Кащенко

Анна Ветлугина, Дмитрий Максименко Кащенко

Предисловие

«Ну это уж совсем Кащенко!» – говорят, встречаясь в жизни с чьим-то явно неадекватным поведением. Обычная фамилия волею судеб стала синонимом слова «психбольница». Сегодня она звучит достаточно нейтрально, но при советской власти, особенно во второй половине ХХ века словосочетание «упекут в Кащенко» представляло ощутимую угрозу – тогда в психушках не только лечили, но и боролись с инакомыслием. А если даже речь шла о лечении, все равно за нарицательной фамилией Кащенко стояло много страшного. Прежде всего, превращение человека в «овощ», а также подавление его воли всеми возможными способами, начиная со смирительных рубашек и заточения в мрачные палаты с зарешеченными окнами и заканчивая лошадиными дозами транквилизаторов, электрошоков и кульминацией насилия над личностью – лоботомией, описанной в знаменитом романе Кена Кизи «Пролетая над гнездом кукушки».

К слову сказать, в СССР лоботомией больше пугали друг друга в кухонных разговорах, чем применяли в реальности. Еще в 1950 году от нее официально рекомендовали воздержаться, как от «метода, противоречащего основным принципам хирургического лечения И. П. Павлова». Но и без лоботомии фамилия Кащенко долгое время вызывала ассоциации скорее с насилием и позорным клеймом, чем с медицинской помощью. В самом конце ХХ века миф о Кащенко породил причудливое явление под названием «кащенизм». Так назывался стиль сетевого троллинга, возникший на заре соцсетей и явно имеющий в анамнезе советское диссидентство. Он отличался нарочито провокационными высказываниями, порой откровенно психопатическими, порой черноюмористическими или агрессивно-мещанскими. Все это проходило в рамках того же образа «Кащенко» – главной «дурки» огромного постсоветского пространства.

При этом про самого носителя фамилии очень мало знают. Даже его имя-отчество – Петр Петрович – абсолютно не на слуху. Кащенко – и всё. Звучит похоже на Кащея, что наверняка тоже сыграло некоторую роль в формировании ассоциативного ряда. В свете всего вышесказанного главный психиатр молодой Советской республики (Кащенко умер в 1920 году) представляется этаким «комиссаром в пыльном шлеме», героем-основателем карательной психиатрии.

Некий героизм в его личности несомненно присутствует. Кащенко, как и многие русские интеллигенты его времени, занимался революционной деятельностью, что само по себе связано с большим риском. Свой революционный порыв он в полной мере распространял и на психиатрию. Он яростно боролся, но не с психическими больными, а с общественным мнением, которое в то время предполагало очень жестокое и несправедливое отношение к таким людям. На них в XIX веке смотрели практически как на животных, причем довольно опасных, а потому нуждающихся в надежных клетках.

Кащенко же искренне сочувствовал своим больным. Больше того, он считал, что многие психические болезни можно если не излечить, то хотя бы облегчить их течение, если не угнетать больных, а, наоборот, сделать их жизнь полноценной и гармоничной. «Врач должен смотреть на смирительную рубашку как на страшилище, а на себя, если применяет ее, как на палача» – так любил повторять человек, ассоциирующийся у нескольких поколений как раз с этой страшной рубашкой.

Под его руководством на базе Нижегородской больницы возникла так называемая «колония Ляхово», где страдающие психическими заболеваниями работали в теплицах и небольших ремесленных мастерских. Сразу вспоминается трудотерапия, превозносимая в СССР, – но Кащенко вовсе не считал ее панацеей, а всего лишь одним из методов лечения и социализации больных. Были и другие методы: его стараниями для пациентов психиатрической больницы устраивались театральные постановки, литературные салоны. Больные собирались на дружеские чаепития за большим столом, а сотрудники больницы развлекали их игрой на балалайках и других музыкальных инструментах. Причем руководил этим стихийным оркестром и писал для него аранжировки все тот же Кащенко!

Да, главный советский психиатр не только любил музыку, но и сам был музыкантом, причем достаточно талантливым. После него даже осталось небольшое композиторское наследие. А как же научные труды по профессии? Они тоже имеются, но немного не в том виде, какого можно ожидать у такой известной личности. Петр Петрович написал, пожалуй, гораздо больше отчетов, статистических документов и практических соображений, чем собственно научных трудов по психиатрии. Конечно же, у него имеются статьи по основной профессии, но самая объемная из его работ скорее напоминает кулинарную книгу, чем исследование психических отклонений. Ее развернутое название говорит само за себя: «Здоровый стол: Руководство к приготовлению кушаний и диететики при здоровом и болезном состояниях. С описанием пищевых средств, их происхождения, состава, признаков, доброкачественности, способов подделки и кратким очерком физиологии питания».