Каспий – русское озеро. Великий волжский путь. Большая нефть и большая политика

А. Б. Широкорад Каспий – русское озеро

Глава 1
Откуда взялась Русь?

История Древней Руси неразрывно связана с Волгой и Каспием. Возможно, кому-то это утверждение покажется странным. Ведь Иван Грозный овладел Астраханью лишь в 1556 г., а к началу его царствования русские земли кончались у Васильсурска, в нескольких десятках километров от Нижнего Новгорода, а оттуда до Астрахани по прямой свыше тысячи верст. Какое отношение Древняя Русь имела к Каспию?

Самое прямое. Именно два водных пути – с Балтики в Царьград и с Балтики на Каспий – сыграли решающую роль в формировании Древнерусского государства.

Обратимся к древнейшему летописному источнику – «Повести временных лет». Там говорится, что в лето 6370[1] от сотворения мира пошли кровавые свары у северных славян. «И не было среди них правды, и встал род на род, и была среди них усобица, и стали воевать сами с собой. И сказали себе: „Поищем себе князя, который бы владел нами и судил по праву“. И пошли за море к варягам, к руси. Те варяги назывались русью подобно тому, как другие называются шведы, а иные норманны и англы, а еще иные готладцы, – вот так и эти прозывались. Сказали руси чудь, славяне, кривичи и весь: „Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет. Приходите княжить и владеть нами“. И вызвались трое братьев со своими родами, и взяли с собой всю русь, и пришли к славянам, и сел старший, Рюрик, в Новгороде, а другой, Синеус, – на Белоозере, а третий, Трувор, – в Изборске. И от тех варяг прозвалась Русская земля. Новгородцы же – те люди от варяжского рода, а прежде были славяне. Через два года умерли Синеус и брат его Трувор. И овладел всею властью Рюрик и стал раздавать мужам своим города – тому Полоцк, этому Ростов, другому Белоозеро. Варяги в этих городах – находники, а первые поселенцы в Новгороде – славяне, в Полоцке – кривичи, в Ростове – меря, в Белоозере – весь, в Муроме – мурома, и тем всеми правил Рюрик. И было у него два мужа, не родичи его, но бояре, и отпросились они в Царьград со своим родом. И отправились по Днепру, и когда плыли мимо, то увидели на горе небольшой город. И спросили: „Чей это городок?“ Тамошние же жители ответили: „Были три брата, Кий, Щек и Хорив, которые построили городок этот и сгинули, а мы тут сидим, их потомки, и платим дань хозарам“. Аскольд же и Дир остались в этом городе, собрали много варяг и стали владеть землею полян. Рюрик же тогда княжил в Новгороде».[2]

Вот так описано становление государственности на Руси в «Повести временных лет». Поскольку, кроме летописи, никаких других данных о призвании Рюрика нет, то по сему поводу отечественные историки уже два столетия ведут жестокую войну между собой. Тех, кто поверил летописи, окрестили норманнистами, а историков, считавших, что призвание варягов – вымысел и князь Рюрик – мифологический персонаж, соответственно, стали звать антинорманнистами.

Еще в XVIII веке спор историков получил политическую окраску. Несколько немецких историков, состоявших на русской службе, имели неосторожность намекнуть, что вот-де без европейцев русские не смогли создать своего государства. Против них грудью встали «квасные» патриоты. Мы, мол, сами с усами и вашего Рюрика знать не знаем, а история наша начинается со славянских князей Олега и Игоря. Ряд историков, начиная с В.Н. Татищева, придумали Рюрику деда – славянина Гостомысла, жившего то ли в Новгороде, то ли в славянском Поморье. Исторические споры норманистов и антинорманистов не уместятся даже в самый пухлый том, поэтому я изложу наиболее вероятную версию событий.

Начнем с того, что выясним: а кто такие варяги? У нас принято отождествлять варягов с викингами – скандинавскими разбойниками. В VIII–X веках викинги (норманны) наводили ужас не только на побережье северной Европы, но и на весь средиземноморский бассейн. В IX веке корабли викингов достигли Исландии, а в Х веке – Гренландии и полуострова Лабрадор. Вожди викингов – конунги – захватывали земли в Западной Европе и зачастую оседали там, становились князьями, графами и даже королями.

Немного в ином качестве викинги появлялись в землях восточных славян за несколько десятилетий до явления туда Рюрика. Набеги на земли славян и грабежи, безусловно, имели место, но не были основным видом деятельности викингов. Здесь они чаще всего выступали в роли купцов и наемников.

Флотилии норманнских судов (драккаров) легко передвигались вдоль северного побережья Европы и грабили по пути местное население, а затем через Гибралтарский пролив попадали в Средиземное море. Это был очень длинный, но сравнительно легкий путь. А вот пройти «из варяг в греки» по русским рекам и волокам было гораздо короче, но сделать это с боями было трудно, а скорее всего невозможно. Вот и приходилось норманнам ладить с местным населением, особенно в районах волоков. Для славянского населения волок становился промыслом, и жители окрестных поселений углубляли реки, рыли каналы, специально содержали лошадей для волока и др. Естественно, за это норманнам приходилось платить.

По пути «из варяг в греки» к викингам приставали отряды славян, а затем объединенное славяно-норманнское войско шло в Византию или войной, или наниматься на службу к византийскому императору.

Поэтому славяне и называли викингов варягами. Варяг – это искаженное норманнское слово «Vaeriniar», а норманны позаимствовали это слово от греческого «», означающего «союзники», а точнее – наемные воины-союзники. Замечу, что среди скандинавских племен не было никаких варягов и ни один народ Западной Европы не называл так норманнов. Итак, слово «варяг» отражает специфику славяно-норманнских отношений.

 

Волок скандинавского судна

Разобравшись с варягами, обратимся к личности Рюрика. Ряд историков, включая Б.А. Рыбакова, отождествляют летописного Рюрика с Рёриком Ютландским из семьи мелкого датского конунга, владевшего местечком Дорестад во Фрисландии.

Полное имя Рюрика Herraud-Hrorekr Ludbrandson Srgnjotr Thruvar (Геррауд-Сокол Людбрандович Победоносный Заслуживающий Доверия). Он происходил из скандинавского рода Скьелдунгов.

Теперь остается последний вопрос, а какую это «русь» привел Рюрик? В книге «Викинги», изданной в Москве в 1995 г. огромным для нынешнего времени тиражом – 50 тысяч экземпляров, – говорится: «Славяне называли викингов русами, поэтому территория, где расселились русы, получила название Русь (впоследствии – Россия)».[3] Мягко выражаясь, это буйная фантазия господ Филиппы Уингейт и Энна Миллард, как, впрочем, и иных иностранных и отечественных историков.[4] Дело в том, что в Скандинавии не было не только племени варягов, но и руси. А русью или русами норманнов называли только в Восточной Европе.

Некоторые историки связывают слово «рос» – «рус» с географической и этнической терминологией Поднепровья, Галиции и Волыни, и утверждают, что именно там существовал народ рос или русь. Но, увы, эта версия не соответствует ни летописям, ни фактам. Автор придерживается мнения тех историков, которые полагают, что слово «русь» близко к финскому слову «routsi», что означает «гребцы», или «плаванье на гребных судах». Отсюда следует, что русью первоначально называлось не какое-то племя, а двигающаяся по воде дружина. Кстати, и византиец Симеон Логофет писал, что слово «рус» – «русь» происходит от слова «корабль».

Итак, поначалу славяне и византийцы называли русью дружины норманнов и славян, передвигающиеся на гребных судах. Через несколько десятилетий это слово стало ассоциироваться с дружиной киевского князя, а затем – с его владениями и его подданными.

В IX–XI веках многие десятки отрядов норманнов (варягов) приезжали на Русь, часть из них следовала без остановки по знаменитому пути «из варяг в греки», а часть нанималась на службу к русским князьям. Прослужив какое-то время, часть из них возвращалась в Скандинавию, а многих привлекали полноводные реки, могучие леса, красивые славянские девушки, и они оставались, чтобы вместе с местным населением рубить города и громить врагов. Они-то и стали, не важно в какой пропорции, основой великого народа русского.

Археологические раскопки подтверждают факт основания варягами ряда городов на Руси. Их ставили на пути «из варяг в греки» и на «Великом Волжском пути» (с Балтики до Каспия). Так, в VIII веке варяги основали город Ладогу (в настоящее время – райцентр Старая Ладога). Согласно скандинавским сказаниям, город Aldeigja (Ладога) был основан самим Одином, позже вошедшим в пантеон скандинавских богов. Археологические раскопки доказывают, что уже в середине VIII века на Земляном городище Ладоги проживало норманнское и славянское население. Дендрологический анализ показал, что самые древние деревья из остатков укреплений были срублены в 753 г. В Ладоге найдены семь кладов, содержавшие 467 серебряных арабских монет, а также 30 монет были найдены порознь. В культурных слоях Ладоги, относящихся к 756–760 гг., обнаружены монеты, отчеканенные в Дамаске в 699–700 гг.

 

Следы присутствия варягов найдены и в городе Белоозеро. Речь, понятно, идет о первом городе с этим именем, находившемся недалеко от современного Белозерска, на правом берегу Шексны, рядом с деревней Киснема. Из Белоозера варяги проходили на Волгу и Каспий.

Был и другой путь с Балтики на Волгу – через Новгород. Из Ильмень-озера варяги выходили в реку Мсту, а у Вышнего Волочка волоком тащили суда в реку Тверцу. Тверца же впадает в Волгу у нынешней Твери.

О масштабах походов варягов по Волге свидетельствует большое число арабских монет, найденных в Скандинавии. Всего найдено свыше 85 тысяч (!) арабских монет, датированных 800—1015 гг. Большую часть их нашли в Швеции, в особенности на острове Готланд.

Следы пребывания варягов часто находят на Верхней Волге. Так, клад древних арабских монет (самая ранняя монета датирована 829 г.) был обнаружен в 1879 г. у Богоявленской горы близ Углича. А в ходе раскопок в 90-х годах ХХ века на территории Угличского кремля было найдено захоронение Х века с оружием, амулетами и другими предметами скандинавского происхождения.

У деревни Тимерево недалеко от Ярославля археологи обнаружили большое варяжское поселение площадью свыше пяти гектаров. Поселение это возникло в конце VIII века, а прекратило свое существование в самом начале XI века. Рядом с поселением обнаружено свыше четырехсот курганов. Любопытно, среди раскопанных курганов есть как норманнские, так и славянские захоронения, а также захоронения племен, близких к угро-финнам. В Тимереве найдено несколько кладов с тысячами арабских монет, самая древняя датирована 867 г. К сожалению, большинство монет расхищено.

Кроме Тимерева, норманнские поселения и клады арабских монет обнаружены в районе Михайловки, Петровского (рядом с Ярославлем) и в других районах Верхней Волги.

Много поселений основали варяги и на пути «из варяг в греки». Самым крупным считается так называемое Гнездовское городище. Археологи еще в XIX веке обнаружили большой город у села Гнездово в 12–15 км от современного Смоленска. Гнездовское городище было защищено земляным валом. Рядом расположено свыше двух тысяч курганов с захоронениями в большинстве случаев варяжского типа. Археологи считают, что Гнездовское городище возникло в начале IX века, а с начала Х века жизнь в нем постепенно стала гаснуть. В конце же IX века там проживало 4–5 тысяч жителей, в основном воинов и купцов.

Согласно «Повести временных лет», князь Олег захватил в 882 г. Смоленск. Однако советские археологи так и не смогли найти в Смоленске культурного слоя IX—Х веков.[5] В свою очередь, ни в одной русской летописи не упоминается Гнездовское городище или иной город, расположенный рядом со Смоленском. Это дает основание полагать, что Гнездово и есть древний Смоленск, а в конце Х – начале XI века город был перенесен на другое место. Кстати, перенос города – довольно типичное событие для средневековой Руси. Так, к примеру, на новые места были перенесены Тверь, Белозерск и другие города.

Варяги, осевшие на Руси, как правило, обрусевали уже во втором поколении. Для нового поколения русский язык становился родным, да и имена у них были славянские. Увы, до нас не дошли семейные предания обрусевших варягов. Но мы можем это понять на многих примерах служилых немцев, шотландцев и других иностранцев в Москве в XVI–XVIII веках. Вот, к примеру, при царе Алексее Михайловиче в Москву приехал служить немец Цыклер, а его сын Иван настолько обрусел, что участвовал в бунте против Петра и его немецких порядков, за что и был казнен царем.

Есть народы, склонные к быстрой ассимиляции, и наоборот, известны случаи, когда отдельные племена столетиями упорно не желают ассимилироваться с подавляющим большинством местного населения. Обычно такие случаи кончаются серьезными этническими конфликтами, ответственность за которые сейчас стало модно сваливать с больной головы на здоровую, то есть на коренное население, составляющее абсолютное большинство. Норманны же очень быстро ассимилировались, и не только в славянских землях, но и в Англии, Франции, Италии и др.

Если норманны и превосходили славян в военном искусстве, то в остальном они стояли на более низком уровне развития и быстро перенимали элементы славянской культуры. Норманны в Византии и Западной Европе довольно быстро меняли свою религию на христианство, а в Новгороде и Киеве – на славянских богов. Кстати, пантеоны скандинавских и наших богов были довольно схожи. В договорах с Византией варяжский князь Олег, ближайший сподвижник Рюрика, клянется не скандинавскими богами Одином и Тором, а славянскими Перуном и Велесом.

Невысокий культурный уровень варягов-норманнов и их быстрая ассимиляция дали мощные козыри в руки историкам-антинорманнистам. С последними можно согласиться в том, что варяги практически не оказали никакого влияния на быт, обычаи, культуру, религию и язык славян. Однако в политике и особенно в военной истории славян варяги сыграли весьма существенную роль.

Итак, мы выяснили, что русы – это смешанные дружины варягов и славян. Постепенно варяжский элемент уменьшается и к XII веку практически исчезает, а вот название Русь стало обозначать великое государство на востоке Европы.

Глава 2
Великий Волжский путь

Впервые русы – смешанные отряды славян и варягов – появились на юге Каспийского моря в 880 г. По свидетельству арабского историка Ибн Исфендийара, они напали на город Абаскуна.

Ибн Исфендийар сообщает и еще о двух походах русов на южное побережье Каспия, состоявшихся в начале Х века. Большинство историков датируют их 909–912 гг. «В этом году в море появилось шестнадцать кораблей, принадлежащих русам, и пошли они в Асаскун, как и во время Хасана [ибн] Зайда Алида, когда русы прибыли в Асаскун и вели войну, а Хасан Зайд отправил войско и всех перебил. В это время, когда появилось шестнадцать кораблей русов, они разрушили и разграбили Абаскун и побережье моря в той стороне, многих мусульман убили и ограбили… В следующем году русы прибыли в большом числе, подожгли Сари и округи Пянджах хазара, увели в плен людей и поспешно удалились в море…».[6]

Затем арабский историк и путешественник ал-Мас’уди (? – 956 гг.) писал, что «после 300 г.х. (912/13 г.) около 500 русских кораблей, каждый из которых вмещал по сотне человек, получили разрешение от хазарского правителя на проход из Черного в Каспийское море. Условием прохода было обещание русов передать правителю Хазарии половину добычи, захваченной ими на Каспии. Выйдя в Каспийское море, русы стали совершать жестокие набеги на страны, лежащие вдоль его южного и западного побережий.

«…суда русов рассеялись по морю, и их отряды отправились в Гилян, Дейлем, Табаристан, Абескун на гурганском берегу, в область нефтяных источников и в Азербайджан, потому что главный город Азербайджана отстоит от моря всего на три дня пути. Они проливали кровь, захватывали женщин и детей, грабили имущество, снаряжали отряды для набегов, уничтожали и жгли [дома]… При возвращении из набегов они удалялись на острова, расположенные у нефтяных источников и в нескольких милях оттуда» (Мас’уди. Т. II. С. 20–21; Бартольд. 1963. С. 829).

По словам ал-Мас’уди, действия русов вызвали смятение у прикаспийских народов, дотоле видевших на Каспии одни торговые и рыболовецкие суда. В бассейне Каспия русы оставались «много месяцев», укрываясь на морских островах поблизости от Баку. Хотя на обратном пути русы, как и было обусловлено, послали хазарскому царю половину добычи, они подверглись нападению со стороны проживавших в Хазарии мусульман, которых возмутили грабительские действия русов в исламских областях Прикаспия. К хазарским мусульманам присоединились и проживавшие в Итиле христиане, скорее всего купцы. Правитель Хазарии предупредил русов о готовившемся против них ударе, предотвратить который он якобы не мог. Русы, уцелевшие после битвы с хазарскими мусульманами в низовьях Волги, бежали вверх по реке, но были перебиты буртасами и волжскими булгарами».[7]

Подробный рассказ еще об одном походе русов в Прикаспий, состоявшемся в первой половине 40-х годов Х века, сохранился у историка Ибн Мискавейха (?—1030 гг.). Собрав на Днепре флотилию из примерно пятисот однодревок, русы спустились вдоль берегов Тавриды в Черное море. По Керченскому проливу и Азовскому морю они подошли к устью Дона и поднялись вверх по его течению до нынешней станицы Качалинской. Здесь ближе всего сходились две великие реки – Волга и Дон. Русы волоком перетащили свои суда в Волгу и по ней вышли в Каспийское море. Обогнув Апшеронский полуостров и достигнув устья реки Куры, русы поднялись по ней вверх до Ширванского ханства. Здесь дружины русов овладели богатейшим в то время городом Бердаа (Барда).

Однако вскоре среди русов началась эпидемия какого-то желудочного заболевания, и оставшиеся в живых на ладьях отправились домой.

