Грохоча по мостовой железными ободьями, во двор влетела карета, Гвистерну она показалась знакомой, и он отвернулся; не хотелось даже в мыслях возвращаться к тем временам, когда все его надежды на трон рухнули из-за удачливого выскочки — Каспара Фрая.
— Кто такие, от кого идете? — строго спросил в воротах сержант.
— Мы по постирочным делам — прачечные поставщики, — ответил обученный подмастерье, униженно кланяясь. — Мыло, щелок, травные притирочки, вот бумага от казенного поверенного…
Сержант бросил беглый взгляд на печать и сразу потерял к простолюдинам всякий интерес.
— Валяй, постирочники.
Ворота остались позади, потянулась знакомая дорога в город. Принц старался дышать всей грудью, чтобы вспомнить запах жизни, но после возвращения из небытия он почти не чувствовал запахов и не ощущал вкуса пищи.
С тех времен, когда возглавлял тайную канцелярию, принц хорошо помнил все притоны города. Правда, днем он там не появлялся, поэтому сейчас немного поплутал, пока вышел наконец к таверне «Золотая канарейка».
Заведение это пользовалось в Харнлоне дурной славой — здесь скупали краденое. Приличные люди сюда не заходили, основной публикой были удачливые воры, безработные убийцы и игроки.
Оставив подмастерий снаружи, Гвистерн переступил порог и плотно притворил дверь; гул голосов стих, завсегдатаи с любопытством уставились на вошедшего, пытаясь определить, кто это — заказчик или скупщик.
Принц, не смущаясь, направился к столу, где в одиночестве сидел благообразный на вид старик, и устроился напротив.
— Тебе чего надо, прохожий? — спросил тот, недобро глядя на невежу.
— Привет, Вилли, — поздоровался принц.
— Я тебя не знаю.
— Знаешь. — Гвистерн повел рукой, и на мгновение фальшивое лицо исчезло.
Старик отшатнулся, потом перевел дух и пришел в себя.
— Что вам угодно, ваша светлость? — спросил он тихо.
— Ну вот, признал. — Гвистерн вздохнул. — Дело у меня для тебя.
При всем благообразии своей наружности Вилли по прозвищу Седой был самым умелым убийцей Харнлона, да и всего королевства. И хотя сам он уже не брал в руки инструмент, но руководил рынком подобных услуг, за что имел свои комиссионные.
— Кто клиент и сколько платите, ваша светлость? — В слезящихся глазах Вилли блеснул интерес.
— В городе Ливене осталась семья наемника по имени Каспар Фрай. Нужно отправиться туда и убить их всех. Если есть кошки и собаки — убить вместе с людьми. Полагаю, двадцати золотых будет достаточно?
— Двадцать дукатов — хорошие деньги, — Вилли огладил бороду. — Но коли речь идет об этом Фрае, следует надбавить, человек-то он непростой, ливенские воры его ой как боятся.
— Хорошо, вот тебе пятьдесят. — Принц выложил кошель на стол. — Полагаю, тебе не нужно говорить, что заказ должен быть выполнен в любом случае?
— Конечно, ваша светлость, мы промашек не даем.
— Приятно слышать.
Гвистерн поднялся и неспешно направился к выходу. Когда за ним закрылась дверь, к Вилли подскочил один из его подручных по прозвищу Медвежья Башка.
— Кто это был, Седой? — спросил он.
— Призрак, — ответил Вилли.
— Призрак?
Медвежья Башка оглянулся на дверь.
— Нешто призраки вот так в гадюшник захаживают?
— Хватит болтать, — осадил его старик. — У нас есть заказ.
57
Целый день бойцы отряда Каспара Фрая провели в седлах, останавливаясь ненадолго, чтобы набрать из ямок воды или перетянуть седельные ремни. Есть приходилось на ходу, запасы подходили к концу, не в последнюю очередь из-за неуемного аппетита орка.
К вечеру холмистая местность осталась позади, а редкие кустарники превратились в обширные непролазные заросли. В конце концов отряд продрался и сквозь них, но тут на пути поднялась могучая стена.
— Так вот они какие, Синие леса, — произнес Бертран с благоговением. — Теперь понятно, почему их так назвали!
Деревья с чешуйчатыми стволами стояли очень близко друг к другу, их листья были темно-зеленого цвета с серебристым отливом, издали они казались почти синими, отчего лес походил на вздыбившуюся штормовую волну.
Ветра здесь не было, хотя каких-то пятьдесят ярдов к востоку он еще взметал на воздух сухие травинки.
От Синего леса доносились странные звуки, похожие на хриплое пение неведомого расстроенного инструмента. Иногда слышался скрип, как будто где-то открывали дверь на несмазанных петлях, и снова тишина, вкрадчивый шепот и заунывное, срывающееся пение невидимого инструмента.
Между стволами с трудом можно было протиснуться, все заросло блеклыми серыми травами и иссушенными кустами. Кое-где свисали бледные, почти прозрачные лианы. Иногда они вздрагивали, как живые, заставляя вспархивать с нагретых мест стайки желтоватых комаров.
— Что-то не хочется мне туда ехать, ваша милость, — признался Фундинул.
Ни у кого, даже у Углука, не повернулся язык упрекнуть гнома в трусости. От леса веяло холодной и злобной враждебностью ко всему живому, казалось, что из сгустившегося под деревьями мрака кто-то подсматривает.
— Переночуем тут, на опушке, — сказал Каспар, слезая с лошади. — А как рассветет — пойдем в лес. Разводите огонь!