Каштановый человечек

Заместитель Нюландера поддержал шефа, объяснив, что речь идет об офицере связи Марке Хессе, у которого возникли проблемы в Гааге и которого отправили домой от греха подальше, пока не прояснится его будущее. Услышав неодобрительные реплики других присутствующих в адрес офицера связи, еще больше осложнившего отношения с Европолом, Нюландер решил, что дискуссия окончена, но тут начальник окружного управления заявил, что прекрасно помнит Хесса и знает, что тот далеко не дурак. Может быть, сейчас Хесс в разобранных чувствах и мыслях, но в свое время он был одним из лучших сыщиков, когда-либо служивших в отделе.

– Но, по-моему, ты сказал, что Хесс немножко неправильно выступил в Гааге… Что же, это прямо как бальзам на душу, тем паче что министр юстиции не далее как час назад в утренних новостях завил, что нет никаких причин копаться далее в деле Кристине Хартунг. Тем не менее у нас четыре убийства, и один из погибших к тому же полицейский, так что нам нужны какие-то, хотя бы и предварительные, результаты. И мы бы сами себя выпороли, если б еще раз не проверили как следует какие-то вещи – из-за необходимости спасать свою шкуру и честь мундира.

Нюландер отверг подозрения, сказав, что он вообще никого и ничего не спасает, однако недоверие к его словам словно бы повисло над столом красного дерева в зале заседаний управления. Однако Нюландер быстро соображает, и он сразу же добавил, что в том числе и поэтому сегодня отдаст приказ еще раз, и более основательно, допросить Розу Хартунг. Чтобы выяснить, не располагают ли министр и сотрудники ее министерства сведениями, которые могли бы помочь выйти на след преступника.

Затем Нюландер покинул зал заседаний с высоко поднятой головой, но стараясь ничем не выдать возникшего у него в глубине души тревожного ощущения, что тогда, во время расследования в прошлом году, они допустили ошибку.

Он много раз анализировал ход следствия, но все никак не мог взять в толк, в чем же эта ошибка заключалась. Если, впрочем, они вообще ошиблись. Зато Нюландер прекрасно знал, что может забыть о блестящей карьере – здесь ли, в управлении, в другом ли месте в пределах этого города, – если в самом ближайшем будущем они не добьются весомых результатов.

– Ты должен вернуть меня в группу.

– Янсен, мы об этом уже говорили. В группу ты не вернешься. Езжай домой. Возьми неделю отпуска.

– Домой не поеду. Я хочу помочь ребятам.

– Это исключено. Я ведь знаю, что значил для тебя Рикс.

Тим Янсен не воспользовался предложением Нюландера сесть на дизайнерский офисный стул фирмы «Эймс» и остался на месте, уставив взгляд в окно на дворик с колоннами:

– Что сейчас происходит?

– Люди вкалывают. Я сообщу, когда будут новости.

– Так… Выходит, ни хрена они не нашли, Хесс и эта сучка?

– Янсен, отправляйся домой. У тебя в башке туман. Ступай домой и проспись.

– Это Хесс во всем виноват. Это-то хоть тебе понятно?

– В смерти Рикса никто не виноват, кроме преступника. Фактически я, а не Хесс, дал добро на операцию. Так что если тебе кого и винить, так только меня.

– Рикс в одиночку из дома на вышел бы, если б не Хесс. Хесс на него надавил.

– Не понимаю, о чем ты…

Янсен отвечает не сразу. Сперва просто смотрит в окно.

– Мы три недели почти не спали… Все силы положили – и в конце концов нашли улики и добились признательных показаний… И тут является этот говнюк из Гааги и начинает распространять слухи, будто мы на самом деле облажались. – Янсен говорит медленно, отделяя слова друг от друга, взгляд его устремлен куда-то вдаль.

– Да ерунда все это. Дело ведь раскрыто. Так что ни фига вы не облажались. Усек?

Янсен глядит прямо перед собой, точно находится где-то совсем в другом месте, но тут звонит его мобильник, и он выходит из кабинета, чтобы ответить на вызов. Нюландер провожает его взглядом и ловит себя на внезапной мысли, что больше всего ему сейчас хочется, чтобы Хесс с Тули́н добыли в беседе с министром что-нибудь стоящее.

81

Сотрудники Министерства соцзащиты приносят коробки и ставят их на белый стол в форме эллипса в помещении с высокими потолками.

– Все материалы будут здесь. Если вам понадобится что-то еще, скажите, – услужливым тоном говорит первый замминистра и направляется к двери. – Счастливо поработать.

В освещающих коробки солнечных лучах плавают пылинки, но тут за окнами собираются тучки, и роль солнца берут на себя лампы дизайна Поуля Хеннингсена[31]. Опера вынимают из коробок папки с делами, однако для Хесса они не представляют никакого интереса. Он в состоянии дежавю. Ведь всего лишь несколько дней назад он стоял в другом конференц-зале, в Копенгагенской ратуше, со стопкой других дел, и ему представляется, будто преступник поместил его в подобный кафкианскому мир абсурда с новыми делами, которые теперь придется проверять. И чем больше папок он видит в коробках, тем яснее становится ему, что заняться им следует совсем иным, что надо выйти за рамки предсказуемости; вот только неведомо ему, как это осуществить.