Следует заметить, что арабские авторы не указывают, как попали русы на Каспий. Надо полагать, они и сами этого не знали. В любом случае суда русов пришли из низовьев Волги. А вот на Волгу можно было попасть как минимум пятью путями.

Первый путь – это подняться по Дону до максимального сближения с Волгой (около 70 км, там, где сейчас прорыт канал Волго-Дон) и переволочь свои суда на Волгу.

Второй путь – подняться по Днепру почти до самых истоков, а там – около 25 км волоком до речки Вазузы, правого притока Волги. А можно было из Вазузы волоком перетащить суда в речку Вязьму, приток Днепра.

Третий путь – селигерский, через малые реки на Западную Двину и озеро Ильмень (через реку Ловать и ее приток Щебериху).

Четвертый путь – из Ладожского озера подняться вверх по реке Сяси, а затем по ее притоку Воложбе, после волоком около 18 км до реки Чагоды, а затем по реке Мологе в Волгу.

Наконец, пятый путь – по реке Свири в Онежское озеро, а затем вверх по реке Вытегре. Волоком перетащить суда около 8 км в реку Ковжу, а дальше через Белое озеро и реку Шексну русы выходили на Волгу.

Следует заметить, что в те далекие годы реки на Руси была куда полноводнее, чем сейчас. К примеру, до 1917 г. пароходы регулярно ходили от Смоленска верст на 200 вверх по Днепру, а сейчас в Смоленске на Днепре и катера-то не плавают. Наконец, осадка речных судов VIII–XV веков редко превышала 1 м.

В 864 г. киевский князь Святослав идет в поход на вятичей на Оку. Весной 865 г. Святослав строит на Оке флотилию ладей и спускается в низовья Волги, по пути разорив город Булгар, находившийся немного ниже впадения Камы в Волгу. В дельте Волги русы захватывают хазарский город Итиль и разрушают его. В ходе этого похода Святослав разгромил Хазарский каганат.

Однако надолго поставить устье Волги под контроль Киева не удалось. В 985 г. сын Святослава князь Владимир предпринимает поход на Волгу, но терпит неудачу.

Однако перерыв в походах русов на Волгу и Каспий не означал прекращения торговли по Великому Волжскому пути.

Из Руси через Волгу и Каспий в Персию и далее в Арабский халифат шли меха, рыба, мед, воск, охотничья птица, кожи, кольчуги, франкские мечи (как сделанные на Рейне мечи Ульфберта, так и их русские аналоги с клеймом «Ковал Людота») и т. д. На Русь и далее на запад шли серебро (монеты и слитки), шелк, стекло, драгоценные камни, различные ювелирные украшения, пряности и другие товары. На Великом Волжском пути от устья Волги до устья Невы найдены десятки больших кладов арабских монет VIII–X веков.

 

В конце Х века на Средней Волге возникло новое государство – Волжская Булгария. Булгарские купцы вели активную торговлю, их суда добирались до Шексны и Невы.

С начала XI века русские князья ведут войны с Булгарией, главной целью которых являлся контроль над Великим Волжским путем. Так, в 1120 г. ростовский князь Юрий Долгорукий ходил с судовой ратью на булгар и вернулся «с честью и большим полоном».

Его сын Андрей Боголюбский вместе с братом Ярославом и сыном Изяславом в 1164 г. с большим войском пошли на булгар. Русы взяли на Каме «славный град Бряхимов» и сожгли еще три города. А «князь болгарский» убежал в «Великий город» (Биляр).

В 1183 г. великий князь Всеволод Большое Гнездо с большим войском пошел на Булгарию. До устья реки Цивили (чуть ниже современного г. Чебоксары) рать шла на судах, а затем пошла вдоль берега. Русские осадили город Биляр. Там был смертельно ранен стрелой юный племянник Всеволода Изяслав Глебович. На десятый день осады великий князь заключил мир с булгарами и отправился восвояси.

Булгары тоже не оставались в долгу. В 1219 г. они взяли город Устюг. Летом 1220 г. великий князь Святослав Всеволодович с большим войском на судах приплыл по Волге в Булгарию и пристал к правому берегу ниже устья Камы. Оставив у судов охрану, русское войско двинулось к булгарскому городу Ошель, защищенному двумя высокими дубовыми стенами, между которыми находился вал. Город был взят штурмом и подожжен. Бежать удалось лишь булгарскому купцу с несколькими дружинниками, остальные были перебиты или взяты в плен. Другой отряд русских в это время опустошал берега Камы.

После этого удачного похода на булгар Юрий Всеволодович решил построить крепость в стратегически важном месте – при впадении Оки в Волгу.

Лаврентьевская летопись, созданная в Нижнем Новгороде в XIV веке, среди известий за 1221 год содержит запись: «Того же лета великий князь Гюрги, сын Всеволожь, заложи град на усть Оки, и нарече имя ему Новъградъ». Так началась история одного из крупнейших поволжских центров – Нижнего Новгорода.

В.Н. Татищев в «Истории Российской», написанной в XVIII веке, к этой записи добавил два противоречивых известия: «заложи град от болгор» и «бе бо ту первее град болгорский».

Булгарские летописи также утверждают, что на этом месте был город Джун-Кала. Трудно сейчас сказать, был ли Джун-Кала целым захвачен князем Юрием, и Нижний Новгород получился расширением и перестройкой его, или булгарский город был разрушен до основания, и на его месте построили новый город. Похоже, что этот вопрос мало интересует отечественных историков. В довольно новой книге В.П. Макарихина «Новгород земли Низовской. Повествование об основателе Нижнего Новгорода великом князе Юрии Всеволодовиче» говорится: «Исследователи-археологи Н.Н. Воронин, И.А. Кирьянов и другие установили, что град-крепость Нижний Новгород был основан на незаселенном месте. Это, естественно, не исключает существования в древности на огромной территории, которую занимает современный город, целого ряда малых поселений как славяно-русских, так и мордовских, а возможно, и булгарских. На крутоярах Дятловых гор имеются следы древних городищ. Одно из них располагалось на Гребешке напротив пойменной Стрелки».[8]

Во взаимоотношениях русских и булгар в XII – начале XIII века есть два интересных момента. Во-первых, русские рати ходят в основном на судах и доплывают по Волге до устья Камы и ниже. Это говорит о хорошо развитом судостроении на северо-востоке Руси.

Во-вторых, обе стороны обвиняли друг друга в нападениях на купцов в мирные периоды взаимоотношений. Булгары обвиняли русских в нападениях на булгарских купцов на Оке и в верховьях Волги, а русские князья – в обидах своих купцов на Средней Волге. Это косвенно показывает нам огромный товарооборот на Волге и ее притоках и важность его для Руси и Булгарии.

Замечу, что письменных сведений об объеме торговли на Великом Волжском пути почти нет, а археологические раскопки в Поволжье и на Каспии практически не велись ни в царское, ни в советское время.

В 30-е годы XIII века и Волжская Булгария, и русские княжества становятся жертвами нашествия монголов. Возникает огромное татаро-монгольское государство – Золотая Орда.

Как царских, так и советских историков больше всего интересовали войны и вассальные взаимоотношения русских князей по отношению к Орде, а сама по себе история этого государства оставалась в тени. Результатом всего этого стало представление населения СССР о Золотой Орде как о государственном образовании диких кочевников.

На самом же деле уже к концу XIII века на территории Золотой Орды были выстроены десятки огромных цветущих городов. Сразу после возвращения из похода в Центральную Европу хан Бату приказал простроить первую золотоордынскую столицу (примерно в 120 км от современной Астрахани). По одной из легенд, Бату-хан, выехав на возвышенный берег реки Ахтубы (рукав Волги) в район нынешнего села Селитряного, сказал: «Я не видел степей шире этих, я не видел лугов красивей этих, я не видел воздуха чище этого. Болды! Здесь будем жить!» Якобы от этого и произошло название реки Балда (рукав Волги). «Болды» – достаточно, хорошо, стоп!

Город получил название Сарай Ал-Махруса, или Сарай-Бату. К началу XV века в Сарай-Бату жило не менее 75 тысяч жителей. Для сравнения: в те же годы население Парижа и Рима не превышало 25–30 тысяч человек. Развалины города сейчас тянутся вдоль левого берега реки Ахтуба более чем на 15 км и занимают площадь свыше 750 гектаров.

На берегах Ахтубы выросли необыкновенной красоты мечети, медресе, бани, крытые базары, ханакки,[9] великолепные дома и дворцы, мавзолеи.

В конце XV века Сарай-Бату был до основания разрушен Тимуром. Это подтверждают и археологи – культурный слой здесь простирается с конца XIII века по XV век. Дальше и внизу, и вверху – пусто.

Царь Федор Иоаннович в 1588 г. издал указ: ломать «мечети и палаты в Золотой Орде и там делати город Астрахань». На руинах Сарай-Бату в начале XVIII века Петр I велел построить селитряный завод. Но уже к середине XVIII века месторождение селитры иссякло, но основанный там поселок и по сей день носит название Селитряный. Впервые раскопки там были начаты Ф.В. Баллодом и П. Рыковым в 10-х годах ХХ века. Профессор Баллод справедливо назвал Селитряное городище «приволжскими Помпеями». После 1922 г. раскопки огромного города были продолжены. Но советские власти по политическим мотивам не выделяли достаточных средств на раскопки, а после знаменитого постановления 1944 г. раскопки вообще были прекращены и возобновились лишь в начале 1980-х годов.

Тем не менее были раскопаны огромные дворцы с системами водопроводов, а также с системой обогрева горячим воздухом, идущим по специальным каналам в стенах и полу.

На расстоянии двух дней пути каравана от Селитряного городища археологи обнаружили остатки большого некрополя – захоронения ханов и ордынской знати. Один из мавзолеев имеет квадратное сечение основания со стороной в 50 м. Есть предположение, что это могила хана Узбека. Но, увы, средства на раскопки этого некрополя да и самого Сарай-Бату отсутствуют.

Недалеко от Сарай-Бату в конце XIII века на правом берегу Волги на высоком бугре (в 12 км выше современной Астрахани) был построен один из крупнейших городов Золотоордынского государства – Ас-Тархан. Он считался одним из самых значительных международных центров торговли того времени. Сюда приезжали купцы из дальних стран. Активно развивались ремесла, работали гончарные, кузнечные, меднолитейные мастерские. Ас-Тархан был также разрушен воинами Тимура.

Хан Берке в конце XIII века выстроил еще одну столицу Золотой Орды – Сарай-Берке (Сарай Джедид). Сейчас развалины этого города называют Царевским (Царевым) городищем, которое находится на левом берегу Ахтубы в 55 км от Волгограда. Точных данных о строительстве Сарай-Берке не сохранилось, поэтому ряд исследователей считают, что перенос столицы из Селитряного в Царево городище состоялся при хане Джаннибеке.

Арабский путешественник и историк Ибн-Баттута, побывавший в Сарай-Берке в 1333 г., так описывает город: «Сарай – один из красивейших городов, достигший чрезвычайной величины, на ровной земле, переполненной людьми, красивыми базарами и широкими улицами. Однажды мы поехали верхом с одним из старейшин его, намереваясь объехать его кругом и узнать объем его. Жили мы в одном конце его и выехали оттуда утром, а доехали до другого конца его только после полудня… и все это сплошной ряд домов, где нет ни пустопорожних мест, ни садов».

Население Сарай Берке в то время составляло около 100 тысяч человек. В городе находились многочисленные дворцовые мастерские. Многие дома были покрыты изразцами, оборудованы водопроводом и системой отопления. Некоторые районы целиком застраивались зданиями из кирпича. В окрестностях города находились окруженные садами дворцы знати. Со всех сторон света сюда съезжались купцы с товарами. Из Руси и Волжской Булгарии везли меха, моржовый клык, кожи, хлеб, шерсть; из Прибалтики – янтарь; из Европы, Египта и Сирии через генуэзские колонии в Крыму и Тавриде – вино, стекло, сукна, оружие и предметы роскоши; с Кавказа – самшит; из Средней Азии и Китая – хлопок, хлопчатобумажные и шелковые ткани, фарфор; из Аравии – пряности и другие заморские товары. Размеры развалин Сарай-Берке были оценены профессором Ф.В. Баллодом в 48 кв. км.

Вообще говоря, выделение Царева городища из сплошной цепи золотоордынских поселений между Волгой и Ахтубой условно, поскольку видимых границ нет. Саратовский краевед А. Леопольдов, который одним из первых в XIX веке увидел эти поселения, писал: «…замечательные развалины каменных зданий. Начинаясь подле селения Безродного, или Верхне-Ахтубинского, они тянутся верст на 70. Развалины сии часты, то редки, то обширны и велики, то малы и незначительны, однако везде выказывают кирпич, глину, известь. Далее от с. Пришибы до деревни Колобощины на 15 верст видны развалины почти сплошные и большею частью огромные». Замечу, что село Пришибы при советской власти стало городом Ленинском.

Царев и окружающие городищи имели «усадебное построение», когда основная часть города состояла из домов-усадеб, стоявших в садах. Первоначально городища стен не имели. Только после 1380 г. археологи начинают осторожно говорить о появлении насыпей («городских стен») вокруг городищ ордынцев.[10]

Кроме двух Сараев и Астрахани, на средневековых картах XIV–XV веков по обоим берегам Волги отмечен еще ряд городов и населенных пунктов, посещавшихся итальянскими купцами. На Каталонской карте 1375 г. севернее Сарая на западном берегу Волги обозначен город Barchimen или Baljman, как он назван на карте Фрао Мауро. В обоих случаях речь идет о городе Бельджимане, указанном арабским географом Абудьфида. Развалины Бельджимана находятся у поселка Дубовки Саратовской области. В ходе раскопок в 1915 г. из его развалин извлекли до 15 тыс. пудов костей, 92 воза кирпича, 100 пудов медного лома, 150 пудов железа и 11 пудов свинца.

Севернее Бельджимана на западном берегу Волги находился город Укек. Сейчас Укек оказался на южной окраине современного Саратова. К настоящему времени часть древнего города, не размытая Волгой, занимает свыше 205 гектаров, а численность населения его оценивается археологами в 9—10 тыс. человек.

Город Укек был построен в 50-х годах XIII века. В 1333–1334 гг. арабский путешественник Ибн Баттута писал об Укеке: «Мы направились к городу Укаку… городу средней величины, но красивой постройки».

Большинство жителей Укека исповедовали ислам, однако археологи нашли множество крестиков, каменных и бронзовых иконок, деталей хоросов (паникадил), что указывает на довольно большую прослойку христианского населения.

Укек, как и другие волжские города Золотой Орды, стал жертвой орд Тимура в 1395 г. Об этом свидетельствуют как письменные источники, так и археологические раскопки. Так, последние монеты, найденные в Укеке, датируются 1395 годом (797 г. по мусульманскому летосчислению). Больше город не восстанавливался.

На карте Фрао Мауро на восточном берегу Волги отмечены следующие населенные пункты, известные итальянским купцам и, очевидно, имевшие торговое значение: Zotrage, Apacha, Samara. На карте братьев Пицигани (1367 г.) и Каталонской карте того времени, кроме Samara, отмечены следующие города: Bulgar, Carnbdom, Sibir, Tora – Тура-Тюмень. Из указанных городов наиболее известен и наиболее изучен город Булгар, разрушенный в 1236 г. Батыем. Он вскоре был восстановлен и до постройки Сарая являлся временной резиденцией ханов Золотой Орды.

Как показывают археологические данные, этот когда-то небольшой по размерам город при монголах сильно вырос и к началу XIV века достиг значительного развития и даже пережил блестящую пору расцвета. К этому времени относится постройка в городе Булгаре прекрасных зданий вроде Черной палаты, Малого минарета, «четырехугольника» и других общественных сооружений. При посещении его Ибн Баттутой в 1333 г. город был крупнейшим торговым центром. Булгарские купцы вели крупную торговлю в Поволжье, Сибири и даже на Крайнем Севере.

О значении города Булгара в системе золотоордынской торговли говорят не только надписи над местными погребениями лиц, прибывших в Булгар из разных стран Востока в XIV веке, но и громадное количество найденных в его развалинах монет из Индии и западных стран, китайских зеркал, керамики из Китая, Херсонеса и др. В большом количестве золотоордынские монеты были найдены не только в развалинах Булгара, но и в соседних с ним районах Поволжья. А.П. Смирнов насчитал 13 больших монетных кладов в ближайших к Булгару районах, в некоторых случаях достигающих 15 тысяч монет.[11]

К концу XIII века достигает расцвета и ряд булгарских городов на реке Каме. Наиболее известен из них город Джукетау (в переводе с татарского «Липовая гора»), расположенный на левом берегу Камы на западной окраине современного города Чистополя. В русских летописях XIII–XIV веков этот город известен как Жукотин, а на западноевропейских картах – как Sacetim.

Джукетау состоял из цитадели (замка) площадью 5,8 гектара и неукрепленной части – Донауровского и Крутогорского селищ. В золотоордынское время площадь «западного посада» достигала 150 гектаров. Судя по раскопкам, Джукетау неоднократно горел в XIII–XIV веках.

Города Золотой Орды были в основном административно-торговыми центрами. В каждом из них функционировали и сотни различных ремесленных мастерских. Однако именно торговля способствовала процветанию приволжских городов.

Ханы Золотой Орды, как, впрочем, и другие монгольские ханы, поощряли торговлю и старались обезопасить водные и караванные пути. Так, итальянец Пеголотти утверждал: «Путь из Таны в Китай вполне безопасен и днем, и ночью; только если купец по дороге туда и обратно умрет, то все его имущество передают государю страны, в которой он умер, и будет взято его чиновниками… но если вместе с ним там окажется его брат или близкий друг, который скажет, что он брат умершего, то ему и будет отдано имущество умершего, и оно, таким образом, будет сохранено».

