Хесс ничего не понимает и с трудом подыскивает слова:
– Но… Почему криминалисты не нашли их днем? Там все двери были заперты? Никто не мог их потом подложить?
– Хесс, отправляйся домой к чертям собачьим!
Подняв глаза, Хесс встречает взгляд Нюландера.
– Но как же отпечатки? Дочь Хартунгов… Если мы сейчас остановим расследование и если девочка жива…
Нюландер исчезает за дверью, а растерявшийся Хесс остается на месте. Мгновение спустя он оглядывается на Тули́н, ища у нее поддержки, но та смотрит на него с состраданием. В ее посерьезневших глазах читается сочувствие. И не из-за Кристине Хартунг, не из-за пропавшей и до сих пор не найденной девочки и таинственных отпечатков пальцев на каштановых человечках. Нет, это ему она сочувствует, ему, Хессу, сострадает. Он потерял разум, утратил способность рассуждать здраво – вот что выражают ее глаза, и от этого взгляда ему вдруг становится страшно, потому как он не уверен, что она неправа.
Хесс пятится к двери, пошатываясь, бредет по коридору и слышит, как Тули́н зовет его. Он пересекает заливаемый дождем дворик с колоннами и, не оборачиваясь, чувствует, что она глядит ему вслед из окна. Хесс ускоряет шаг, а последние метры перед выходом преодолевает бегом.
99
На памяти Хесса так рано снег не выпадал никогда. Сегодня только предпоследний день октября, а на улицах уже лежит двух-трехсантиметровый белый ковер. И крупные снежные хлопья все еще падают за огромными окнами международного терминала аропорта, перед входом в который Хесс только что стоял с «Кэмелом» во рту в надежде, что выкуренная сигарета поможет ему перенести перелет до Бухареста без проявлений абстинентного синдрома.
Хесс увидел свежевыпавший снег три четверти часа назад, когда, заперев в последний раз дверь своей квартиры, вышел в галерею на свежий морозный воздух и спустился по лестнице к уже ожидавшему его такси. Дневной свет поначалу ослепил его, и он испытал облегчение, когда нащупал во внутреннем кармане куртки очешник. С облегчением, потому как не был уверен, что отыщет его там. Он вообще мало в чем был уверен, ибо проснулся с жуткого похмелья, и тот факт, что солнцезащитные очки оказались там, где им и положено, вселил в него ощущение, что все пойдет хорошо и впереди его ждет замечательный день. По пути к такси Марк наслаждался мыслью, что похороны на самом деле скончавшейся осени проходят в день его отъезда. Добрые предчувствия не покидают Хесса и теперь, когда он после прохождения контроля безопасности шагает по аэровокзалу, ощущая свою принадлежность к международному сообществу. Его окружают туристы и прочая зарубежная публика, лепечущая что-то на всевозможных языках, и он чувствует, что Копенгаген остался во всех смыслах этого слова позади. Проходит электронную регистрацию и с удовлетворением убеждается, что посадка на его рейс уже объявлена. Снегопад еще не сказался на работе аэропорта, а это еще один знак того, что сегодня ему посопутствует удача. Хесс поднимает сумку с немногочисленными вещами, которую берет с собой в салон, и направляется к выходу на посадку. Увидев свое отражение в окне одного из бутиков в зале вылета, начинает гадать, одет ли он более подходяще для бухарестской погоды, чем для нынешней копенгагенской. Кто его знает, тепло там или морозно и снежно… Лучше всего было бы, наверное, заскочить по дороге в магазинчик и купить парку и сапоги от «Тимберленда», но похмелье и желание поскорее покинуть страну перевешивают, и он довольствуется круассаном и кофе навынос в «Старбаксе».
Зеленый свет для Хесса зажегся в Гааге вчера вечером: ему позвонил секретарь Фрайманна, а на его смартфон поступил авиабилет в Румынию. По иронии судьбы, в этот момент Хесс пребывал в еще более плачевном состоянии, чем тогда, чуть более трех недель назад, когда впал в немилость и был сослан в Копенгаген. Ведь последние десять дней он находился в поисках истины в кабаках и пивных, на которые столь богат стольный град датский. Спустя мгновение Хесса переключили на самого Фрайманна, который коротко сообщил, что проверка закончилась в его пользу.
– В том смысле, что за любое упущение, неповиновение распоряжениям вышестоящего начальства или хотя бы поползновение на отсутствие на рабочем месте пощады не будет. Твой копенгагенский шеф дал положительный отзыв о твоей работе и гарантировал, что мотивации тебе не занимать, так что тебе несложно будет выполнить вышеизложенные условия.