Каштаны на память

— Каштаны на память… Это с дерева на склонах Днепра в Киеве. Когда ты спал у нас дома, я забрался на него и сорвал.

Иван задумчиво поглядел на каштаны и бережно их положил в карман.

— Что же тебе подарить?.. Нет у меня сейчас ничего. А-а! — вдруг спохватился он. — Будем живы, будут у нас дети, сына обязательно назову Андреем.

— А я своего — Иваном! — пообещал Стоколос.

Чувствуя на себе взгляд Максима, Галя вспыхнула, вспоминая прошедшую ночь. Веки ее дрогнули.

— Ну что ты! — тихо шепнул Колотуха.

— Все будет хорошо.

— Точно! — подтвердил появившийся тут же дед Цымбал. — Верить нужно, Галя! Иначе зачем жить?

— Буду верить! Буду!

— Смотрю я на тебя, Галя, смотрю на Максима, на Андрея и Ивана, и хочется мне кое-что сказать, — вмешался в разговор Матвей Кот, приковылявший на костыле.

— Ну так скажите, — попросила девушка.

— Первое мое слово — это спасибо, что вынесли из огня. Какой ворог-супостат может покорить таких, как наша Галя, как Максим, Андрей, Ваня, что сказали так про своих будущих сыновей. Гитлер? Не хватит у него ни силы, ни духа на это. Ты не печалься, Галя! Переберемся на тот берег Днепра. Подлечим раны, как-нибудь дождемся возвращения твоего Максима! С богом, хлопцы! — обратился он к Колотухе и Стоколосу. — Идите и возвращайтесь! Ждем вас!

3

Над лагерем майора Сильченко появились немецкие самолеты. Красноармейцы успели уже окопаться, и поэтому их потери были небольшие.

Вечером колонна пехотинцев и автомашин двинулась из леса на восток. Время от времени к майору Сильченко подходили командиры рот, связные, которые докладывали обстановку. Андрей заметил, что большинство посыльных не оценивали обстановку, а лишь констатировали то, что происходило, и с надеждой взирали на майора, от которого теперь вроде бы зависела жизнь всех двигающихся в колонне.

Около майора Сильченко остановился мотоцикл с коляской, из которой поднялся неповоротливый, полный человек в сапогах с разрезанными голенищами. Андрей от удивления приостановился. По этим голенищам он узнал старшего лейтенанта Пужая, артиллериста, с которым пришлось встретиться на южном рубеже обороны Киева. Тогда пограничники Оленев, Колотуха и Стоколос помогали батарее лейтенанта Зарубы вести прицельный огонь. Андрей сделал вид, что не узнал артиллериста, а Пужаю было не до Стоколоса и Колотухи.

— Немецкие танки! Слышите? — Он кивнул в ту сторону, где с напряжением выли моторы и лязгали гусеницы. — Сейчас пойдут на нас… — И, оглядываясь, добавил: — А на автомашинах можно бы и оторваться…

Это и было то сообщение, с которым он примчался к Сильченко. Сказав это, Пужай вобрал голову в плечи. Сильченко с ответом не спешил. И Пужай посчитал, что майор понял его. Ведь во время выхода из окружения, безусловно, придется раздробиться на отдельные взводы и группы.

— А разве хватит машин для всех? — внезапно спросил Сильченко.

Пужая передернуло от этих слов.

— Вы говорили про себя или меня? Ловко! — повысил голос Сильченко, и его рука легла на кобуру маузера.

— Товарищ майор! — послышался голос еще одного связного. — Танки на левом фланге!

Сильченко приказал связному следовать по маршруту, проявляя осторожность и бдительность. Обернулся, чтобы поговорить с Пужаем, но того и след простыл. Протрещал лишь вдали мотоцикл, за рулем которого сидел водитель.

Пужай пробрался в глубь колонны. Он пригнул плечи, будто опасался, что кто-то треснет его по затылку, как частенько было в детстве.

«Вот и доверься таким людям, как этот майор! — с раздражением думал он. — Хотел же как лучше! Чего только не приходится переживать и выдерживать!»

У каждого своя доля… Вот Пужая она кидает на этой войне, как щепку в море. В первую неделю августа немцы так надавили, что пришлось старшему лейтенанту бросить гаубицы и снаряды, чтобы не опоздать на переправу. Но воздушнодесантники и моряки из днепровской флотилии заставили Пужая и его пушкарей возвратиться на позицию. А где уже та позиция и техника?! Когда не стало снарядов, даже лейтенант Заруба, заядлый служака, покинул свои гаубицы и перешел на сорокапятки, чтобы стрелять по танкам. Пужай этого не хотел. С гаубиц на корпусную артиллерию он бы перешел, а на сорокапятки нет. Пусть из них стреляют те, кому не дорога жизнь. Получалось так, что Пужая в штаб полка взял майор Барабанов. И снова пришлось быть рядом с недругом Зарубой. Тот тянул свои сорокапятки на правом берегу, перешел с ними на левый. А потом куда-то исчез со своими пушками и курсантами.

Вдали все сильнее гремели немецкие танки. Пужай, держась рукой за живот, вдруг побежал к куче соломы, которая высилась вблизи полевой дороги, и задержался там надолго. Никто из колонны его не знал, и он мог сидеть с ремнем на шее хоть до утра.