Новгородские купцы получали особые грамоты от золотоордынских ханов, позволявшие им свободно торговать по всей Орде.

С Волги товары шли или караванным путем в Китай и Среднюю Азию, или на запад – в Крым. Кроме того, в XIV–XV веках периодически использовался волок между Доном и Волгой («сухой путь» составлял около 60 км). Так, сохранились сведения о плавании генуэзского купца Лучиано Тариго (Luchino Tarigo), который в 1374 г. вышел на барке из Кафы (Феодосии), поднялся по Дону к Переволоке и там волоком перетащил барку на Волгу. Затем он спустился до Хаджи-Тархана (Астрахани). Тем же путем купцу удалось вернуться в Кафу.

Об интенсивности товарообмена между Венецией и татарским Крымом свидетельствуют данные о регулярных рейсах венецианских галей (крупных торговых судов) в порты Крыма и в устье Днепра и Дона. Число галей в XIV веке колебалось от двух до двадцати в год.[12]

К сожалению, наших историков и археологов практически не интересовали булгарские и золотоордынские торговые и военные суда, тысячи которых плавали по Волге, Каме и Каспийскому морю. Любопытно, что даже в целом интересной 350-страничной книге «Великий Волжский путь»[13] нет ни слова о булгарских и золотоордынских судах.

До нас дошли лишь случайные упоминания о таких судах. Так, арабские писатели называли грузовые суда булгар, плававшие по Волге, просто «большими».

Исследователь вопроса о русских водных путях и судовом деле в допетровской России профессор Н.П. Загоскин, приведя этот летописный рассказ, делает на основании его вывод о «весьма видной роли», которая «выпала в судьбах русского водоходного дела на долю элемента булгарского и вообще восточномусульманского». «Восточная торговля, – пишет он, – оставила по себе в истории волжского судоходства следы и в некоторых названиях судов, из которых некоторые исчезли вслед за падением мусульманского господства на Волге, другие же пережили это падение, не только сохранившись на Волге, но сделавшись достоянием и других речных бассейнов… К первым принадлежат судовые названия: пабусы, кербати,[14] мишаны и бафьты, ко вторым – каюки и кербати[15] (очевидно, кербасы).

О торговле русских купцов на Волге и Каспии мы можем судить лишь по обрывочным сведениям из русских и татарских документов. Так, известно, что в 1382 г. золотоордынский хан Тохтамыш, замышляя поход на Москву, приказал схватить на Средней Волге всех русских купцов, резонно полагая, что среди них есть и шпионы Дмитрия Донского.

Любопытно и знаменитое «Хождение за три моря» тверского купца Афанасия Никитина, совершенное с 1468 по 1475 г. К сожалению, Афанасий мало уделил места плаванию по Волге и Каспию. Думаю, это связано с тем, что русским купцам эти воды были очень хорошо знакомы и не вызывали особого интереса, по сравнению с той же Индией.

В 1459–1460 гг. от Золотой Орды окончательно отделяется Астраханское ханство. Первым правителем его стал Махмуд (по другим данным Ахмед). Любопытно, что венецианский дипломат Амброджа Контарини, прибывший в Астрахань в апреле 1476 г., писал, что правитель Астрахани отправлял ежегодно своего посла в Москву за поминками (татары считали их данью, а русские – подарками). Конечно, платить дань Астрахани Москве было не резон, а вот выплачивать определенные суммы за охрану своих купцов и товаров, думаю, стоило.

А другой итальянец, Иосафат Барбаро, писал тремя десятками лет ранее: «Ежегодно люди из Москвы плывут на своих судах в Астрахань за солью».[16] Уже тогда из Астрахани вверх по Волге везли черную икру, а взамен сверху поступал столь дефицитный в Астрахани хлеб.

 

Помимо всего прочего, Астрахань в XIV–XVI веках была крупным центром работорговли. Посему туда периодически прибывали княжьи дьяки или частные лица с целью выкупа русских пленных. По данным А. Штылько, в XV веке приходили сверху в Астрахань «за солью и рыбой до 500 судов простых, но разнообразных конструкций: паузки, ладьи, учаны, мишаны, бафты, струги».[17]

Глава 3
Походы ушкуйников

В 1242–1338 гг. русские князья признали власть ордынских ханов, покорно платили дань и по первому окрику смиренно ехали в Орду на расправу. Польский историк XVI века Михалон Литвин писал: «Прежде москвитяне были в таком рабстве у заволжских татар, что князь их наряду с прочим раболепием выходил навстречу любому послу императора и ежегодно приходящему в Московию сборщику налогов за стены города и, взяв его коня под уздцы, пеший отводил всадника ко двору. И посол сидел на княжеском троне, а он сам коленопреклоненно слушал послов».

Православная церковь объявила татар «божьей карой», посланной за грехи русских людей. А можно ли было бороться с божьей карой? Православная церковь молилась и заставляла молиться верующих за здравие «татарского царя».

Классической характеристикой Руси XIV века стали слова историка В.О. Ключевского: «…во всех русских нравах еще до боли живо было впечатление ужаса, произведенного этим всенародным бедствием и постоянно подновлявшегося многократными местными нашествиями татар. Это было одно из тех народных бедствий, которые приносят не только материальное, но и нравственное разорение, надолго повергая народ в мертвенное оцепенение. Люд беспомощно опускал руки, умы теряли всякую бодрость и упругость и безнадежно отдавались своему прискорбному положению, не находя и не ища никакого выхода. Что еще хуже, ужасом отцов, переживших бурю, заражались дети, родившиеся после нее. Мать пугала неспокойного ребенка лихим татарином; услышав это злое слово, взрослые растерянно бросались бежать, сами не зная куда. Внешняя случайная беда грозила превратиться во внутренний хронический недуг; панический ужас одного поколения мог развиться в народную робость, в черту национального характера».

Все вышесказанное Ключевским – правда. Правда и то, что писали о татарском иге в советских учебниках. Но, увы, у нас забыли о русской вольнице, не только не склонившейся перед захватчиками, но и сделавшей татар предметом промысла. Я не шучу. Кто бил соболя, кто – белку, а вот ушкуйники жили тем, что били татар.

Что же это за грозная сила – ушкуйники? Может, народ какой? Да просто мужики новгородские, люди вольные. Слава о новгородской вольнице давно шла по Руси. Былинный герой Василий Буслаев был популярен не меньше богатыря Ильи Муромца.

Как писал академик Б.А. Рыбаков: «Былинный жанр на новгородском Севере стал жить новой жизнью. Из собственных новгородских дел, достойных былинного воспевания, народ отобрал знаменитые походы новгородских ушкуйников. По историческим документам наиболее известны ушкуйные походы 1360–1370 гг., когда новгородские удальцы с боями проходили по всей Волге и доходили самого Сарая, столицы Золотой Орды. Эти походы и отразились в былинах о Ваське Буслаеве, озорном предводителе новгородской вольницы, не верившем „ни в сон, ни в чох“ и пренебрегавшем как реальной опасностью, так и суеверными предсказаниями…

…Вторая былина о поездке атамана Василия Буслаева «на богомолье» отражает волжские походы ушкуйников: новгородцы плывут к Каспийскому морю и высаживаются на острове у высокой горы «Сарочинской» (Сары-Тинской – «Цирицынской»), распугивая «заставу корабельную». В одной из поездок Василий Буслаев погибает на «Сарочинской» горе. Возможно, здесь отразились известные нам события 1375 г., когда новгородцы, пройдя на своих ушкуях по всей Волге и по Нижней Каме, побывав и у Сарая, «избиени быша без милости» близ Каспийского моря на островах волжской дельты».[18]

С Х века новгородская вольница осваивает русский Север. К середине XIV века на севере границы Новгородский республики перевалили за Уральский хребет. По рекам и морям новгородские молодцы двигались на судах – ушкуях, за что и получили прозвище – ушкуйники. Некоторые лингвисты (например, Фанснер «Этимологический словарь русского языка», М. 1973 г.) считают, что слово «ушкуй» произошло от древневепского слова «лодка». Но более вероятно, что суда были названы по имени полярного медведя – ушкуя. Кстати, это название полярного медведя было у поморов еще в XIX веке. Косвенным аргументом в пользу второй версии служит то, что норманны называли свои боевые суда «морскими волками».

Часто ушкуи украшались головами медведей. Так, в новгородской былине в описании корабля Соловья Будимировича сказано: «На том было соколе-корабле два медведя белые заморские».

Впервые об ушкуях упомянуто в шведской хронике Эрика. В 1300 г. шведский флот под командованием маршала Кнутсона вошел в Неву и сжег несколько новгородских ушкуев.

В 1453 г. московский князь Иван Васильевич путешествовал на ушкуях по Волге от Вязовых гор до Нижнего Новгорода. Последнее упоминание об ушкуях содержится в Псковской летописи под 1473 г. В летописях ушкуи считались более крупными судами, чем ладьи.

Обычно ушкуи строились из сосны. Киль ушкуя вытесывался из одного ствола и представлял собой брус, поверх которого накладывалась широкая доска, которая служила основанием для поясов наружной обшивки. Она скреплялась с килем деревянными нагелями, концы которых расклинивались. Штевни были прямыми и устанавливались вертикально или с небольшим уклоном наружу, причем форштевень был выше ахтерштевня. Штевни соединялись с килем клинцами, вырезанными из ствола дерева с отходящей под углом толстой ветвью. С наружной обшивкой и первыми шпангоутами штевни соединялись горизонтальными клинцами, причем верхняя кница одновременно служила опорой для палубного настила, а нижняя размещалась на уровне ватерлинии или чуть выше. Шпангоуты состояли из двух-трех «штук» (деталей) – толстых веток естественной погибы, стесанных по поверхности прилегания к обшивке, со слегка снятой кромкой на противоположной стороне. В средней части судна шпангоуты состояли из трех частей, а в оконечностях – из двух.

Морские ушкуи имели плоскую палубу на носу и корме. Средняя часть судна (около трети длины) оставалась открытой. Грузоподъемность ушкуя составляла 4–4,5 тонны. Речной ушкуй не имел палубы. На внутреннюю обшивку ушкуя опирались 6 или 8 банок для гребцов. Благодаря малой осадке (около 0,5 м) и большого соотношения длины и ширины (5: 1), ушкуй обладал сравнительно большой скоростью. Как морские, так и речные ушкуи несли единственную съемную мачту в центральной части судна. На мачте был один косой или прямой парус. Навесных рулей ушкуи не имели, их заменяли кормовые рулевые весла.

Ушкуи использовались как военные и торговые суда. Но в историю они вошли как военные корабли новгородской вольницы – ушкуйников.

 

Речной ушкуй (Реконструкция А. Широкорада и А. Лютова)

Походы ушкуйников начались где-то в конце XIII века. Первый же их большой поход датируется 1320 годом во время войны Господина Великого Новгорода со шведами. Дружина Луки Варфоломеевича на морских ушкуях прошла Северной Двиной, вышла в Белое море, а затем в Северный Ледовитый океан и разорила область Финмарнен, расположенную от южного берега Варангер-Фьорда до района города Тромсе.

В 1323 г. ушкуйники, пройдя тот же путь, напали на соседнюю с Финмарненом северонорвежскую область Халогаланд. Походы ушкуйников внесли свою лепту в войну, и в 1323 г. шведы заключили с Новгородом компромиссный Ореховецкий мир.

В 1348 г. шведы вновь решили напасть на Новгородскую республику. Король Магнус обманом взял крепость Орешек. В ответ в 1349 г. последовал морской поход ушкуйников на провинцию Халогаланд, в ходе которого был взят сильно укрепленный замок Бьаркей.

Поход короля Магнуса стал последним из «крестовых походов» шведских рыцарей на земли Великого Новгорода. Затем свыше 100 лет на севере Руси не было серьезных военных действий. Ушкуйники же обратили свои взоры на юго-восток, на Золотую Орду.

Можно ли представить, что добрые молодцы-ушкуйники повезли бы свою добычу в виде дани в Орду, наперегонки поползли бы к ханскому трону с доносами друг на друга, как это делали те же нижегородские, московские, рязанские и другие князья.

В жилах новгородцев текла кровь русских и варягов, которым при Олеге и Игоре платил дань Византийский император, а при Святославе покорилась вся Волга и Каспий. И ушкуйники решили впредь не мелочиться с нищими норвежцами, а заставить платить дань… Золотую Орду. Логика проста – раз Орда такая большая – от Днепра до Енисея, да еще и Золотой зовется, значит, у них должны быть деньги, и, видимо, немалые.

Первый крупный поход на татар ушкуйники предприняли в 1360 г. С боями прошли по Волге до Камского устья, а затем взяли штурмом большой татарский город Жукотин (Джукетау близ современного города Чистополя). Захватив несметные богатства, ушкуйники вернулись назад и начали «пропивать зипуны» в Костроме. Но хан Золотой Орды Хидырбек отправил послов к русским князьям с требованием выдачи ушкуйников. Перетрусившие князья (суздальский, нижегородский и ростовский) тайно подошли к Костроме и с помощью части ее жителей захватили ничего не подозревавших ушкуйников. Князья поспешили выдать ушкуйников на расправу хану. Затмил страх перед татарами князьям не только совесть, но и разум. Ведь такие вещи ушкуйники не спускают. Взяли они и сожгли Нижний Новгород, а Кострому – так стали грабить почти каждый раз, как проплывали мимо.

Но эти, так сказать, карательные меры не отвлекали ушкуйников от основной задачи – борьбы с Ордой.

В 1363 г. ушкуйники во главе с воеводами Александром Абакуновичем и Степаном Лепой вышли к реке Оби. Здесь их рать разделилась – одна часть пошла воевать вниз по Оби до самого Ледовитого океана (Студеного моря), а другая пошла гулять по верховьям Оби на стыке границ Золотой Орды, Чагатайского Улуса и Китая. По масштабам их путешествия не уступят и Афанасию Никитину.

Вернувшись с добычей, ушкуйники не угомонились. В 1366 г. они с тем же воеводой Александром Абакуновичем уже оперируют на среднем течении Волги. Опять летит ханская жалоба московскому князю. Димитрий шлет грозную грамоту в Новгород. А новгородские бояре хитры, отвечают, как ведется на Руси, отпиской – «Ходили люди молодые на Волгу без нашего слова, но гостей (купцов) твоих не грабили, били только басурман». По мнению новгородцев, бить басурман было дело житейское, а насчет своей непричастности бояре слукавили. Действительно, основную массу ушкуйников составляла новгородская голытьба и пришельцы с низу (Смоленск, Ярославль, Тверь), но в большинстве случаев ими руководили опытные новгородские воеводы Осип Варфоломеевич, Василий Федорович, тот же Абакунович и др. Оружием и деньгами ушкуйников снабжали богатые новгородские купцы, причем небезвозмездно – вернувшись, ушкуйники щедро делились добычей.

Надо отметить, что ушкуйники имели первоклассное вооружение, и не стоит их представлять толпой крестьян в зипунах с топорами да рогатинами. Это были профессиональные бойцы, умело действовавшие как в пешем, так и в конном строю. Ушкуйники имели панцири, чаще всего кольчуги или байраны (боданы),[19] были и композитные панцири (бахтерец), в которых в кольчужное плетение вплетались стальные пластины. Кстати, ушкуйникам противостояли не воины Чингисхана, не имевшие панцирей, а отборные ханские отряды в тяжелом защитном вооружении. Ушкуйники имели также и традиционный набор наступательного вооружения – копья, мечи, сабли; причем саблям отдавали предпочтение. Из метательного оружия были луки и арбалеты как носимые, так и стационарные (корабельные), стрелявшие тяжелыми стальными стрелами – болтами.

 

С 1360 по 1375 г. ушкуйники совершили восемь больших походов на Среднюю Волгу, не считая малых налетов.

В 1374 г. ушкуйники в третий раз взяли город Болгар (недалеко от Казани), затем пошли вниз и взяли сам Сарай – столицу Золотой Орды.

В 1375 г. новгородцы на семидесяти ушкуях под началом воевод Прокопа и Смолянина явились под Костромой. Московский воевода Александр Плещеев с пятитысячной ратью вышел им навстречу. У Прокопа было всего полторы тысячи ушкуйников, но он их разделил на две части: с одной вступил в бой с московской ратью, а другую отправил тайно в лес в засаду. Удар этой засады в тыл Плещееву решил дело. Москвичи разбежались, а ушкуйники в очередной раз взяли Кострому. Отдохнув пару недель в Костроме, ушкуйники двинулись вниз по Волге. Уже по традиции они нанесли «визит» в города Болгар и Сарай-Берке. Причем правители Болгара, наученные горьким опытом, откупились большой данью, зато ханская столица Сарай-Берке была взята штурмом и разграблена.

Паника охватывала татар при одной вести о приближении ушкуйников. Отсутствие серьезного сопротивления и сказочная добыча вскружили головы ушкуйникам. Они двинулись еще дальше к Каспию. Когда ушкуйники подошли к устью Волги, их встретил хан Салгей (внук хана Джаннибека), правивший Хазтороканью (Хаджи-Тарханом), и немедленно заплатил дань, затребованную Прокопом. Там же, в Хазторокани, ушкуйники продали в рабство пленников, взятых в Сарае. В честь ушкуйников хан устроил грандиозный пир. Захмелевшие ушкуйники совсем потеряли бдительность, и в разгар пира на них бросилась толпа вооруженных татар. Так погибли Прокоп, Смолянин и их дружина, лишь немногие удальцы вернулись на Русь. Это было самое большое поражение ушкуйников. Но подробности этой трагедии скорее подчеркивают силу ушкуйников, чем их слабость. Татары даже не попытались одолеть их в открытом бою, Хазторокань была не первым, а очередным городом, где ханы с поклоном предлагали дань, чтобы только оставили их в покое.

