Условия благоприятные. Ветерок слабый, видимость прекрасная, на реке - изредка одинокие льдины. Движение редкое - еще не проснулась Волга от зимней спячки. Очевидно, что, помимо затяжного ремонта барж, судов и буксиров, топливный голод тоже дает себя знать.
Не люблю на мостике громких команд.
Кивнул головой Снежинскому, чтобы отдавал швартовы.
Рукой дал знак рулевому старшине. Подождал, когда нос начал сам отваливаться, и впервые дал ход (малый) левой машине.
Гробовая тишина выдает общее и напряженное любопытство.
Спасибо православным, что настроили столько церквей и колоколен.
По створящимся предметам на берегу (по носу и по траверзу) вижу, что этот замечательный кораблик на сильном течении, при малых оборотах одной наружной машины и руле, положенном на борт, двигается почти боком.
Этот фокус мне уже известен, на «Кобчике» несколько раз приходилось подходить к стенке Шлиссельбурга. Там течение Невы раза в два сильнее.
Быстро оцениваю на глаз, сколько останется за кормой парохода, стоящего у стенки, и сколько до «Расторопного», который должен остаться у меня за кормой.
Пересекаю реку средним ходом и опять прибегаю к фокусу «перемещения лагом», так как течение вдоль берега вполне ощутимо.
И тут в командире происходит перелом:
- На баке!
- Есть на баке! - отвечает Гридин, Он стоит на банкете носовой пушки с бросательным концом, но из любопытства смотрит больше на меня, чем на приближающийся деревянный причал.
- Отставить бросательный!… Подавайте огон швартова прямо на тумбу!
Миноносец, как хорошо дрессированный зверь, плавно прижимается скулой к отбойному палу, а затем - только отклонением пера руля - корма как бы сама собой «приваливается» к стенке.
Инерцию погашают «деликатные» обороты на «задний ход».
Гридин улыбается и, забыв всякие военные приличия, набросив огон на пушку, показывает мне большой палец - на «во!», да еще «с присыпкой».
Комиссар рад больше других:
- Как на катере!… Здорово!
Я тоже рад и не особенно скрываю… Этих опытных моряков не обманешь. Но знают ли они, что у меня вся спина и ладони рук совершенно мокрые?!
Из- за бака «Расторопного» показывается Чириков и, блестя ободками пенсне, подходит к нашему мостику, который почти на уровне с причалом. Совершенно очевидно, что он следил за маневрами новичка, но, чтобы не смущать, делал это тайком.
- Поздравляю! - Улыбается хорошо и открыто.
- Что вы, Сергей Александрович! Никакого ветра или других помех! Это не швартовка, а одно удовольствие.
- Ну-ну! Вы мне, старику, очков не вотрете!
Теперь, спустившись в каюту, после запоздалого комплимента салажонка, остался наедине с самим собой. Надо разобраться.
Все делают вид, что это мой личный успех.
Но ведь это не так.
Быстрая и точная перекладка руля, по команде. Быстрое и точное уменьшение или увеличение оборотов и реверс машин по сигналу телеграфа, что в свою очередь возможно только при поддержании полного давления пара в котлах, независимо от его расхода.
Разве только один командир осуществляет маневр корабля? Разве это одноместный самолет? Да и загогулины самолета зависят от того, как его приготовили механики на земле.
Значит, мне задаваться нечего.
Конечно, командир - главная фигура, и главное зависит от него. Но успех общий. От слаженности в работе всех специалистов зависит этот общий успех.
А разве я обучал их? Тренировал, слаживал? Нет. Это многолетняя служба, война и их сознательность. Все это накапливалось без меня и до меня.
Это работа партии, комиссаров, таких командиров, как Снежинский и Лузгин, и самой жизни - опыта, практики.
Значит, новый командир может гордиться только тем, что не подвел и оказался на высоте. Причем экзамен-то, был легонький, а впереди предстоят гораздо большие испытания.
17 марта (док).
Только ночью, обдумывая пройденный день, понял - откуда такое единодушие и сплоченность команды.
Весь секрет в том, что все коммунисты.
На «Изяславе» до Октября и даже позже, вплоть до «чистки» после так называемого «восстания на минной дивизии» {20}, кроме большевиков, были эсеры, меньшевики и анархиствующие бездельники. Один из эсеровских заправил, кондуктор Земсков, был арестован только после майских событий.
Вот почему споров и митингов было больше чем надо.
На «Кобчике» в 1919 году преобладание коммунистов было уже явное, но все же споры и раздоры мешали сплачиванию и делили команду на два лагеря, да еще с прослойкой из нескольких бузотеров, которые никого и ничего не признавали.
Процесс сплочения команд на платформе РКП(б) проходил быстро и неукоснительно, влияние партии через комиссаров и политотделы (а Смольный чувствовался как-то рядом, под боком) давало быстрые разъяснения на все острые и злободневные вопросы. И как это ни парадоксально, но почти ежедневные налеты англичан, даже во время зимнего ледостава, по-своему помогали поддерживать дисциплину на должном уровне.