Каспер, кот-путешественник

— Мне очень жаль, — сказала доктор. — Такое всегда сложно сообщать. У вас лейкемия.

Услышав это, я обернулась и посмотрела на стену. С кем она разговаривает? Не с нами же, в самом деле? Да нет, мы здесь, потому что у Криса камни в почках. Ей нужно собраться, думала я, все проверить, убедиться, что у нее верные записи. Лейкемия? Это же рак. У Криса точно не может быть рака, я уверена.

Но за нами никого не было, и она разговаривала с моим мужем. Это был его диагноз, и мы оказались одни во всем мире, как только она произнесла эти слова. В точно такой же ситуации оказывались множество людей, и они наверняка чувствовали себя так же одиноко, как и мы. Вокруг произносят фразы, и нет человека, который хочет, чтобы эти слова относились к нему или к близкому: хронический миелоидоз, онкология, химиотерапия. Все эти слова несут в себе столько смысла. Когда ты слышишь, как их говорят человеку, с которым ты делишь свою жизнь, это подобно взрыву бомбы. Ты мечтаешь, чтобы время можно было повернуть вспять — отмотать на недели или месяцы назад, до того момента, как было произнесено слово «рак».

Я работала в системе медицинского обслуживания многие годы и, думаю, знала бы, как поддержать кого-то другого, но теперь речь шла о Крисе. Он был человеком, который изменил мою жизнь, сделал меня счастливой и позволил мне стать такой, какой я всегда хотела быть. Он был рядом со мной, когда я волновалась из-за собственного здоровья, и всегда был таким хорошим. Возможно, все начинают думать, как несправедлива жизнь, когда такое случается, и, естественно, никто не заслуживает рак, но разве Крис хоть раз причинил кому-нибудь вред? Мы столько всего пережили за все эти годы, что подвергать нас еще и этому казалось актом невыразимой жестокости.

Мы никогда не думали, что у Криса может быть лейкемия. В тот день мы приехали в больницу, чтобы получить подтверждение нашего диагноза — камни в почках. Выяснилось, что когда Крис был у терапевта (всего лишь накануне, но казалось, что с тех пор прошла вечность), размер его печени в три раза превышал норму, — это является первым симптомом такого типа рака. Показатель белых клеток в его крови достиг ста пятидесяти вместо полагающихся пяти. Если бы он не обратился к врачу, он бы скончался в ближайшие полгода. Теперь у него появился шанс выжить, но для этого требовалось приложить серьезные усилия.

Наступил ужасный период. Крису нужно было сделать биопсию костного мозга, получить его образец — а это было очень болезненно, — кроме того, постоянно приходилось сдавать анализы крови. На самом деле ему пришлось сделать пять анализов костного мозга за год. Вначале его организм не реагировал на химиотерапию и уколы, и консультант отправил нас к специалисту в Хаммерсмит, чтобы узнать о существующих вариантах лечения. Они не были оптимистическими, однако этот специалист зародил в моей душе лучик надежды. Существовал курс лечения новым лекарством, которое демонстрировало превосходные результаты во время опытов в США. Тем не менее его не было в списке разрешенных лекарств в нашей стране. Нас отправили домой, снабдив информацией об этом препарате и сообщив, что, по мнению консультанта, это был единственный шанс Криса на спасение. Если нам не удастся получить доступ к этому лекарству, вряд ли можно будет предпринять что-либо другое.

Крис отправился к своему первому консультанту, и тот сообщил, что считает маловероятным, что местные власти выпишут рецепт на заказ этого препарата. Он стоил более 17 тысяч фунтов в год, и в бюджете просто-напросто не было таких денег. Я была вне себя от ярости, но что мы могли поделать?

— Переезжайте в Шотландию, — посоветовал нам доктор. — Там это лекарство раздают как конфетки. Тем временем я отправлю запрос местным властям, посмотрим, что они скажут, но я действительно считаю, что шансов не много. Мне очень жаль.

Когда мы с Крисом отправились домой тем вечером, нам трудно было сохранять оптимизм. Его будущее находилось в руках безликих бюрократов, которые больше беспокоились за свои балансы, чем за человеческую жизнь, которая зависела от их решения. Слова доктора не выходили у меня из головы. Я была не против переезда, я переезжала множество раз до этого, а в этот раз причина была гораздо серьезнее, чем простое нежелание сидеть на одном месте. «Почему бы нам не переехать в Шотландию?» — спросила я у Криса. Ему случалось там работать раньше, и ему там нравилось, а я готова была на все, лишь бы увеличить шансы на выживание. Когда мы начали обсуждать возможность переезда, было уже довольно поздно, и я готова была собраться на следующее же утро, но Крис, как более практичный человек, предложил дождаться решения властей — быть может, им еще удастся всех удивить.

Но они никого не удивили. Они отказали в прошении.