Так как же, скажет читатель, символ веры наших историков – «Куликовская битва переломила хребет Золотой Орде» – неверен? Что ж, выходит, ушкуйники перебили хребет Орде? Увы, реальная история не терпит никаких догм. За два десятилетия ушкуйники убили куда больше татар, чем войско Дмитрия на Куликовом поле. Но в условиях полигамии в Орде за 1380 г. родилось на два порядка больше мальчиков, чем было убито в боях с русскими с 1360 по 1380 год. Так что ни Дмитрий, ни Прокоп физически не могли сломить хребет Золотой Орде.

Другой вопрос об огромной моральной победе русского народа. Переломили наши молодцы о колено страшный «батог Божий». Не Русь, а Орда Руси стала платить дань.

Были ли ушкуйники вместе с князем Дмитрием на реке Непрядве в 1380 г.? Скорее всего нет – не любила вольница московских князей. Но зато каждый ратник в московском войске знал, что идет он не на непобедимую Батыеву или Дюденеву рать, а на войско, не сумевшее дважды за десять лет защитить свою столицу.

Отношение московских князей к ушкуйникам разоблачает миф официальных историков о том, что-де Иван Калита и его потомки действовали в интересах всей Русской земли и мечтали освободить ее от татарского «ига». В этом случае они должны были помогать ушкуйникам хотя бы тайно. Ну а заставит хан бороться с ушкуйниками, так погонялись бы за ними для виду московские воеводы, они и всерьез гонялись, да проку не было. А ведь при надлежащей поддержке ушкуйники могли бы если и не совсем разорить Орду, то, во всяком случае, создать ей такие проблемы, что золотоордынским ханам стало бы совсем не до Руси.

Но разорение Орды в XIV веке стало бы страшным бедствием для… Москвы. Еще ни один историк не попытался хотя бы приблизительно посчитать, сколько фирма «Калита и K°» содрала в виде дани с Руси, сколько выплатила в Орду и сколько прилипло к рукам жадных московских князей. В любом случае суммы огромные. Зачем ломать батог, возвышающий Москву? Я уж не говорю о том, что успехи ушкуйников возвышали Господин Великий Новгород, на который постоянно, начиная с Ивана Даниловича, покушались московские князья.

Не следует забывать, что каждый поход ушкуйников на целую навигацию парализовывал судоходство на Волге и соответственно наносил большой ущерб московским купцам и самому князю. Таким образом, злодеи-ушкуйники били господина Калиту по самому больному месту – по калите.[20]

Москва не столько по окрику из Орды, сколько по своей инициативе начала борьбу не на жизнь, а на смерть с ушкуйниками. Причем сладить с дружинами ушкуйников московским воеводам было не под силу, и они действовали в стиле современных рэкетиров. Устроят ушкуйники погром в Орде, а москвичи схватят во Владимирской Руси какого-нибудь новгородского боярина или богатого купца и требуют выкуп, а то и пойдут в новгородские земли грабить мирных жителей.

Вот, к примеру, в 1386 г. Дмитрий Донской решил наказать Новгород за очередные походы ушкуйников на Волгу и Каму, а заодно пополнить свою казну и пошел на Новгород войной. Большая рать подошла к Новгороду и стала грабить окрестности, «много было убытку новгородцам и монашескому чину, – говорит летописец, – кроме того, великокняжеские ратники много волостей повоевали, у купцов много товару пограбили, много мужчин, женщин и детей отослали в Москву». Дело кончилось тем, что новгородцы выплатили Дмитрию 8 тысяч рублей, только чтобы он оставил их в покое.

Естественно, что такие бандитские меры резко уменьшали, по крайней мере на время, активность ушкуйников.

Новгород погубила близорукость его бояр и богатых купцов – лучше откупиться, пронесло сегодня, и ладно. Не поняли они простой истины, что если волк узнал дорогу в овчарню, то он не успокоится, пока не перетаскает всех ягнят. Чем платить очередные 8 тысяч Дмитрию, не проще ли было нанять германских или французских ландскнехтов, от одной вести о приближении которых Дмитрий поехал бы по делам не в Кострому, как при Тохтамыше, а драпанул бы до Сарая, а то и до Астрахани. Причем 8 тысяч рублей – это был бы аванс ландскнехтам, а остальное они вместе с ушкуйниками получили бы в Москве. Но история, как говорится, не терпит сослагательного наклонения.

Тем не менее, несмотря на шантаж московских князей, ушкуйники продолжали свои походы. В 1392 г. они опять взяли Жукотин и Казань. В 1409 г. воевода Анфал повел 250 ушкуев на Волгу и Каму…

Между тем в начале 70-х годов XIV века опорным пунктом ушкуйников сделался Хлынов[21] – крепость на реке Вятке. Высшая власть в Хлынове принадлежала вечу. В отличие от Новгорода и Пскова хлыновское вече никогда не приглашало к себе служилых князей. Для командования войском вече выбирало атаманов (ватманов). Географическое положение Хлынова облегчало его жителям походы как в Предуралье и за Урал, так и на булгар и Золотую Орду.

«Малочисленный народ Вятки, – писал Карамзин, – управляемый законами демократии, сделался ужасен своими дерзкими разбоями, не щадя и самих единоплеменников, за то что стяжал себе не особенно почетное название – хлынские воры».

Надо ли говорить, что золотоордынские ханы мечтали стереть Хлынов с лица земли. В 1391 г. по приказу хана Тохтамыша царевич Бекбут разорил вятские земли и осадил Хлынов. По уходу татар новгородские ушкуйники вместе с устюжанами напали на принадлежавшие татарам булгарские города Казань и Жукотин и разорили их. Следствием этого стало новое нападение на Хлынов со стороны татар.

Посылаемых на Вятку с ратью московских воевод вятчане старались подкупить добрыми «поминками», давая в то же время крестное целование быть на всей воле московских князей, но это крестное целование им было нипочем – они не раз ему изменяли.

Поскольку московские воеводы не могли покорить Хлынов, то в дело шли замполиты, простите, московские митрополиты, которые слали в Хлынов грозные послания, где пугали вятичей геенной огненной, бесами и прочей нечистью. Но напугать ушкуйников было непросто.

Окончательно покончить с Хлыновом Москве удалось лишь в 1489 г., когда Иван III двинул на Вятку 64-тысячное войско под началом воевод Данилы Щени и Григория Морозова. Были в войске и казанские татары под предводительством князя Урака. 16 августа московская сила появилась под Хлыновом. Сопротивляться было невозможно. Вятчане попробовали прибегнуть к прежнему средству – подкупить воевод и заискать их милость. С этой целью они выслали воеводам хорошие поминки. Воеводы эти поминки приняли, но дали лишь день отсрочки штурма города.

Уже после начала штурма вятичи вступили в переговоры о капитуляции. Это позволило бежать значительной части осажденных. По приказу Ивана III с Хлыновом поступили, как раньше с Новгородом: большая часть жителей была выселена в московские города, а вместо них поселены жители московских городов, а главных «крамольников» казнили.

1 сентября 1489 г. повезли пленное население Хлынова в московские пределы. Великий князь велел их расселить в Боровске, Алексине и Кременце, где им были даны усадьбы и земли, торговых же людей поселили в Дмитрове.

Часть вятчан была поселена даже в подмосковной слободе: нынешнее московское Хлыново свидетельствует об этом поселении.

Так было покончено с последним оплотом ушкуйников. Однако спасшиеся из Хлынова ушкуйники обосновались на Волге в районе современного города Камышина. Как писал в 1915 г. известный историк казачества Е.П. Савельев: «Вот в этих-то местах, согласно памяти народной, выраженной в песне волжско-донской вольницы – „Как пониже-то, братцы, было города Саратова, а повыше-то было города Камышина, протекала Камышинка-река…“ и нужно искать первые становища хлыновцев, бежавших от порабощения московских князей. Торговые караваны давали случай этой вольнице приобретать „зипуны“, а пограничные городки враждебных Москве рязанцев служили местом сбыта добычи, в обмен на которую новгородцы могли получать хлеб и порох.

Иван III, зная предприимчивый характер этой удалой вольницы, поселившейся за пределами его владений, вблизи окраин враждебного ему княжества Рязанского, зорко следил за движениями этой горстки людей, не пожелавших ему подчиниться. Чтобы предупредить сношения рязанцев с этой вольницей, Иван III напоминал своей сестре, вдовствующей рязанской княгине Агриппине, не пускать ратных людей дальше Рясской переволоки, «а ослушается кто и пойдет самодурью на Дон в молодечество, их бы ты, Агриппина, велела казнити»…

При движении на Дон с Днепра черкасов, белогородских и старых азовских казаков новгородцы спустились вниз по этой реке до самого Азова, смешались с другими казацкими общинами и таким образом положили основание «Всевеликому Войску Донскому», с его древним вечевым управлением.

Казаки-новгородцы на Дону – самый предприимчивый, стойкий в своих убеждениях, даже до упрямства, храбрый и домовитый народ. Казаки этого типа высоки на ногах, рослы, с широкой могучей грудью, белым лицом, большим, прямым хрящеватым носом, с круглым и малым подбородком, с круглой головой и высоким лбом. Волосы на голове от темно-русых до черных; на усах и бороде светлее, волнистые. Казаки этого типа идут в гвардию и артиллерию.

Говор современных новгородцев, в особенности коренных древних поселений, во многом сходен с донским, жителей 1-го и 2-го Донских округов. Как те, так и другие звук «щ» не выговаривают, а заменяют его двойным «ш», например, ишшо, ишшобы, пешшаный, пешшинка, што (что), пишша и пишта (пища) и проч. Вместо «жд» всегда почти употребляют: Рожество, Одежа, надежа (надежда), дож и проч. Вместо «к» всегда «х», в словах: хрешшенье, дохтур и др. Также: скусно, свиток и твиток (цветок), сумлеваться, сусел, укунуться, анагдась, глыбоко, быдто, кружовник, ослобонить, некрут, антиллерия, дака (дай-ка), ухи, польга (польза), слухать, верьх и верьхи (верхом), молонья (молния), женьшина, болесть, ужасть, жисть, скупердяй, панафида (панихида), трухмал, лясы точить, ну те к ляду, сиверка, сивер, исть (есть) и др. Новгородцы лучше, чем москвичи, знали древние сказания о начале Руси и ее славных витязях-богатырях. Язык их деловых бумаг, как и старых донских казаков, чище московского и отличается от последнего как чистотой, так и образностью выражений.

Новгородцы также занесли на Дон названия: атаман, стан, ватага, ильмень (общее название большого чистого озера) и др.».[22]

В XIV–XV веках московские летописцы пытались всячески очернить ушкуйников и новгородцев вообще, называли их разбойниками, крамольниками и т. д. А вот потом о деяниях ушкуйников было велено просто забыть. Упоминаний о них нет ни в школьных, ни в университетских учебниках XIX–XX веков. Тот же С.М. Соловьев в своем огромном труде «История России с древнейших времен» отводит ушкуйникам лишь несколько абзацев и без всяких комментариев. Авторы множества романов о временах Дмитрия Донского, как, например, Ю. Лощиц, М. Каратаев, зло и оскорбительно отзываются об ушкуйниках, мол, мешали генеральной и прогрессивной линии товарища Ивана Калиты и его героического внука.

К началу «перестройки» ушкуйники на Руси были забыты окончательно. Но их никогда не забывали татары. Другой вопрос, что при царе и большевиках писать об этом было нельзя. Но вот с 1991 г. практически ни один труд татарских историков не обходится без проклятий по адресу ушкуйников. Татарские художники рисуют полотна, где изображают схватки их предков со злодеями ушкуйниками. Вот, к примеру, монография Альфреда Хасановича Халикова («Монголы, татары, Золотая Орда и Булгария», Академия наук Татарстана, Казань, 1994). Ох как не нравятся автору «разбойные походы новгородских ушкуйников, например, в 1360, 1366, 1369, 1370, 1371 гг.». «1391–1392 гг. – массированный поход новгородцев и устюжан на Вятку, Каму и Волгу, взятие ими Жукотина и Казани».

«Грабительские походы русских ушкуйников начиная с 1359 года постоянно снаряжаемые против Булгарского улуса, привели булгарские земли на грань опустошения и разорения. Так, на надгробии 55-летнего Инука, найденном в Булгаре, хотя и невозможно разобрать, от чьей руки он погиб, но вряд ли вызывает сомнение, что это были ушкуйники. Такие камни характерны и для времен Казанского ханства, там прямо указано, что покойник был убит во время „нашествия русских“».[23]

На реке Каме татарские археологи обнаружили город Кашан, состоявший из двух городищ. Кто его разрушил? Конечно, ушкуйники в 1391 г., как утверждает тот же Халиков.

Из трудов казанских историков можно составить длинный список булгарских городищ, уничтоженных русскими в XIV веке.

Почитаешь казанских историков и видишь, что ушкуйники просто жить не давали миролюбивым труженикам Золотой Орды. Ну что ж, каждый историк волен по-своему оценивать те или иные события. Но почему у наших надутых и важных историков с Воробьевых гор память отшибло в вопросе об ушкуйниках, как, впрочем, и во многом другом?

Глава 4
Взятие Астрахани

В 1552 г. войска Ивана Грозного штурмом взяли Казань – столицу одноименного царства. Защитники города дрались до последнего и были почти все уничтожены. Сейчас делаются попытки представить Ивана IV захватчиком и ненавистником татарского народа. На самом же деле и сам Иван, и его отец, и дед прилагали все усилия, чтобы Московское государство и казанское ханство объединились мирным путем.

Причем подобные планы не являлись фантазиями московских владык. Был даже прецедент – Касимовское ханство. В свое время великий князь московский Василий II дал в удел Городок Мещерский царевичу Касиму, сыну казанского хана Улу-Мухаммеда.

И вот посреди русских земель на реке Оке появились мечети, а сам Городок стал именоваться Касимовом. Замечу, что с тех пор 500 лет русские и татары мирно живут в этом городе.

С 1487 по 1516 г. на казанском престоле сидел хан Мухаммед-Элим, дружественно настроенный к России. Но, увы, он умер, не оставив наследника.

С этого времени начинается борьба за казанское наследство между династией касимовских ханов, поддерживаемых Москвой, и крымскими ханами Гиреями, поддерживаемыми Турцией. В конце XII века Крымское ханство стало вассалом Стамбула, а теперь турки хотели взять под контроль и Казанское ханство. Не будем забывать, что турецкие султаны считали себя не только светскими владыками, но и духовными повелителями всех мусульман мира – «тенью Аллаха на земле».

Над Русью нависла опасность пострашнее батыева нашествия. Последовала целая серия русско-казанских войн: 1521, 1523–1524, 1530, 1536, 1545, 1549 и 1550 годов. Власть в Казани много раз переходила от касимовской династии к Гиреям и обратно. Итогом этих войн стало взятие Казани в 1552 г. и присоединение ханства к России.

Теперь на Волге оставалось лишь Астраханское ханство. Потерпев поражение в Казани, турецкая дипломатия решила взять реванш в Астрахани и сделать ханство вассалом Порты. Это не могло не беспокоить Ивана IV. А кроме того, астраханские власти перестали обеспечивать безопасность купеческих караванов на Нижней Волге.

Так, в сентябре 1552 г. около устья реки Иргиз на купеческий караван, в составе которого было и русское посольство Савстана (видимо, грека), было совершено нападение казаков. Любопытно, что атаманами их были князь Василий Мещерский и путивлец Личюга Хромой. Ну, с беглым мещанином из Путивля все ясно. А вот князья Мещерские служили Москве с начала XIV века. Князь Юрий Мещерский – герой Куликовской битвы. Четыре князя Мещерских на 1552 г. служили воеводами в Вятке, Дедилове, Михайлове и Мещере. Мне самому очень интересно узнать, как князь Василий стал атаманом разбойников, но, увы, найти что-либо не удалось.

В октябре 1553 г. к Ивану Грозному прибыли послы от ногайцев, от мурзы Измаила и других мурз с челобитьем, «чтобы царь пожаловал их, оборонил от астраханского хана Ямгурчея, послал бы рать свою него… а Измаил и другие мурзы будут исполнять государеву волю».

Весной 1554 г., как сошел лед, 30-тысячное русское войско под начальством князя Юрия Ивановича Пронского-Шемякина поплыло по Волге под Астрахань. Туда же отправились вятские служилые люди под начальством князя Александра Вяземского.

У Черного острова, вблизи нынешнего Волгограда, князь Вяземский встретился с головным отрядом астраханцев. Татары были быстро разбиты. Пленные показали, что основные силы Ямгурчея стоят в пяти верстах ниже Астрахани. Князь Пронский на судах быстро двинулся на Астрахань, а Вяземскому приказал атаковать войско Ямгурчея. Но татары не стали оборонять город и бежали. Пронский вступил в пустой город, Вяземский также не нашел никого в татарском стане. Сам Ямгурчей ускакал с небольшим отрядом в Азов. Своих жен и детей хан отправил на судах вниз к Каспию. Однако русские гребные суда перехватили царский караван и захватили многочисленное ханское семейство.

В своем обозе русские воеводы привезли татарам и нового хана – Дербыш-Алея. Ранее Дербыш-Алей самостоятельно правил Астраханью, но затем был свергнут и бежал на Русь, где несколько лет безбедно прожил в Звенигороде.

Воеводы наловили по окрестностям около трех тысяч прятавшихся там астраханцев (считались только мужчины), привели их в Астрахань и велели быть подданными Дербыш-Алея. Всем окрестным татарам под страхом смерти приказали выдать русских рабов. Так было освобождено несколько тысяч русских людей.

