Каштановый омут

– Я вижу, ты рада видеть меня, не так ли? – оскалился он. – Ты поняла, что значит быть пленницей английского барона. Что ж, ладно, может быть, урок пошел тебе впрок, и теперь ты с большей радостью будешь покорной женой. Мне кажется, ты можешь пригодиться мне, и поэтому, если ты согласишься впредь быть послушной, я не стану тебя наказывать за твое прежнее плохое поведение. Покажи себя признательной и покорной, и я даже прощу тебя… может быть.

Рада видеть его? Эти слова ударили Джиллиан, как пощечина, заставив ее понять, что Осберт прочел на ее лице выражение радости и неправильно истолковал его. Глаза ее закрылись на мгновение, и она едва не лишилась чувств, когда радость сменилась шоком и страхом. Адама не было в аббатстве. Он все еще охотился. Он не узнает, что она в опасности, и не сможет помочь ей, спасти ее. Она снова оказалась в руках Осберта.

«Признательной и покорной…» Эти слова, наконец, проникли в ее затуманившийся страхом разум и, связавшись с первыми, выстроили цепочку мыслей. Джиллиан знала, что случится, если она окажет сопротивление. Ее либо убьют, либо доведут до бессознательного состояния побоями или зельем; а может, просто свяжут по рукам и ногам и сунут в рот тряпку. В любом случае она будет беспомощна. По милости Бога, которому она только что молилась, ей дан шанс спастись. Все, что необходимо, это иметь решимость выглядеть радостной, признательной и покорной. Ненависть закипела в душе Джиллиан, и она на мгновение испугалась, что не сможет поддерживать и дальше впечатление, создавшееся у Осберта. Мысль о божественной помощи укрепила ее дух, и к тому же она поняла, что долго ей притворяться не понадобится. Скоро это станет просто бесполезно. Джиллиан знала, что Осберт будет сдерживаться до тех пор, пока ее сопротивление способно грозить ему неприятностями.

Удалось бы Джиллиан, даже понимая это, заставить себя действовать так, как подсказывал рассудок, проверить не довелось. В тот момент, когда она открыла глаза, надеясь, что ненависть не сверкнет в них, подобно маяку, внимание Осберта отвлек Жан, тихо вошедший в комнату.

– Служанка уже никого не предупредит, – пробормотал он.

Неужели он убил бедную Кэтрин, подумала Джиллиан, и ненависть в ее глазах сменилась испугом. В страхе за служанку она подняла руки – не для того, чтобы вцепиться в руку Пьера, но лишь, чтобы молитвенно сложить их и протянуть в сторону Осберта. Тот задумчиво посмотрел на нее, а затем гадко ухмыльнулся.

– Отпусти ей рот, – тихо сказал он Пьеру, – но держи крепко. Если она только пикнет, я вышибу из нее мозги.

Когда губы ее освободились, Джиллиан едва слышно прошептала:

– Вы ведь не причинили вреда служанке, правда?

– А что? – спросил Осберт.

Сказать, что она испытывает нежность к Кэтрин, значило бы подписать бедной девушке смертный приговор, если она до сих пор не умерла. Рада видеть Осберта. Джиллиан знала: она должна доказать, что рада видеть Осберта. Может быть, ей удастся сыграть на трусости Осберта и одновременно спасти Кэтрин?

– Сэр Адам будет готов разорвать вас на куски, если со служанкой что-нибудь случится, – торопливо прошептала она. – Он очень высоко ценит ее, и приставил ко мне в качестве надзирательницы, чтобы она следила за каждым моим словом и каждым движением моих глаз.

Осберт нервно оглянулся на Жана.

– Нет, – ответил тот, – я только связал ее и сунул кляп. Я думал, мы сможем поиграть с ней. Она немного старовата, но неплохо сохранилась. На безрыбье и рак рыба.

– Оставим ее здесь, – рявкнул Осберт. – Она все равно не сможет рассказать своему хозяину больше того, что расскажут монахи. Мне не нужна лишняя обуза, – затем он перевел взгляд на Джиллиан. – Хорошо, что ты предупредила меня. Теперь спокойно выходим. Слуги монахов не придут сюда до завтрака. К тому времени мы уже будем далеко, а когда вернется этот голосистый Лемань, мы окажемся в безопасности за стенами Льюиса или так близко к замку, что никто не догонит нас. Даже если он выедет раньше, то все равно направится к Непу, который гораздо ближе.