нависали гранитные своды скал, по которым бегали скорпионы и ящерицы. Откуда-то доносились хлюпающие звуки – это дышала ядовитыми газами трясина.

Кулькатли сотворил заклинание против духов болезни и холода, и уверенно двинулся вперёд, меж уродливых земляных выростов, смахивающих на обгорелые деревья, и мимо бездонных ям, из которых вырывались горячие гейзеры. Шаман знал, что слуги Куль-отыра следят за ним. Знал он и то, что Крестос готов к бою. Но пам верил в силу своей правды и не сомневался в мощи своих богов. Он должен был победить, ведь здесь – его земля. Здесь жили его предки и будут жить потомки. Справедливость на его стороне. А там уж будь что будет.

Он шёл меж странных звуков и подозрительных теней, вдыхал мерзкие запахи и ёжился от студёного ветра. Он осязал нестерпимый жар, исходивший от земли, и дрожал от холода, источаемого стенами. Всё вокруг было враждебно человеку и странно для него.

Издали по всей округе раскатился рёв Ящера. Это был даже не рёв, а какой-то мучительный стон, от которого выгибалась земля и тряслись ледяные колонны. «Не ходи, не ходи, – нашёптывал кто-то на ухо паму. – Погибнешь».

– Ну уж нет, – упрямо отвечал шаман. – Я получу то, за чем пришёл.

– Идолопоклонник, – шипели голоса. – Дьявольский прихвостень.

– Я служу своим богам, и других мне не надобно.

– Ты будешь гореть в геенне огненной.

– Заговор охранит меня.

– Суеверием подменяешь ты веру. Нет тебе прощения.

Кулькатли стало жутко от этих голосов. Что за странные слова звучали в них? «Кто-то хочет наслать на меня порчу», – решил он и вновь принялся твердить заклинания против демонов.

А в русском стане неистовствовал отец Иванко.

– Отрекись от скверны! – голосил он, нависнув над несчастным Моиславом. – Отступись от лукавого.

Попович извивался и хрипел, не в силах выдавить из себя ни слова. Глаза его бешено вращались, лоб покрылся испариной. А священник не унимался.

– Истинно вижу – свили в тебе гнездо злые силы. Думали провести слугу Божьего, да обманулись. Обнаружил себя сатана, не смог долго высидеть.

– Уйди, уйди, – задыхаясь, проговорил Моислав. – Не могу больше…

– Слышу глас князя тьмы! Уже он показал лик свой…

Воевода не выдержал, поднялся с места.

– Довольно, батюшка, – сердито сказал он. – Перестань терзать человека.

– Некрепок ты оказался, Ядрей, – укорил его священник. – Мягкотел. А здесь потребна беспощадность. Ежели не я, то кто вызволит несчастного из оков ложноверия?

– Хворый он. Не видишь разве? От болезни не оклемался ещё… Оставь его.

– Ты кому соболезнуешь?! Ты дьяволу соболезнуешь?! Он ведь, дьявол-то, ещё не на такие уловки горазд. Не искушай меня, воевода, иначе, вот те крест, и за тебя примусь.

Ядрей опешил и сел. А отец Иванко снова набросился на поповича.

– Изыди, сатана! Изыди, лукавый! Прочь все бесы и демоны!

У Моислава пошла изо рта пена. Он забился в конвульсиях, лицо его начало синеть. Купец Сбыслав, сидевший ближе ко входу, сорвался с места, отпихнул ретивого попа.

– Помрёт он у тебя, батюшка! Не видишь разве, задыхается человек! – Опустившисьна корточки, он приподнял Моиславу голову, обернулся к остальным. – Спасать его надо. А то отдаст богу душу.

– Ничего с ним не станется, – беззаботно ответил священник. – У меня и не такое бывало.

Житый человек с ненавистью глянул на него, потом опять посмотрел на поповича. Тот понемногу приходил в себя, перестал биться в судороге, но дышал часто-часто, словно торопился вдохнуть весь воздух в чуме.

Сбыслав крикнул надорванным голосом:

– Воды принесите! Быстро!

Ядрей опять поднялся, подступил к висевшему на оглобле бурдюку, снял его и, достав пробку, начал лить на лицо Моислава. Тот растерянно заморгал, сглатывая и отфыркиваясь, замычал, прикрывая лицо ладонями.

– Довольно, – сказал Сбыслав. – А то захлебнётся ещё… – Повернувшись к священнику, сказал: – Лют ты, отче. До греха ведь дойдёшь.

– Ты меня не учи. Лучше о своей душе подумай. А я пред Богом сумею оправдаться. – Священник приблизился к лежащему, прищурился. – Ну что, отмок? Продолжим, что ль?

– Да ты сам сатана! – возмутился Сбыслав. – Неужто и впрямь хочешь погубить человека?