Князь Пронский обязал нового хана давать московскому государю каждый год по 40 тысяч алтын да по 3 тысячи рыб; «рыболовам русским царским ловить рыбу в Волге от Казани до Астрахани и до самого моря безданно и безъявочно, астраханским же рыболовам ловить с ними вместе безобидно». Если умрет царь Дербыш-Алей, то астраханцы не должны тогда искать себе другого царя, а должны бить челом государю и его детям. Кого им государь на Астрахань пожалует, тот и будет им люб. По утверждении этих условий шертной грамотой воеводы отправились в Москву. Всех астраханских пленников отпустили, взяли с собой только ханских жен с детьми и освобожденных русских невольников.

 

Занятие русскими Астрахани происходило на фоне междоусобиц в соседних ногайских Ордах, где мурза Измаил воевал со своим братом Юсуфом и племянниками. Вскоре Измаил убил брата Юсуфа и начал подкапываться под астраханского хана Дербыша. Измаил отправил несколько посланий Ивану IV, где просил его ввести непосредственное царское правление в Астрахани и убрать оттуда нелюбимого Дербыша.

Доносы Измаила вскоре подтвердились: весной 1556 г. Дербыш соединился с отрядом крымских татар и выбил небольшой русский отряд Мансурова из Астрахани. Мансуров отступил к Переволоке. Из 500 человек у него осталось 308. Иван IV срочно послал по Волге Мансурову 50 казаков, и 500 конных казаков пришли с Дона под командой Ляпуна Филимоновича. Казаки Ляпуна двинулись к Астрахани, Дербыш и компания бежали в Азов к туркам, а русские во второй раз мирно вошли в Астрахань.

Ногайцы после очередной усобицы помирились без участия русских. Сыновья Юсуфа помирились с дядей Измаилом, убийцей их отца, и заявили о принятии русского подданства. Так устье Волги окончательно закрепилось за Московским государством.

Первоначально в Стамбуле не придали особого значения присоединению Астрахани к Москве. У султана Сулеймана II хватало забот и в других частях своей обширной империи, и он понадеялся, что крымские татары и ногайцы вытеснят русских из низовий Волги. Лишь в сентябре 1563 г. султан Сулейман II послал гауша (чиновника высокого ранга) к крымскому хану с приказом готовиться в 1564 г. к походу на Астрахань. Намерение султана очень напугало… хана Девлет-Гирея. Крымские ханы меньше всего хотели военного присутствия Турции на Дону и Волге, что неизбежно сделало бы их из полунезависимых правителей бесправными подданными султана. Занятие же отдаленной Астрахани русскими не представляло, по мнению Гиреев, непосредственной угрозы Крыму. Кстати, в этом они были недалеки от истины. Действительно, Астрахань никогда не использовалась как база для похода в Крым.

В Стамбул из Крыма полетели отписки: этим летом к Астрахани идти нельзя, потому что безводных мест много, а зимой к Астрахани идти – турки стужи не поднимут, к тому же в Крыму голод большой, запасами подняться нельзя.

На следующий год Девлет-Гирей постарался вовсе отклонить султана от похода на Астрахань. «У меня, – писал он, – верная весть, что московский государь послал в Астрахань 60 000 войска; если Астрахани не возьмем, то бесчестие будет тебе, а не мне; а захочешь с московским воевать, то вели своим людям идти вместе со мною на московские украйны: если которых городов и не возьмем, то по крайней мере землю повоюем и досаду учиним».

Параллельно Девлет-Гирей бомбардировал посланиями царя Ивана, в которых он подробно рассказывал о намерениях султана и усиленно шантажировал царя. Хан предлагал отдать ему Казань и Астрахань, мотивируя тем, что иначе их заберут турки. Вряд ли хан всерьез надеялся получить их, во всяком случае, с царя можно было содрать огромные поминки (то есть единовременную дань). О Казани и Астрахани царь Иван резонно ответил: «Когда то ведется, чтоб, взявши города, опять отдавать их».[24]

Весной 1569 г. в Кафу (Феодосию) морем прибыло 17-тысячное турецкое войско. Султан отдал приказ кафинскому паше Касиму возглавить войско, идти к Переволоке, каналом соединить Дон с Волгой, а затем взять Астрахань. Вместе с турками в поход двинулся и хан Девлет-Гирей с 50 тысячами всадников. Турецкие суда, везшие тяжелые пушки, плыли по Дону от Азова до Переволоки.

На одном из судов в числе других пленных, служивших гребцами, находился Семен Мальцев, отправленный из Москвы послом к ногайцам и захваченный турками у Азова. «Каких бед и скорбей ни потерпел я от Кафы до Переволоки! – писал Мальцев. – Жизнь свою на каторге мучил, я государское имя возносил выше великого царя Константина. Шли каторги (суда) до Переволоки пять недель, шли турки с великим страхом и живот свой отчаяли; которые были янычары из христиан, греки и волохи дивились, что государевых людей и козаков на Дону не было; если бы такими реками турки ходили по Фряжской и Венгерской земле, то все были бы побиты, хотя бы козаков было 2000, и они бы нас руками побрали: такие на Дону крепости (природные укрепления, удобные для засад) и мели».[25]

В первой половине августа турки достигли Переволоки и начали рыть канал. Естественно, прорыть его за 2–3 месяца было нереально. В конце концов, паша Касим отдал приказ тащить суда волоком. При этом Девлет-Гирей и его татары вели пораженческую пропаганду среди турок, стращали их суровой зимой и бескормицей, что в общем-то было вполне справедливо. Но тут турок выручили астраханские татары, пригнавшие по Волге необходимое число гребных судов. Используя их, Касим в первой половине сентября подошел к Астрахани, но штурмовать ее не решился. Вместо этого он остановился ниже Астрахани на старом городище, решив там построить крепость и зимовать.

Но 50-тысячная татарская орда не могла зимовать в Астрахани. Крымские татары никогда не вели длительных осад. Вспомним Шамиля Басаева – «набег – отход, набег – отход». Поэтому Касим был вынужден отпустить татар на зимовку в Крым. Но тут взбунтовались янычары. Мальцев писал: «Пришли турки на пашу с великою бранью, кричали: нам зимовать здесь нельзя, помереть нам с голоду, государь наш всякий запас дал нам на три года. А ты нам из Азова велел взять только на сорок дней корму, астраханским же людям нас прокормить нельзя; янычары все отказали: все с царем крымским прочь идем».[26]

Одновременно из Астрахани русские через пленного подбросили Касиму дезинформацию. Мол, вниз по Волге на помощь Астрахани идет князь Петр Серебряный с 30 тысячами судовой рати, а полем государь под Астрахань отпустил князя Ивана Бельского со 100 тысячами войска. К ним собираются примкнуть ногайцы, а персидский шах, давний враг султана, воспринял поход турок к Астрахани как попытку создания базы для операций против Персии и шлет к Астрахани свои войска. Как видим, «дэза» была весьма убедительна и правдоподобна. Нервы у Касима сдали, и 20 сентября турки зажгли свою деревянную крепость и побежали от Астрахани. В 60 верстах выше Астрахани Касиму встретился гонец от султана Селима II, который требовал, чтобы Касим зимовал под Астраханью, а весной туда прибудет сильное турецкое войско. Увы, остановить бегущее войско грамотой султана не удалось. Мало того, хитрый Девлет-Гирей повел турок в Азов не прежней дорогой вверх по Волге, а там не через Переволоку на Дон и вниз по реке, а через пустынные степи, так называемой Кабардинской дорогой. Из-за отсутствия воды и пищи погибло много турок. Многие говорили, что новый султан Селим несчастлив, раз так неудачно закончился первый поход его войска.

В 1570 г. Иван Грозный направил дьяка Новосильцева в Стамбул под предлогом поздравления Селима II с восшествием на престол. Дьяк изложил султану русскую версию покорения Казани и Астрахани: «Государь наш за такие их неправды ходил на них ратью, и за их неправды бог над ними так и учинил. А которые казанские люди государю нашему правдою служат, те и теперь в государском жалованьи по своим местам живут, а от веры государь их не отводит, мольбищ их не рушит: вот теперь государь наш посадил в Касимове городке царевича Саип-Булата, мизгити (мечети) и кишени (кладбища) велел устроить, как ведется в бусурманском законе, и ни в чем у него воли государь наш не отнял: а если б государь наш бусурманский закон разорял, то не велел бы Саип-Булат среди своей земли в бусурманском законе устраивать».[27]

Солидную взятку – «жалованье» – русские послы отвалили султанову фавориту Махмету-паше. Русским дипломатам не удалось добиться признания захвата Астрахани и заключения мира, но от намерения посылать турецкие войска как против Астрахани, так и против России вообще, Селим отказался.

Глава 5
«На Волге быть – ворами слыть»

В 1558 г. первый астраханский воевода И. Черемисинов перенес Астрахань на противоположный берег Волги. В 12 км ниже по течению он выбрал место, называемое Заячий, или Долгий, бугор, и решил тут строить крепость. Волга, ее приток Кутум, заболоченные протоки и соляное озеро надежно защищали новый город. В том же году на новом месте была построена крепость с земляными валами и деревянными стенами и башнями.

Москва придавала очень важное значение Астрахани, и в 1582 г. царь Федор Иоаннович повелел построить там каменную крепость с восемью башнями. Через 7 лет, в 1589 г., был построен кремль, но окончательные работы завершились лишь в 1619 г. Строилась крепость из кирпича и извести из развалин золотоордынской столицы Сарай-Бату (Селитренное городище), а также из производившихся на месте строительных материалов.

С приходом русских в районе Астрахани резко увеличилась добыча соли и рыбы. В этом деле большие льготы давались монастырям. Так, например, по жалованной грамоте Свияжскому Богородицкому монастырю от 25 мая 1584 г. монахам дозволялось иметь на Волге судно и ежегодно нагружать его в Астрахани десятью тысячами пудов соли или рыбы. Видимо, объем вывоза этих продуктов из города другими монастырями – казанским Зилантовым (Илантовым), суздальским Спасо-Евфимиевым, Троице-Сергиевым и другими – был не меньшим.

Морская торговля Астрахани с Персией и другими странами Каспийского бассейна продолжалась. Бусы, принадлежавшие русским и татарским купцам, ежегодно уходили из Астрахани на юг.

Каждый год в мае из Нижнего Новгорода в Астрахань выходил так называемый «весенний караван». В его составе были купцы, ехавшие в Астрахань и Персию, а также «государевы люди» и их семьи, отправлявшиеся на места новой службы. Часто к каравану присоединялись посольства, как русские, так и зарубежные. Караван шел под охраной стругов со стрельцами и пушками.

Суда шли большей частью самосплавом, но иногда употреблялись «гребки» (весла), а при попутном ветре ставились паруса. Для управления пользовались рулем. В наиболее же опасных местах, грозивших увлечь суда в быстрины или водовороты либо посадить их на мель (особенно на крутых поворотах), применяли рысковый якорь, который вывозился к берегу на длинном канате и сдерживал судно на нужной линии движения.

Путь из Нижнего Новгорода до Астрахани обыкновенно длился 30 дней, но случались и задержки еще на неделю или на две.

Подход каравана к Астрахани возвещался двумя пушечными выстрелами с командного судна. Заслышав выстрелы, толпы горожан высыпали на берег полюбоваться на красивое зрелище пристающего огромного каравана, на многих судах которого тотчас же открывалась торговля или начиналась выгрузка товаров на берег.

В конце июля из Астрахани отправлялся обратный караван, называемый «низовым», или «осенним», также в сопровождении стругов со стрельцами. Вверх по Волге суда шли на веслах и парусах, а в опасных местах или при очень быстром течении – и бечевой тягой, проходя за день в среднем не более 15–17 верст. Там, где нельзя было использовать бечевую тягу, практиковали тягу завозом якорей или «подачами», нанимая для этого артели рабочих, доходившие в середине XVII века до 100 и более человек. В этом случае караван проходил за день примерно 3 версты. В результате караван приходил в Нижний Новгород поздней осенью и обычно оставался там на зиму, а товары развозились по местам назначения на санях.

С разрешения русского правительства торговлей на Волге и Каспии решили заняться и англичане. В 1558 г. англичанин Дженкинсон купил в Астрахани бус, погрузил на него свои товары и отправился к полуострову Мангышлак. Там он перегрузил товары на верблюдов и добрался до Бухары. В следующем году он возвратился, а в 1562 г. приехал опять и на этот раз торговал в Персии. После этого англичане ходили через Каспийское море в 1564, 1565, 1568 и 1569 гг., пытаясь пробиться в Индию, но безуспешно.

 

В мае 1572 г. отряд из 150 казаков напал на английский корабль, который возвращался из Персии и стоял на якоре близ устья Волги. Англичане, по их словам, убили и ранили почти треть казаков, но в конце концов сдались. Товары были разграблены, а капитана и команду казаки отпустили в Астрахань. Отправленные в погоню стрельцы на стругах изловили этих казаков и перебили их.

С начала XVII века по Каспию постоянно рыскали пиратские флотилии волжских и донских казаков. В значительной степени это связано со смутой в Русском государстве – Москве было не до Каспия.

Так, в 1621 г. у персидских берегов действовали независимо друг от друга две флотилии: атамана Богдана Чернушкина и атамана Тренка Уса.

В 1622 г. русские послы Иван Кондарёв и дьяк Бормосов проездом в Константинополь оказались на Дону. Послы доносили в Москву, что в казачьих городках они видели «волжских воров»: «…атамана Богдана Чернушкина с товарищами человек с 50, ходят в рубашках тафтяных, в кафтанах бархатных и камчатых, а были они на море и громили персидские суда».[28]

В 1627 г. под нажимом царского правительства Войсковой круг донских казаков постановил: «Впредь и навсегда, чтобы никто с Дону не ходил для воровства на Волгу, а ежели кто объявится на Дону, тому быть казненным смертью».[29]

Добавлю, что под «воровством» имелось в виду пиратство на Волге и Каспии. Именно с того времени пошла казацкая поговорка: «На Волге быть – ворами слыть».

В 1631 г. тысяча донских и запорожских казаков встретились в устье Волги с тысячей яицких казаков[30] и отправились на Каспий «добывать зипуны».

В 1633–1634 гг. «русские флибустьеры» разоряли районы Баку, Дербента и всей Гилянской провинции. После окончания успешного похода казаки вернулись на Дон и Яик.

В 1636 г. пятьсот донцов с атаманом Иваном Поленовым учинили нападение на крупный персидский порт Ферахабад, разгромили и сожгли его. На обратном пути Поленов встретил струги другого донского атамана – Ивана Самары. Оба отряда объединились и напали на караван русских купцов, который шел с товарами в Ферахабад. «В утешение» ограбленным купцам казаки говорили, что, мол, там уже некому товары ваши покупать. В дельте Волги атаманы разгромили еще один купеческий караван.

Тут невольно возникает вопрос: а почему астраханские воеводы пропускали воровских казаков на Каспий? Надо полагать, донские и волжские казаки отлично знали все протоки дельты Волги, что позволяло им миновать Астраханскую крепость. Тем не менее главной причиной была алчность воевод. Не зря в народной песне поется о том, как воевода вымогал у Стеньки Разина дорогую шубу: «Возьми себе шубу, чтоб не было шума». Вот так, без лишнего шума, и ходили в оба конца наши «флибустьеры».

Естественно, что жалобы персидских купцов и послов астраханские воеводы пропускали мимо ушей. Посему в 1641 г. персидский посол подал царю Михаилу грамоту от шаха Сефи, где говорилось: «С вашей государевой стороны всякие набродные, худые люди безыменные, беглые, собравшись, приходят на гилянские и на мазандеранские места, воюют, людей бьют, грабят, в полон берут, то же делают и над торговыми людьми, которые ходят по морю».[31] Шах призывал царя совместно извести казаков.

Бояре отвечали послу, что «давно отправлен царский указ воеводам – посылать на казаков ратных людей, побивать их, а взятых в плен казнить; пусть и шах в своей земле этих воров велит ловить и побивать, великий государь за них стоять не будет».[32]

А разбои казаков на Каспии по-прежнему продолжались. В 1647 г. флотилия казачьих стругов вошла в устье реки Куры и поднялась вверх на несколько десятков верст. Естественно, что все селения на обоих берегах были разграблены.

В 1649 г. персы опять пожаловались в Москву. На сей раз новый царь Алексей Михайлович возмутился и послал большую судовую рать на Каспий. Лет на пятнадцать на море стало тихо, и купцы начали постепенно забывать о разбоях.

В 1664 г. персидский шах Аббас II издал указ об освобождении от всех пошлин и поборов русских купцов, приезжавших в Персию, а также о предоставлении им ряда льгот. В свою очередь шах обратился к царю Алексею Михайловичу с просьбой о дозволении Армянской компании, состоявшей из персидских подданных, вести торг и осуществлять транзит шелка и других товаров на территории России. Армяне должны были платить большую пошлину царю, но зато русские должны были гарантировать безопасность людей и товаров. 31 мая 1667 г. царь Алексей Михайлович удовлетворил просьбу шаха и пожаловал Армянской компании соответствующую грамоту.

«Гладко было на бумаге, да забыли про овраги». В 1667 г. около двух тысяч донских казаков во главе с выборным атаманом Степаном Тимофеевичем Разиным явились на Волге вблизи Царицына и построили на берегу укрепленный городок. Для начала Стенька ограбил большой караван судов в Астрахани. Царские стрельцы, сопровождавшие караван, сдались без боя. Колодники, которых везли в ссылку в Астрахань, а также несколько десятков гребцов присоединились к казакам. Торговых же людей казаки после пыток перевешали или утопили.

Так началась карьера славного атамана. Разинцам через протоку Бузан удалось обойти Астрахань и прорваться в Каспий.

