Если бы Джиллиан могла придумать что-нибудь, чтобы помешать Адаму напасть на Вик, она снесла бы его неудовольствие, даже гнев, только чтобы знать, что он будет в безопасности. Бессонная, полная раздумий ночь так и не помогла ей найти путь к этой цели. Адам дал ясно понять, что ставит интересы короля превыше всего, так что даже публичный отказ Джиллиан от сэра Мэттью и его замка ничего бы те дал.
Адам тоже провел бессонную ночь, переваривая слова Джиллиан, раздумывая над тем, что они могли означать и как согласуются с ее поведением с тех пор, как они познакомились, но не пришел ни к какому выводу. Доказательства были слишком противоречивы, и, что еще хуже, Адам не мог больше полагаться на свое понимание. Ему слишком хотелось получить нужный ответ, и он слишком хорошо осознавал это желание, чтобы доверять себе. И в довершение всех беспокойств он страдал от мысли, что, постоянно откладывая рассмотрение вопроса, он может полностью потерять Джиллиан.
Адам вдруг почувствовал, что сходит с ума. Обычно он бывал более чем уверен в своих способностях управлять ситуацией и с радостью загонял себя туда, где, как говорится, сам черт ногу сломит. Сейчас же он растерялся. Что, если сэр Филипп окажется предателем и захватит Джиллиан? Что, если за видимостью похищения Джиллиан на них готовилось нападение? Что, если Джиллиан убедит своих вассалов, чтобы они в критический момент атаки на Вик ушли в сторону? В любом случае, о чем он думал, беря женщину на войну? Даже если все его опасения напрасны, а у Адама оставалось достаточно рассудительности, чтобы признать их не совсем логичными, что делать с Джиллиан, когда они разберутся с Филиппом?
Нет, о том, чтобы оставить ее в Лейт-Хилле, не могло быть и речи. Это было бы открытым приглашением к измене для человека, который мог бы поставить честь на службу своим интересам. Не мог Адам, и отправить ее в Тарринг. Не говоря уже об опасности самого переезда из-за возможного нападения Осберта, был еще сын сэра Ричарда. От внимания Адама также не ускользнуло, какие взгляды бросал на Джиллиан сэр Эдмунд. Ничего оскорбительного в таком восхищенном внимании не было – Джиллиан заслуживала и не таких взглядов, но Адам понимал, что не только он видит ее красоту. Оставить ее надолго наедине с молодым неженатым мужчиной значило бы провоцировать того на преступление иного рода, чем политическая измена.
Адам повернулся на бок и застонал. Она сказала, что любит его. У него не было оснований сомневаться в этом – ни из-за ее взглядов, ни из-за слов, ни из-за поступков, если только ее страсть к нему не имела иных причин, не связанных с любовью. Если она любила его, не имело значения, кто был в замке Тарринг. И все-таки неразумно оставлять Джиллиан лицом к лицу с молодым мужчиной – с любым мужчиной – без чьей-либо еще компании из ее сословия. Если бы была какая-нибудь женщина… Адам резко перевернулся на спину и рассмеялся. Из всех тупиц этого мира он был самым великим. Не более чем в двадцати пяти милях отсюда стоял замок Роузлинд, где каждый мог получить помощь в любви или войне. Он сел на кровати, обхватив колени руками, и продолжил свои размышления.
Когда на следующее утро мужчины спустились кзавтраку, их встретили бледная, безмолвная Джиллиан и раскрасневшийся, сжавший губы Адам, только что отошедшие от окна. Леди, не остановившись у стола, исчезла на лестнице. Адам вышел вперед, глаза его сверкали золотыми и зелеными огнями, так что, будь вассалы чуть трусливее, они немедленно ретировались бы из зала. Трусами они не были, однако усердно занялись едой и питьем, не рискуя обращаться кАдаму. Он отрезал себе сыра, отломил хлеб, а потом опустил взгляд на свои руки, словно не зная, что это они держат.
Сила, с какой Джиллиан принялась возражать, когда он предложил ей остаться под кровом его матери, вызвала в нем самые отвратительные и мучительные подозрения, и он почти уверил себя, что Джиллиан умышленно сбежала с Осбертом. Она просила и умоляла его не отсылать ее, но отказывалась дать какое-либо оправдание, почему она так хочет остаться с ними. Она только повторяла снова и снова, чтобоится, что любит его, что не создаст ему никаких проблем, что никогда больше ни в чем не воспротивится его воле.
Когда Адам спросил, чего же она боится, он не получил никакого ответа, кроме протянувшихся в его сторону губ.
Ему стало страшно от догадки, что она использует свою красоту, свое тело, чтобы подчинить его своей воле. Он пытался отогнать сомнения и убедить Джиллиан, что ей нечего бояться в Роузлинде. Этот замок по мощи почти не уступал лондонскому Тауэру, ни один человек не смог бы добраться до нее в Роузлинде, а его мать, которая была почти столь же сильна, как сам замок, защитила бы ее от всех напастей.