Каштановый омут

Слова могли бы утешить, если бы она не замечала тревоги в глазах самой Джоанны. Это был для нее очередной урок. Джоанна боялась почти так же сильно, как она сама, но это не останавливало ее от выполнения повседневных обязанностей. Джиллиан заставила себя следовать этому примеру. Хотя она всякий раз вздрагивала и оборачивалась, когда какой-нибудь слуга приближался к ней торопливым шагом, она делала все необходимое быстро и аккуратно. Это было одновременно и труднее, и легче, потому что страх, который она ощущала, заметно отличался от того, к которому она привыкла за всю свою прошлую жизнь. Впервые это был в чистом виде страх за другого человека. Раньше, даже когда Джиллиан беспокоилась об Адаме, этот страх смешивался со страхом за себя, потому что с его смертью под угрозой оказывалась ее безопасность, и она могла стать жертвой любого мужчины. Теперь Джиллиан была твердо уверена в своей безопасности, вечной безопасности. Леди Элинор признала ее своей, а люди из Роузлинда всегда берегут то, к чему прикипели сердцем.

Странно, однако, размышляла Джиллиан, старательно вышивая темно-зеленое платье, которое должно было ослепить Адама, но такого рода страх приносил еще больше боли. Куда бы она ни шла, она постоянно тащила в себе свинцовый груз, постоянное томление в груди и в горле, постоянное тошнотворное ощущение в животе. Столь же странной казалась ей ее способность терпеть все это, улыбаться слугам, когда они хорошо работали, обсуждать с видимым увлечением «изюминку» к каждой перемене блюд, осматривать коров и свиней в хлевах и решать, какую из них резать первой, а какая пусть еще пожирует несколько дней. Самой же странной была искренняя радость, испытываемая Джиллиан за Элинор и Джоанну, чьи мужья находились в безопасности и возвращались домой. Казалось бы, это должно было только усилить ее собственное несчастье, но почему-то все происходило наоборот. Только будет ли она испытывать то же чувство, когда Иэн и Джеффри приедут?

Ответ на этот вопрос она получила следующей ночью, через несколько часов после наступления темноты. Часовые на стенах уже собирались забить тревогу, заметив, что к замку приближаются много людей, когда Иэн самолично подъехал ко рву и потребовал впустить его. Замок ожил. Зал засветился факелами; слуги торопливо натягивали верхнюю одежду, если не спали в ней из-за холода; Элинор и Джоанна выбежали в ночных рубашках и с распущенными волосами встречать своих самых дорогих гостей. Джиллиан с облегчением обнаружила, что испытывает радость за них и в то же время какую-то грусть, но никак не зависть. Единственное, в чем она сомневалась, – это что ей делать. Она не хотела вторгаться в страстные объятия и горячие приветствия, но и не желала показаться мрачной или равнодушной.

Второй вопрос разрешился столь же приятно, как и первый. Несколько минут Элинор и Джоанна обнимали и ощупывали своих мужей, чтобы убедиться, что они целы и невредимы, а затем попросили позвать Джиллиан. Служанку отправили бегом привести ее, если она проснулась. Далеко бежать не пришлось – Джиллиан стояла на лестнице, выжидая в нерешительности. Когда ее позвали, она охотно вышла вперед, чтобы оказаться в нежных объятиях Иэна и теплых – Джеффри, который знал о Джиллиан, разумеется, все, что узнали женщины, хотя Элинор не писала, что, как и Джеффри, подозревала Джиллиан в убийстве мужа. Это, считала Элинор, одна из тех вещей, знать о которых мужчинам совершенно не нужно и которая могла создать ложное мнение о характере Джиллиан.

Спустя несколько минут даже мучительный страх за Адама был позабыт. Пока Джеффри расспрашивал Джиллиан о Тарринге, Элинор рассказывала Иэну про Адама. Джеффри, видимо, больше слушал эту историю, чем ответы Джиллиан, поскольку никак не комментировал их, зато сказал:

– Как вы можете считать странным, что Адам не пишет? А когда это он писал?

– Он присылал письма Джиллиан каждые два-три дня с тех пор, как уехал, – многозначительно заявила Элинор.

– По определенным дням? – быстро спросил Иэн.

– Нет, милорд, – ответила Джиллиан, – дни могли меняться.

– А когда вы переслали ему весточку от Иэна? – поинтересовался Джеффри.

– Пять… нет, уже утро, шесть дней назад, – сказала Джиллиан, отчаянно всматриваясь в лицо Иэна.

Иэн не заметил этого. Он посмотрел на Джеффри, губы которого слегка шевелились, считая. Продолжая наблюдать за ним, Иэн сказал:

– Один или даже два дня лишних я объяснить не могу.

– Вы про Адама говорите, – отрезала Элинор, – а не дни считайте.

Джеффри улыбнулся ей и Джиллиан.

– Мы про Адама и говорим, – затем он снова повернулся к Иэну. – Ты судишь по себе, Иэн. Это ты можешь сказать вассалу, которого знаешь двадцать лет: «Разберись в этом замке за меня». Адам не поступит так. Он сам проверит место и людей. Он не слишком хорошо знает вассалов Джиллиан и, кроме того… да что говорить, мне самому трудно довериться мнению моих людей, а не своему собственному.