Вскоре казацкие струги дошли до устья реки Яик (Урал). Поднявшись до Яицкого городка (с 1775 г. город Уральск), Разин обманом захватил крепость и перебил стрелецкий гарнизон. Атаман решил сделать Яицкий городок своей операционной базой. Оттуда казаки выходили грабить рыбные промыслы русских купцов в дельте Волги, периодически нападали на соседей калмыков.

С берегов Яика Разин рассылает «прелестные» письма к казакам на Дон и в Малороссию. Гетман Дорошенко ласково принял посланцев Стеньки, но начинать войну с Москвой не пожелал. Не хотели ссориться с Алексеем Михайловичем и зажиточные казаки на Дону. Лишь 800 человек голытьбы во главе с атаманом Сережей Кривым явились в Яицкий городок.

Но дальше оставаться в городке Разину становилось опасно. Калмыки объединились и начали бить разбойников казаков, а главное, рано или поздно следовало ждать прихода большого государева войска.

И вот весной 1668 г. казаки покидают Яицкий городок, спускаются по Яику, а дальше морем идут на юг. Разинцы страшно разорили персидское побережье от Дербента до Баку. Советские историки из кожи вон лезли, доказывая, что Стенька в Персии строго соблюдал классовый подход – грабил только богатых, а бедных, наоборот, защищал. Вот как описывает деяния Разина советский писатель А.Н. Сахаров: «Грозой шли казаки по взморью, врывались в селения, рассыпались с гиканьем и свистом по домам, рубили саблями, били кистенями шаховых солдат, тащили из домов персиянок за длинные черные волосы, хватали ковры, оружие, посуду, ткани, подталкивали пиками к стругам пленных мужчин, на ходу обряжались в дорогие халаты, увешивали шею золотыми и жемчужными ожерельями, напяливали на загрубевшие, негнувшиеся от долгой гребли пальцы дорогие перстни.

Бедноту Разин строго-настрого наказал не трогать, не грабить и в ясырь не волочь: к бедным избам, к земляным лачугам не подходить, зато богатых купчин, шаховых приказных людей, местных князей, домовитых крестьян шарпай сколько хочешь. А когда грабили казаки невзначай или с умыслом здешних «голых» людей – зверел атаман, кидался с чеканом на обидчика, кричал: «Мы не разбойники и не воры! Мы честные казаки! Зачем же ты, б…й сын, мараешь доброе казацкое имя? Мало тебе купцов и князей, на „голых“ людей руку поднял, забыл, кто ты сам-то есть, ах ты, собака!..»».[33]

Увы, казаки грабили и убивали всех подряд. А женщин насиловали, выбирая их, ориентируясь не на социальную принадлежность жертвы, а на ее внешность, и исходя из своих возможностей.

Между тем у царя с шахом Аббасом II были вполне дружеские отношения, они «дружили» против Оттоманской империи. Узнав о проделках Стеньки, Алексей Михайлович отправил к шаху специального посланца – немца на русской службе полковника Пальмара. В царевой грамоте говорилось, что после заключения в 1667 г. Андрусовского мира с польским королем объявились в понизовых местах разные воровские люди, и против них царь послал свое войско, чтобы побить их и разорить. «И ныне после бою и разоренья достальные воровские люди от устья Волги-реки на Хвалынское море побежали, избывая своей смерти, где бы от наших ратных людей укрытца. А наши царского величества ратные люди за ними вслед неотступно промысл чинят, и чтоб тех воров искоренить и негде б их не было. А вам бы, брату нашему Аббас шахову величеству, своей персидцкой области околь моря Хвалынского велеть остереганье учинить, и таким воровским людям пристани бы никто не давал и с ними не дружился, а побивали бы их везде и смертью уморили без пощады».[34]

Весь июнь 1668 г. казаки провели на побережье между Дербентом и Баку, однако ни одной крепости им взять не удалось. Разинцы обошли Дербент, Шемаху и Баку. В июле казаки дошли до Гилянского залива и начали грабить богатую область Мазандеран. От успехов у атамана закружилась голова, и он повел свое воинство на крупный город Решт. Но тут казаки нарвались на войско местного губернатора Будар-хана. Как позже показали свидетели – астраханские купцы Никита Мусорин и Таршка Павлов: «Те воровские казаки приехали под шахов же город Ряш и стали стругами у берега. И ряшский де хан выслал против их шаховых служилых людей з боем, и те де шаховы люди их, воровских казаков, побили с 400 человек. А атаман де Стенька Разин с товарищи говорили шаховым служилым людям, что они хотят быть у шаха в вечном холопстве, и они б с ними не бились».[35]

Действительно, Степан Тимофеевич действовал классически, по «варяжскому рецепту» – получив отпор, нанимался кондотьером на службу.

Будар-хан согласился, но потребовал, чтобы казаки сдали персам все свои струги и пушки, а им, в свою очередь, будет разрешено отправить посланцев в Исфахан к шаху, который и должен был решить судьбу разинцев. А пока суд да дело, пять дней казаки торговали и пьянствовали в Реште. Согласно преданию, Степан Тимофеевич, будучи сильно во хмелю, затеял драку с горожанами, которая переросла в большое сражение. С трудом казаки пробились к морю и отбили у персидской стражи собственные струги. Выйдя в море, Разин приказал идти вдоль побережья на восток, а затем высадиться на пустынном берегу.

А шах Аббас II поначалу милостиво принял русских посланцев, но тут, наконец, прибыл полковник Пальмар, и шах понял, с кем он имеет дело. Немедленно разинских посланцев заковали в кандалы, а воеводе Мехмету было приказано с большим войском идти на казаков.

Приведя в порядок разбитое воинство, Стенька опять двинулся на восток и внезапно напал на небольшой город Фарабат. Он располагался примерно в 400 км восточнее Решта, и местные жители слыхом не слыхивали о Разине. Город был разграблен и сожжен. Затем Разин двинулся к расположенному неподалеку городу Астрабаду, который постигла участь Фарабата.

Зиму 1668/69 г. разинские казаки провели на полуострове Миян-Кале между Фарабатом и Астрабадом. Пленные персы построили деревянные дома для жилья, а также возвели земляной вал на перешейке, соединяющем полуостров с материком, и казаки поставили там пушки.

Зимой и ранней весной разинцы периодически совершали налеты на туркменские поселки на юго-восточном берегу Каспия. В одной из стычек с туркменами был убит Сережа Кривой.

Разорив туркменское побережье, Разин в мае 1669 г. двинулся на запад – в Гилянский залив. Традиционно пограбив побережье, Разин отправился севернее и устроил себе базу на Свином острове недалеко от Баку.

В июле 1669 г. к Свиному острову подошел персидский флот под началом Менеды-хана. Флот – это сказано слишком громко: у персов было 50 плоскодонных лодок-сандалов.

Сражение у Свиного острова хорошо описано в донесении секретаря шведского посольства в Персии Кемпфера: «Казаки выскочили на нескольких стругах из-за острова и бросились в открытое море. Персы, увидев это, подумали, что они бегут, хотя на самом деле они сделали это, чтобы лишь заманить их, а поэтому казаки уходили все дальше и притворялись, что не могут управлять своими судами. Это поощрило персов преследовать их с громом труб и барабанов. Хан лично был с ними и поднял флаг на своей бусе. Они также соединили свои бусы цепями, надеясь захватить врага как бы в сети, чтобы никто не убежал. Но это оказалось большим преимуществом для казаков. Так как персы начали стрелять в них, и когда они были достаточно далеко от берега, новый генерал казаков [по сведениям Кампфера, Разин на время боя сдал командование одному из старшин], решив, что теперь уже пора, приказал своему пушкарю, который был очень опытным парнем, стрелять в большое судно с флагом, что он и сделал, нацеливая свою пушку в то место корабля, которое было под водой, где находился порох; ядра были внутри пустые и наполнены нефтью с ватой, и так как выстрел произвел желаемый эффект, то есть взорвал часть бусы и поджег остальную часть, то хан ретировался на другое судно. В этом замешательстве, так как судно, начав тонуть, не только само тонуло, но и потащило за собой другое, казаки подошли ближе, приостановили обстрел, прикрепили свои суда к персидским, у которых были высокие палубы, и казаки убивали персов шестами, к которым были привязаны пушечные ядра; некоторые из персов предпочитали броситься в море, чем попасть в руки врагов. Остальные были убиты казаками, которые ничего не смогли взять с их бусов, кроме пушки».[36]

Менеды-хану удалось уйти с тремя сандалами. Зато в плен попал его сын Шабалда и, возможно, дочь.

После боя Разин решил вернуться на Дон, так по крайней мере он объявил казакам. Близ дельты Волги казаки нагнали персидский караван судов, шедший в Астрахань. На одном из судов находились и аргамаки – дорогие подарки шаха царю. Надо ли говорить, что караван был ограблен казаками, а уцелевшие при абордаже персы стали пленниками.

Навстречу Разину астраханский воевода князь Прозоровский отправил второго воеводу князя Семена Львова с 36 стругами, на которых разместились 4000 астраханских стрельцов. Встреча произошла в дельте. Увидев царские струги, казаки повернули в море. Львов гнался за ними двадцать верст, но догнать не смог и послал казакам милостивую царскую грамоту. Тогда Разин вернулся, и начались переговоры.

К воеводе Львову прибыли двое выборных казаков и говорили: «Все войско бьет челом, чтоб великий государь пожаловал, велел вины их отдать и отпустить на Дон с пожитками, а мы за свои вины рады великому государю служить и головами своими платить, где великий государь укажет; пушки, которые мы взяли на Волге в Судах, в Яицком городке и в шаховой области, отдадим, отдадим в Царицыне».

Князь Львов велел, чтобы эти двое казаков поклялись за все войско, и с тем поплыл обратно в Астрахань, а за ним плыл Стенька со своим воинством.

25 августа в Астрахани отмечалось большое торжество. Воевода князь Прозоровский сидел в приказной избе, и туда направился Разин с товарищами. Подойдя к избе, казаки положили бунчук, знамена, сдали пленных персиян и пообещали, что пушки тоже отдадут и русских служилых людей отпустят без задержки. Разин бил челом перед воеводой, чтобы царь велел отпустить их на Дон, а сейчас шестерых выборных казаков отправить в Москву «бить великому государю за вины свои головами своими». Выборные были отправлены.

Сказать, что разинцы произвели в Астрахани фурор, – это ничего не сказать. Казаки шли по улицам города под восторженные крики жителей. Все они с ног до головы были увешаны золотыми и серебряными украшениями: на пальцах сверкали перстни с драгоценными камнями, такие же бесценные камни украшали шашки, на шеях болтались тяжелые золотые цепи, за поясами торчали пистолеты с золотой насечкой и на боках висели сабли стоимостью в целое состояние.

Десять дней жили казаки в Астрахани. Сколько было ими пропито тысяч золотых рублей – можно только гадать. Сам Стенька ходил по улицам и бросал в народ золотые монеты. В эти дни пьяный Стенька собственноручно публично утопил в Волге знатную персиянку. Судя по всему, она была дочерью Менеды-хана. Это был сильный популистский жест. Среди астраханцев пошел слух, что утопленная наложница – дочь самого персидского шаха. Голландец на русской службе Л. Фабрициус в своих записках упоминает не только об утоплении принцессы-наложницы, но и о ее младенце – сыне от Разина. По словам Фабрициуса, Разин отдал ребенка на воспитание астраханскому митрополиту и дал ему на это тысячу рублей золотой монетой.

Кстати, казаки и до Разина, и после него привозили с собой множество полонянок разных национальностей, но их всех чохом называли персиянками. Видимо, с этим связано и название станицы на Дону – Персияновка, недалеко от нынешнего Новочеркасска. Ведь многие из воровских казаков были женаты. Менталитет донских казаков не допускал многоженства, и вот пришлось казакам строить отдельную станицу для «жен выходного дня».

В Астрахани Разину пришлось отдать воеводе Прозоровскому 13 морских стругов и тяжелые пушки (5 медных и 16 железных), но 20 легких пушек он удержал у себя. «Эти пушки, – сказал атаман, – надобно нам на степи для проходу от крымских, азовских и всяких воинских людей, а как дойдем, то пушечки пришлем тотчас же».

Сколько Стенька дал «на лапу» князю – история от нас утаила.

4 сентября 1669 г. струги Разина отправились вверх по Волге. Это было днем окончания персидского похода и начала большой войны с Москвой.

Персидский поход и гульба в Астрахани произвели огромное впечатление на всю Россию. Разин из обыкновенного «воровского» атамана вдруг превратился в сказочного богатыря, сравнимого с Ильей Муромцем и князем Олегом Вещим. О нем говорили: «Стенька Разин богат приехал, что и невероятно быти мнится: на судах его веревки и канаты все шелковые и паруса также все из материи персидской шелковые учинены». Замечу, то же самое рассказывалось и о ладьях князя Олега, и внесено в летопись. Пошли слухи, что Разин чародей и знается с нечистой силой.

Деньги и слава создали атаману предпосылки для похода на Москву!

Глава 6
Как царь Алексей флот строил

Если честно говорить, то первый большой корабль для Каспия построили не русские, а голштинцы. В 1634 г. шлезвиг-голштинский герцог Фридрих III пожелал завести у себя торговлю персидским шелком и обратился к царю Михаилу с просьбой о разрешении ему провоза товаров по русским владениям. В Москву от герцога прибыло специальное посольство, в составе которого был Олеарий, оставивший известное описание путешествия в Московию и Персию. Посольство радушно приняли в Москве, и царь не только дал согласие на пропуск товаров, но и разрешил построить в Нижнем Новгороде 10 военных кораблей для первой экспедиции в Персию.

При этом бояре поставили условие: «…лес покупати им у наших людей вольною торговлею, а плотников к тому корабельному делу, к их корабельным мастерам на прибавку, наймовать наших подданных охочих людей, а наем им платити по договору с ними вольною торговлею, а первое – от тех плотников корабельного мастерства не скрывать».[37]

 

И вот в начале января 1635 г. в Нижний Новгород прибыли голштинские мастера – немец из Любека Кордес, швед Иостен и еще трое неизвестного происхождения, названные в деле посольского приказа Зелер, Стирпомяс и Крону. Руководить постройкой должен был Hans Btrek, сын немца, жившего в Немецкой слободе в Москве, посему в русских документах он числился Иваном Бережитским. Было нанято и 50 русских плотников.

Из-за ряда организационных и технических проблем вместо десяти кораблей летом 1635 г. построили только один, названный в честь голштинского герцога «Фридрих» («Friderik»).

Чтобы пройти многочисленные волжские мели и перекаты, корабль построили плоскодонным длиной 120 футов (36,6 м), шириной 40 футов (12,2 м), высотой 13 футов (3,96 м), из которых осадка 7 футов (2,13 м). Корабль имел три мачты – две для прямых парусов и бизань для носового паруса.

«Фридрих» мог ходить на веслах. На каждой из 12 пар весел сидело по два гребца. Корабль был покрыт сплошной палубой и имел целый ряд помещений – в трюме для служилых и рабочих людей и шесть кают в кормовой рубке для старших чинов голштинского посольства.

Кроме корабля, в Нижнем Новгороде были построены и большие шлюпки. Капитаном «Фридриха» назначили немца Кордеса.

Корабль вышел из Нижнего со 125 пассажирами на борту, из которых 78 человек были членами посольства и немецкие купцы, 12 человек иностранных морских офицеров и матросов, 30 человек (3 офицера и 27 нижних чинов) охраны из находившихся на русской службе шотландцев и 5 русских плотников. Корабль был нагружен различными товарами для Персии и «на случай нападения разбойников» снабжен двумя десятками пушек малого калибра.

«Фридрих» покинул Нижний 30 июля 1635 г., то есть в самый разгар «меженного» мелководья. Да еще зачем-то взяли лоцмана, 8 лет не плававшего по Волге. В итоге на первом же плесе – между Нижним и устьем Камы – корабль 8 раз садился на мель. Лишь вечером 13 августа, на 14-й день пути, экспедиция достигла Казани.

18 августа прошли Тетюши. К вечеру на пустынном берегу путешественники заметили около 70 конных казаков. По сему поводу Кордес приказал провести артиллерийские учения с боевой стрельбой. Казаки скрылись и более не показывались. Тем не менее по ночам прислуга стояла у заряженных пушек. А в устье реки Усы шотландцы чуть было не обстреляли из пушек стрелецкие посты, приняв их костры за казацкие.

За Переволокой (между Доном и Волгой) путешественники нагнали караван из 16 больших и 6 малых судов. Это было русское посольство, следовавшее в Персию, а также восточныее купцы и стрельцы для охраны. «Радости путников не было границ: они приветствовали встречу и выстрелами из всех своих пушек, и веселой музыкой трех бывших на корабле трубачей, и громкими радостными кликами. Отныне страх перед казаками, грозным призраком стоявший все время путешествия по Волге, исчезал».[38] Теперь «Фридрих» и стрелецкие струги могли отбить любое нападение.

Участник экспедиции Олеарий писал, что после Черного Яра вдали от берега «не видать уже ни одного деревца, и везде только сухая, погорелая почва и степь».[39] Земледелие здесь невозможно, поэтому единственным занятием жителей, не имевших ни домов, ни селений, являлись разбои. Путешественники на каждом шагу слышали о «подвигах» этих «героев», но теперь уже не так их боялись, как в начале плавания. Так, 7 сентября они встретили большую барку, разграбленную казаками. Это судно вышло из Астрахани 3 недели назад, и члены его экипажа уже 4 дня ничего не ели, поскольку разбойники не только выгрузили все товары, но и забрали все продовольствие. Голштинцы дали им мешок сухарей. А через несколько верст, у острова Насоновского, путникам рассказали, что в узком и кривом водовороте между островом и прибрежной горой, носившей то же название, что и остров, несколько лет назад казаки устроили засаду. Мимо на стругах проплывал отряд стрельцов, посланный на поимку этих самых казаков. А казаки неожиданно выскочили из засады и напали на отряд, перебив при этом несколько сотен стрельцов.

8 сентября при проходе мимо мыса Поповицкая Юрка (позже на этом месте возникло селение Попоевцкое) путешественники узнали, что место это получило название в честь сына одного русского священника (поповича), ставшего казачьим атаманом и собиравшего здесь свою шайку.

9 сентября «Фридрих» пристал к Черному Яру. Местные жители рассказали, что городок этот построен 9 лет назад на месте «страшного убийства и грабежа», учиненного четырьмя сотнями казаков над сильно растянувшимся торговым караваном с полуторатысячной «командой». И пока подоспела ушедшая далеко вперед охрана, казаки перебили половину «команды».

Сами участники экспедиции неоднократно видели скрывавшихся в прибрежных кустах казаков, по которым стреляли не только из ружей, но и из пушек.

В полдень 15 сентября, через полтора месяца тревожного и тяжелого плавания, «Фридрих» бросил якорь на астраханском рейде.

В Астрахани, как и на всем пути от Нижнего Новгорода, корабль голштинцев был предметом всеобщего любопытства. Персидские мореходы, прибывшие на своих судах, находили его слишком длинным для безопасного плавания в Каспийском море и советовали укоротить мачты, но Кордес проигнорировал их мнение.

10 октября «Фридрих» покинул Астрахань. Пройдя всего одну милю, путешественники вынуждены были бросить якорь и простоять на одном месте двое суток, так как сильный ветер не позволял идти дальше. 12 и 13 октября из-за ветра и мелководья пришлось тащить корабль на якорях, продвигаясь по миле в день. 14 сентября при попутном ветре пошли вперед «довольно быстро» и заночевали в 15 верстах от взморья, «где Волга заперта частоколом или тыном от вторжения рыщущих по морю казаков и охраняется постоянно сотнею стрельцов». 15 октября «Фридрих» подошел к самому выходу на взморье, в 12 милях от Астрахани. Здесь было множество небольших, поросших тростником холмов и островов, обтекая которые Волга и впадала в море, причем создавалось впечатление, что это целый ряд отдельных рек или рукавов. На протяжении 6 миль здесь шла сплошная тина, а воды над ней было не более 1,2–1,5 м, самое большее 1,7 м. Корабль часто садился на мель, вяз в тине, так что за 7 дней, пока ветер дул к морю, «после очень хлопотливого перетягивания корабля то туда, то сюда», удалось пройти не более 4 миль.

Самыми трудными днями выдались 18 и 19 октября. 18-го «Фридрих» наехал на мель, и команде потребовалось 5 часов непрерывной работы, чтобы перебраться через нее. Но дальше путешественники обнаружили еще большую мель, не глубже 1,2 м. Пришлось с таким же трудом тащить судно обратно на прежнее место. А за ночь при поднявшемся северо-западном ветре судно «совершенно обсохло» и глубоко засело в ил. Пришлось выгружать весь груз и якоря в специально для этого захваченную татарскую шюту (барку) и корабельную шлюпку. «Весь экипаж не с человеческой, но с лошадиной, тяжкой работой трудился, не пивши, не евши целый день, усиливаясь сдвинуть корабль с места, однако он решительно не трогался».[40] В конце концов работы пришлось прекратить. К тому же спустился такой густой туман, что путники «едва могли видеть что-либо на расстоянии длины корабля». Корабль стоял совершенно беспомощный, и казаки могли напасть на него, подплыв на своих легких и мелководных лодках. Вдруг голштинцы с борта заметили какую-то «русскую барку» и со страху пальнули в нее из пушки. Ядро в цель не попало, но с барки очень здорово обматерили немцев. Олеарий всего не понял, но записал, что послышалась «резкая брань».

21 октября, к вечеру, вода начала прибывать, но на следующий день с моря поднялась сильная буря (моряна), так что корабль простоял на якоре еще целых 5 дней, пока буря не утихла.

27 октября, когда ветер немного стих, голштинцы снова загрузили корабль и отпустили татарскую шюту. Но едва «Фридрих» прошел милю, как снова завяз в тине. Пришлось вернуть отпущенных татар. Только к утру 28 октября корабль оказался на чистой воде и в тот же день, после 18 дней невероятных трудов и усилий, вышел в открытое море.

Здесь я умышленно подробно дал пересказ Олеария, чтобы показать, с какими трудностями сталкивались древние мореходы на Нижней Волге и в ее дельте.

«Фридрих» взял курс на юг и через две недели пришел к принадлежащему России городу Теркам, а оттуда направился к Дербенту. Ветер сначала был попутный, но вскоре переменился, а в ночь на 12 ноября стал настолько крепким, что путешественники, не имевшие ни надежного лоцмана, ни верной карты, не решились нести паруса в темную ночь в незнакомом море и закрепили их, отдавшись на волю ветра. Две русские лодки, находившиеся при корабле, на бакштове (одна для промеров, другая для выгрузок), затонули. Та же участь постигла и корабельную шлюпку.

Вскоре открылась сильная течь. Волнами сломало рулевые петли. Матросы вынуждены были снять руль. Кордес приказал бросить якорь, но это не помогло, волны разбивали корабль. В конце концов было решено обрубить якорный канат. Корабль, уже начавший разрушаться, будучи плоскодонным и не имевший киля, плотно сел на мель метрах в 60 от берега. Один из матросов, обвязавшись веревкой, кинулся за борт, доплыл до берега и с помощью сбежавшихся местных жителей подтянул корабль еще ближе. Всем находившимся на «Фридрихе» удалось спастись, а корабль был разбит волнами. Произошло это 14 ноября у Низабата, на берегу Дагестана.

Так погиб первый большой военный корабль на Каспии. Пусть он шел под голштинским флагом, но был построен на русской земле руками русских плотников. А голштинский флаг через столетие станет государственным флагом Российской империи.

Через 30 лет, 19 июня 1667 г., царь Алексей Михайлович издал указ о строительстве кораблей для Каспия. Общее руководство строительством было возложено на боярина Афанасия Ордин-Нащокина.

Нащокин начал с того, что с помощью проживавшего в Москве «голландского гостя» Фана Сведена выписал из-за границы корабельных мастеров, а также все необходимые для кораблестроения и мореходства инструменты и материалы. Фан Сведен получил широкие полномочия и грамоты самого царя и отправился в Антверпен, Амстердам и Лондон. Оттуда он привез 25 мастеров во главе со своим дальним родственником, шотландцем Давидом Бутлером, ставшим сразу же душой всего дела.

Строительство судов началось 14 ноября 1667 г. в селе Дединове.[41] Село это являлось личной собственностью царя – дворцовым селом, и находилось на левом берегу Оки в 25 верстах ниже Коломны.

26 мая следующего года на воду были спущены трехмачтовый корабль, яхта и два шлюпа. Осенью 1668 г. корабль получил название «Орел». Длина его составляла 80 футов (24,4 м), ширина 21 фут (6,4 м) и осадка около 5 футов (1,5 м). О размерах других судов данных не сохранилось. Корабль предполагалось вооружить восемнадцатью 6-фунтовыми пушками и четырьмя 3-фунтовыми пушками. На яхте предполагалось установить две 6-фунтовые пушки, а на шлюпах – по одной. Фактически же было прислано пять 6-фунтовых, одна 5-фунтовая, две 4-фунтовые, одиннадцать 3-фунтовых и три 2-фунтовые, то есть всего 22 пушки.

Общая стоимость постройки всех судов составила 9021 рубль, из которых около 6500 рублей пошло на жалованье иностранцам, и только 2521 рубль пошел на оплату и всех материалов, и русских рабочих, которые получали по 2 алтына в день на готовых харчах.

Вся небольшая эскадра из четырех судов под командованием Бутлера вышла из Дединова вниз по Оке 7 мая 1699 г. Как видим, «Орел» отправился раньше, чем «Фридрих», когда вода стояла выше, тем не менее и он часто садился на мель.

В августе, после трехмесячного плавания, флотилия прибыла в Астрахань, где и зазимовала, ожидая инструкций из Москвы о дальнейшем движении в Персию. За зиму Бутлер построил в Астрахани еще 24-весельную галеру по образцу венецианских «каторг». Галера эта предназначалась для действий против начавших бунтовать казаков. Но в июне 1670 г. Астрахань была взята Степаном Разиным, и «Орел» сожжен вместе с другими судами экспедиции Бутлера, кроме одного шлюпа, на котором бежала часть мастеров-иностранцев.

 

Сам Бутлер вместе с лекарем Термундом и парусным мастером Стрюйсом уехал из Астрахани на струге вдоль западного побережья Каспийского моря, попал в плен сначала в Персию, где прожил 10 лет, а потом на Кавказское побережье, где был продан в рабство и вскоре убит. Стрюйс и Термунд в конце концов спаслись и возвратились на родину.

Первая попытка России обзавестись флотом на Каспии, да и военными кораблями вообще, закончилась неудачей. Для создания флота нужны были более энергичные люди и значительно больше денег.

Глава 7
Казаки на Яике и Тереке

В 1571 г. хан Девлет-Гирей сжег Москву. Вместе с крымскими татарами в походе участвовали и ногайцы из Большой Орды. У Ивана Грозного, занятого войной на западе, не было сил для похода на ногайцев, но с подачи царских воевод волжские казаки в начале 1572 г. совершили набег на ногайцев и разгромили их столицу город Сарайчик.

Замечу, что Сарайчик (Сарайджук) был очень большим и богатым городом во времена Золотой Орды, но его основательно разрушило в 1395 г. войско Тимура, и к XVI веку город в значительной степени утратил былое величие. Сарайчик располагался на правом берегу реки Яик в 50 верстах выше современного города Гурьева.

В 1577 г. отряд стрельцов под началом стольника Мурашкина разгромил «воровское гнездо» волжских казаков. Часть казаков вместе с атаманом Ермаком Тимофеевичем подалась к купцам Строгановым, другие с атаманом Андреем двинулись на Терек, а третьи под началом атамана Нечая вновь разгромили Сарайчик.

Ногайский хан Урус жаловался русскому послу: «Приходили деи государевы казаки сего лета и Сарайчик воевали и сожгли, не только что людей живых секли, и мертвых из земли вынимали и гробы их разоряли. И нам то стало за великую досаду».[42]

В 1585 г. атаман Матвей Мещеряк вывел 700 казаков на реку Яик в район устья реки Илек и на острове Кош-Яик построил городок. Не прошло и полгода, как к Яицкому городку пожаловал ногайский хан Урус с большим войском. Ногайцы приступили «к городку с приметом, а хотели, приметав лес, да городок зажечь: тут же де было нагай двести человек с рушницами…». Во время длительной осады бдительность кочевников притупилась, и казаки в ходе внезапной вылазки разгромили ногайский отряд с огнестрельным оружием, «захватав все рушницы». Воодушевленные победой, казаки бросились на основные силы ногайцев и обратили их в бегство. Сильный дождь не позволил последним быстро уйти из-под крепости и, как описывают схватку дьячки Посольского приказа, казаки «пришли на них тиском и… побили».

Яик привлек казаков обилием рыбы и тучными пастбищами, расстилавшимися по его берегам. Рыболовство и скотоводство стали основными промыслами казаков, утвердившихся на Яике.

Яицкое казачество утвердилось «кругом», то есть общим собранием всех казаков, собиравшихся для этого в Яицком городке.

Первоначально яицкие казаки были вольными, но Москва их считала своими русскими людьми, и вот 9 июля 1591 г. царь Федор Иоаннович приказал собрать 500 лучших казаков и идти им в Астрахань, где они должны были соединиться с тысячью волжских казаков и побить «непослушника царского» какого-то туземного князька «шамхала Тарковского». Понятно, что указ исходил от конюшенного боярина Годунова, а слабоумный Федя лишь подписал его.

В Смутное время яицкое казачество было предоставлено самому себе. В 1605 г. татарская орда разорила Яицкий городок, но казаки быстро отстроили его вновь.

Весной 1614 г. атаман Заруцкий бежал из Астрахани вместе с Мариной Мнишек и ее сыном царевичем Иваном, не дожидаясь подхода царских войск. Поначалу он хотел прорваться по Ахтубе мимо Царицына вверх по Волге, но потом ушел вниз и объявился на Яике в Медвежьем городке, где стал пленником местного казачьего атамана Уса.

Князь Одоевский в Астрахани узнал о появлении Заруцкого на Яике и 6 июня 1614 г. отправил туда на стругах стрелецких голов Пальчикова и Онучина с отрядом стрельцов. Стрелецкий отряд 24 июня осадил Медвежий городок. Атаман Ус с товарищами осознали безнадежность сопротивления, и на следующий день городок сдался. Казаки били челом, целовали крест государю Михаилу Федоровичу и выдали Заруцкого с Мариной, Иваном и чернецом Николаем. В тот же день всю компанию под конвоем отправили в Астрахань.

В память о пребывании Заруцкого и Мнишек на Яике осталось название четырехбугрового острова на реке – Маринкин Яр, оно сохранялось еще в советское время.

Михаил Романов оценил услугу казаков, и в 1615 г. Яицкому войску была пожалована царская грамота на владение рекой Яик.

В 1622 г. казаки перенесли свою столицу с острова Кош-Яик (Голубое городище) ниже по течению на 50 верст, к устью реки Чаган. Новый город получил название Яик (Яицкий городок). Казаки жили военной добычей, получали жалованье из Москвы, владели большими рыбными промыслами и занимались скотоводством. После 1622 г. часть яицких казаков основала Илецкий и Сакмарский городки, где казаки занялись земледелием и продажей лесоматериалов.

В 1640 г. купец Гурий Назаров построил острог в устье реки Яик, получивший название Гурьев городок.[43] Позже он стал называться Гурьевом.

Следует заметить, что Гурий действовал на свой страх и риск, подобно тем же Строгановым в XV–XVI веках. Он собрал «частную армию» из волжских казаков и беглых крестьян. На Волге им был построен деревянный острог, который затем был разобран и водой перевезен в устье Яика. Мало того, Гурий Назаров перегородил основное русло реки большим учугом, то есть заграждением из бревен и веток, мешавшим белугам, севрюгам, осетрам и шипам идти вверх по Яику на нерест. Рыба была вынуждена идти в малые рукава дельты Яика, где отлавливалась людьми Гурия.

Казаки же яицкие прос…, пардон, проспали постройку городка. Добыча казаками рыбы сократилась. Это привело к ряду нападений казаков на Гурьев городок и периодическим уничтожениям учуга. В свою очередь Гурий пожаловался в Москву и, видимо, раздал большие взятки. Деньги сделали свое дело, и Гурию было пожаловано устье Яика в бессрочное владение. Купец же за это обязался построить в Гурьеве городке каменную крепость.

В 1667 г. яицкие казаки под началом Васьки Касимова разгромили Гурьев и ушли «добывать зипуны» на Каспий. На южном берегу Каспия они были разбиты персидским войском. После этого большая часть пленных казаков приняла ислам и была поселена шахом в городе Шемахе.

Яицкое казачество дифференцированно отнеслось к воинству Степана Разина. Значительная часть выступила против и за это поплатилась головами, но голытьба с удовольствием примкнула к знаменитому атаману.

Любопытно описание Гурьева городка, данное И.К. Кириловым в 20-х годах XVIII века: «За Астраханью же по левую сторону по Каспийскому морю городок Гурьев Яицкий, каменный четырехугольный, с 8-ю башнями, в него одни ворота, стоит при реке Яике по астраханскую сторону от моря верстах в 3-х. В том городе церковь деревянная. Жилья в городе большая часть ссылочных, а за городом никакого жилья нет.

Под городом учюг, в котором ловят осетров и белуг и делают икру армянскую, клей и везигу на [стол. – А.Ш.] императорское величество, и множество оного товару высылается в Астрахань на судах морем, а из Астрахани на судах же привозятся хлебные запасы, понеже пашни при том городке нет. Все место степное, и хотя времянно кочуют калмыки, однако ж в отлучку их опасное от набегов караколпацких. Под городом Яик река шириною сажен на 30, только глубока и имеется перевоз. По той реке сенных покосов множество, а лес мелкий дровяной, и того не довольно, и затем крупный лес на строении привозятся из Астрахани».[44]

Следует заметить, что при Петре I Гурьев был «взят в казну», и там разместился царский гарнизон. Как будет сказано ниже, Петр завел на Каспии военную флотилию, а в устье Яика были направлены брандвахтенные суда. Эти меры в основном прекратили самовольные походы яицких казаков на Каспий. Так и хочется применить политнекорректный термин «пиратство».

Императрице Анне Иоанновне надоели донесения о набегах на Поволжье киргизов и каракалпаков, и она приняла к рассмотрению проект астраханского губернатора В.Н. Татищева о размещении на реке Яик регулярных войск для создания барьера на пути разбойных орд.

Яицкие казаки всполошились и просили императрицу не допускать на Яик лиц неказачьего сословия и обязались своими силами создать защитные линии на Яике и оборонять его. Татищев согласился с казаками и уговорил Анну не посылать туда регулярных войск.

Так возникли крепости Калмыковская и Кулагина, которые, в свою очередь, положили начало форпостам Нижнеяицкой линии – целой цепи укрепленных поселений, чьи передовые казачьи пикеты находились на левой стороне Яика. Между Гурьевом и Кулагиным городком размещались следующие форпосты: Сарайчиков, Яманхалинский, Баксаев, Тополевский, Зеленый Колок; между городками Кулагинский и Калмыков – форпосты Гребенщиков, Кош-Яик, Харькин, Красный Яр; между Калмыковым и Яицким городками – Котельный, Антонов, Каменные Орешки (позже переименованный в Каленовский), Сахаров, Мергунев, Сундаев, Кожахаров, Бударин, Кош-Яик, Чаганский.

На всех форпостах имелись высокие маяки, обвязанные камышом или сухой травой. При появлении шаек калмыков они поджигались один за другим, и уже через несколько часов по всей линии было известно о готовящемся нападении. Каждый форпост имел команду не менее ста человек, укрепления и пушку, а крепость – две пушки. В перечисленных выше форпостах казаки обязаны были постоянно содержать «два полка в одном комплекте», то есть вместе со старшинами 1016 человек.

 

Севернее Яицкого городка были построены форпосты Заживный (в 7 верстах от Илецка), Кинделинский (25 верстами дальше), Иртецкий (в 25 верстах), Январцев (в 18 верстах), Рубежный (в 25 верстах), Гниловский (в 22 верстах).

В награду за труды по борьбе с разбойными ордами императрица Елизавета Петровна 23 апреля 1743 г. выдала Яицкому войску особую грамоту, в которой жаловала его отворением Гурьевского учуга на 8 сажен с каждой стороны для прохода рыбы из моря вверх по Яику, «дабы через то казаки в службы Ея Величества являлись исправны».

Любопытно, что в 1741 г. Татищев писал о Яике: «Сия река за самую рыбную во всем государстве почитается».

До 1723 г. атаманов Яицкого войска выбирал казачий круг, а затем они стали назначаться императорским указом.

В 1773 г. подавляющее большинство яицких казаков приняли участие в восстании Емельяна Пугачева, однако сам Яицкий городок самозванцу взять не удалось.

15 января 1775 г. Екатерина II издала указ «по просьбе оставшихся верными казаков»: «…для совершеннаго забвения, бывшаго в прошлом году вероломнаго происшествия на Яике, войско это впредь именовать Уральским, реку Яик – Уралом и г. Яик – Уральском».

Увы, сейчас хан Назар-бай, большой друг российских президентов, переименовал русский город Гурьев в Атырау, а реку Урал – в Джаик.

Но мы ушли далеко вперед, и теперь вновь вернемся к казакам в XVI век. Как уже говорилось, атаман Андрей увел отряд волжских казаков на Терек. А по другой версии терские казаки ведут свое происхождение от рязанских казаков. В 1520 г. Рязанское княжество было присоединено к Москве. Московские наместники лишили рязанцев ряда вольностей и привилегий, и те подались на Терек.

Так или иначе, но к концу XVI века на побережье Каспийского моря в районе устья Терека уже жило несколько тысяч казаков.

В 1588 г. на Тереке появились и регулярные русские войска. Они основали крепость Терский городок. Его периодически называли то Терк, то Терки. К концу века регулярные войска были выведены из Терка.

Терское казачество приняло активное участие в Великой смуте. В 1605 г. оно даже выставило собственного претендента на престол – царевича Петра. Он якобы был сыном царя Федора Иоанновича, но Борис Годунов подменил его девочкой Федосьей, которая умерла в возрасте двух лет, опять же не без помощи Бориса. По приказу царя Василия Шуйского царевич Петр был повешен, но терцы продолжали бузить, каждый раз ставя не на ту лошадку. Последний раз они сглупили в 1613 г., поддержав атамана Заруцкого, Марину Мнишек и «воренка» Ивана.

По окончании Смуты терские казаки занялись пиратством и торговлей. 17 августа 1668 г. город Терк был полностью разрушен землетрясением, часть города ушла под воду.

Тем не менее город вскоре был отстроен заново на другом месте. К 1689 г. в городе было 39 пушек. В 1723 г. город был вновь подтоплен, а через два года его жителей переселили в крепость Святой Крест, на месте же города построили редут. К 1730 г. в редуте было 19 чугунных пушек калибра от 1 до 8 фунтов и одна мортира.

К этому времени на службе («на жалованье») числились 500 терских казаков. По данным И.К. Кирилова «между Шедрина и Червленого городков, по другую сторону речки Терки есть колодези нефтяные, однако ж на оных промыслу нефтяного не бывает. Подле тех колодезей горячей колодезь, в котором столь горяча вода, что сырое мясо варит; из сего колодезя в отводных ямах водою пользуют от болезней люди. Другой кислой колодезь, в котором вода весьма кисла. По обеим сторонам реки Терки лесу довольно мелкого торновник, и егда на котором родятся ягоды наподобие фиг, шелковица и тальник. У гребенских казаков родится пшеница, ячмень и другой яровой, а ржи не сеют. Также имеют шолковые малые заводы, которой шолк добротою против персицкого ниже».[45]

Глава 8
Персидский поход Петра

Царь Петр, занятый войной со шведами, никогда не забывал и о Каспийском море. По его указу для Каспия в Казани постоянно строились различные суда: с 1701 г. – каты, с 1715 г. – бригантины, с 1716 г. – шхуны и шнявы, с 1719 г. – гукоры, с 1722 г. – гекботы и т. д.

Это были небольшие парусные или парусно-гребные суда, вооруженные пушками малого калибра (от 1 до 8 фунтов). Они больше предназначались для перевозок войск и грузов, чем для боевых действий. И это было вполне оправдано из-за мелководья на Волге и из-за отсутствия боевых кораблей у вероятного противника на Каспии.

В 1714 г. до Петра Великого дошли слухи, что на берегах реки Амударьи найдены богатейшие «золотые россыпи» и что хивинский хан решил скрыть это от русских и приказал отвести воды Амударьи от Каспийского к Аральскому морю. Насколько верны были эти слухи, у современных ученых нет единого мнения. Клондайка на Амударье явно нет и не было. А вот по крайней мере один из рукавов Амударьи в XIV–XVII веках соединялся с Каспийским морем. Его появление некоторые историки связывают с разрушением монголами многочисленных плотин на Амударье.

Так или иначе, но Петр заинтересовался Средней Азией.

В начале 1716 г. в Астрахань был отправлен князь Александр Бекович-Черкасский, бывший уже прежде на Каспийском море и описавший часть его берегов.

К этому времени в Астрахани находилось несколько десятков небольших морских грузовых судов – котов и шмаков. Посадив на них около шести тысяч солдат, драгун и купцов, Бекович в сентябре 1716 г. вышел из Астрахани на Каспий. Через несколько дней он пристал к берегу Тюб-Караганского залива.

Там Бекович приказал построить крепость Святого Петра, а сам двинулся дальше и основал Красноводские укрепления у одноименной косы. Там же Бековичу показалось, что он нашел и старое русло Амударьи, когда она впадала в Каспийское море. На Красноводской косе Бекович оставил гарнизон, в который вошли Астраханский и Азовский пехотные полки. Командовать постройкой крепости было поручено полковнику фон дер Видену.

На обратном пути в конце ноября 1716 г. Бекович зашел в Тюб-Караганский залив. Крепость там строилась, но около 700 солдат были больны, а русское кладбище насчитывало уже 120 могил – климат давал себя знать.

20 февраля 1717 г. Бекович вернулся в Астрахань. А через два месяца он двинулся в Хиву сухим путем. С Бековичем шли 600 драгун и около 3 тысяч иррегулярной конницы – яицких и гребенских казаков, татар и др.

Вскоре всякая связь с отрядом Бековича была утеряна. Лишь в октябре 1717 г. в Астрахань прибежал яицкий казак татарин Ахметев, бывший в этом отряде. Он показал, что хивинцы перебили отряд Бековича.

Что же касается двух крепостей на берегах Каспия, основанных Бековичем, то 3 октября 1717 г. полковник фон дер Виден приказал эвакуировать Красноводскую крепость из-за болезней и высокой смертности солдат. На тринадцати судах гарнизон отправился в Астрахань. По пути флотилию настигла буря, и погибло около 400 человек. Примерно тогда же была эвакуирована и крепость Святого Петра.

30 августа 1721 г. в городе Ништадте был заключен долгожданный мир со Швецией. Сенат и Синод поднесли царю титул «Отца отечества Всероссийского Императора и Петра Великого. Петр недолго церемонился и принял их».[46]

Петр решил, что императору не подобает долго сидеть дома, и надумал начать войну с Персией. Позже подобострастные царские и советские историки напишут, что он-де боялся захвата прикаспийских земель турками, что он хотел защитить русских купцов в Персии и т. д. На самом же деле особых оснований начинать захват этих территорий у Османской империи не было. Наоборот, разгром русскими войсками персидского шаха мог привести к распаду страны. И вот тогда-то турки и могли захватить большую часть территории Персии.

Нападения на русских купцов были следствием нестабильности в стране, которая могла только усилиться с началом войны.

Еще в 1715 г. в Персию отправилось посольство Артемия Петровича Волынского. Фактически это была разведывательная миссия. 8 июля 1717 г. Волынский доносил канцлеру Г.И. Головкину, что шах Гуссейн и его вельможи довели страну «до ручки»: «…свои дела идут у них беспутно, как попалось на ум, так и делают безо всякого рассуждения; от этого так свое государство разорили, что, думаю, и Александр Великий в бытность свою не мог войною так разорить. Думаю, что сия корона к последнему разорению приходит, если не обновится другим шахом; не только от неприятелей, и от своих бунтовщиков оборониться не могут…»

По возвращении из Персии Волынский был назначен астраханским губернатором и уже в этом качестве вступил в переговоры с картилийским[47] царем Вахтангом VI. Последний был рад вступить в союз против шаха.

Поводом к вторжению русских в Персию стали действия лезгинского князька Дауд-бека и казы-кумыцкого князька Суркая. 21 июля 1721 г. Дауд-бек и Суркай подошли к городу Шемахе, 7 августа взяли город и стали грабить и жечь богатые дома. Русские купцы, обнадеженные завоевателями, что их грабить не будут, оставались спокойны. Однако вечером того же дня около четырех тысяч вооруженных лезгин и кумыков напали на русские лавки в гостином дворе, приказчиков разогнали саблями, а некоторых и побили, товаров же разграбили на 500 тысяч рублей. Один только Матвей Григорьев Евреинов – богатейший в России купец – понес убытки на 170 тысяч рублей и вконец разорился.

Волынский немедленно отписал царю: «Мое слабое мнение доношу по намерению вашему к начинанию, законнее сего уже нельзя и быть причины: первое, что изволите вступить за свое; второе не против персиян, но против неприятелей их и своих; к тому ж и персиянам можно предлагать (ежели они бы стали протестовать), что ежели они заплатят ваши убытки, то ваше величество паки их отдать можете (т. е. завоеванное), и так можно пред всем светом показать, что вы изволите иметь истинную к тому причину. Также мнится мне, что ранее изволите начать, то лучше и труда будет меньше».

В декабре 1721 г. Петр отвечал Волынскому: «Письмо твое получил, в котором пишите о деле Дауд-бека и что ныне самый случай о том, что вам приказано предуготовлять. На оное ваше мнение ответствую, что сего случая не пропустить зело то изрядно, и мы уже довольную часть войска к Волге маршировать велели на квартиры, отколь весною пойдут в Астрахань. Что же пишите о принце грузинском, оного и прочих христиан, ежели кто к сему делу желателен будет, обнадеживайте, но чтоб до прибытия наших войск ничего не зачинали (по обыкновенной дерзости тех народов), а тогда поступали бы с совету».[48]

15 мая 1722 г. царь отслужил молебен в Успенском соборе Кремля, под пушечную пальбу сел на «москворецкий струг» и отплыл вниз по Москве-реке в Астрахань. Струг этот представлял собой довольно крупное гребное судно длиной 42,7 м и шириной 6,7 м. Через каждые 60 верст струг причаливал к берегу, где его ждала новая смена гребцов. 17 мая Петр был уже в Коломне, 30 мая – в Нижнем Новгороде, а 19 июня – в Астрахани.

2 июля Петр отправил в Грузию князя Бобриса Туркестанова с предписанием для царя Вахтанга VI: «Напасть на лезгинцев в их земле и дать о том нам знать в Астрахань, к Теркам или Дербенту, где будем, и ждать приказа, куда быть. Когда пойдет на соединение, то бы заказал под смертною казнию не грабить, не разорять, не обижать».[49]

 

18 июля из Астрахани вышла целая армада судов. У персов не было военных кораблей специальной постройки, поэтому армаду конвоировали всего восемь военных судов Каспийской флотилии, самыми сильными из которых были три шнявы – «Астрахань», «Святая Екатерина» и «Святой Александр».

Двадцать две тысячи пехотинцев были посажены на двести островных лодок и 45 ластовых судов.[50] Формально командовал армадой генерал-адмирал Федор Матвеевич Апраксин, но фактически распоряжался всем сам царь.

Сухим путем в Персию пошла конница. В ее составе было 9 тысяч регулярной кавалерии, 20 тысяч донских и малороссийских казаков, а также 30 тысяч татар. В некоторых изданиях говорится и о калмыцкой коннице. На самом деле участие ее в операции планировалось, но собрались калмыки только после окончания похода.

27 июля 1722 г., в день Гангутской победы, русские войска высадились на берег в Агразанском заливе. Первым ступил на берег Петр. Из-за мелководья шлюпки не могли причалить, тогда царь встал на широкую доску, и четыре гребца перенесли его на берег.

Дождавшись подхода кавалерии, Петр двинулся к Дербенту. Город сдался без боя. 23 августа за версту от города царя встретил дербентский наиб (наместник), пал на колени и поднес два серебряных ключа от городских ворот.

Петр в письме к Сенату так описывал свой поход: «Мы от Астрахани шли морем до Терека, а от Терека до Аграхани, отколь послали универсалы, а там, выбрався на землю, дожидались долго кавалерии, которая несказанный труд в своем марше имела от безводицы и худых переправ… Потом когда приближались к сему городу [Дербенту], то наиб сего города встретил нас и ключ поднес от ворот. Правда, что сии люди нелицемерною любовию приняли и так нам рады, как бы своих из осады выручили. Из Бакы такие же письма имеем, как из сего города (Дербента) прежде приходу имели, того ради и гварнизон туда отправим, и тако в сих краях с помощию божию фут получили,[51] чем вас поздравляем».

В Дербенте русским досталось 230 пушек.

Петр произвел наиба в генерал-майоры и назначил командиром персидской ланд-милиции (то есть иррегулярных войск).

По приказу императора недалеко от стен Дербента были выстроены форты Милукенти и Аргабугаме.

Заняв Дербент, Петр намеревался двинуться к конечной цели своего похода – городу Шемахе. На пути из Дербента русские войска должны были соединиться с армией Вахтанга VI, сосредоточенной в Гяндже и состоявшей из грузинских и армянских войск.

29 августа на Каспии разыгрался шторм. Двенадцать ластовых судов с продовольствием для армии, стоявшие на открытом рейде Дербента, были выброшены на берег. Большая часть продовольствия погибла – мука подмокла и т. д. Другой отряд из тридцати транспортных судов, шедший в Баку, почти весь погиб у острова Чечень.

Петр хорошо запомнил голод во время Прутского похода и счел за лучшее ретироваться. В Дербенте был оставлен русский гарнизон под командованием полковника Юнгера, а остальные части двинулись на север.

4 октября 1722 г. Петр прибыл в Астрахань, а 6 ноября он отправляет в Гилянь (провинцию Ирана на побережье Каспия) четырнадцать судов с двумя батальонами пехоты под командованием полковника Шипова. Непосредственно судовым отрядом командовал капитан-лейтенант Соймонов. Получив приказ занять Решт, Шипов спросил у царя: «Довольно ли двух батальонов?» Петр ответил: «Стенька Разин с пятьюстами казаками персиян не боялся, а у тебя два батальона регулярного войска!»

Русские суда, воспользовавшись сильным попутным ветром, в конце ноября подошли к городу Решту и заняли его.

В марте 1723 г. Соймонов с частью отряда ушел к устью реки Куры. Воспользовавшись этим, местные персы попытались выбить русских из Решта, но благодаря грамотным действиям полковника Шипова персы были разбиты. Большую роль в этом сыграл огонь судовой артиллерии, заставивший замолчать персидскую батарею. Судами командовал капитан-лейтенант Золотарев.

28 мая 1723 г. морем в район Решта прибыло пополнение – два батальона пехоты при 24 пушках под командованием полковника Левашова. Теперь русские прочно удерживали район Энзели – Решт.

Чтобы получить «сухопутную коммуникацию» между русскими войсками в Дербенте и Реште, Петр решил занять город Баку и прилегающую часть побережья. Царь приказал генерал-майору Михаилу Афанасьевичу Матюшкину: «Идтить к Баке как наискорее и тщиться оный город, с помощию божиею конечно, достать, понеже ключ всему нашему делу оный, а когда бог даст, то оный подкрепить сколько мочно и дожидаться новых гекботов с провиантом и артиллериею, которой быть в городе и с людьми. Велено послать 1000 человек, но ежели нужда будет, то прибавить сколько надобно и беречь сие место паче всего, понеже для него все делаем. Всех принимать в подданство, которые хотят, тех, чья земля пришла к Каспийскому морю».[52]

В июле 1723 г. двадцать русских судов появились перед Баку. Матюшкин отправил в город письмо, где утверждал, что он пришел защищать Баку от мятежников, действовавших против персидского шаха. Но местные власти отвечали, что они верные подданные шаха и четыре года отбиваются от мятежника Сауда, так что не нуждаются ни в чьей помощи и защите.

Тогда Матюшкин приказал высадить десант. Атака персидской конницы, стремившейся помешать высадке, захлебнулась под огнем судовой артиллерии. У стен Баку русские выстроили две осадные батареи. 22 июля началась бомбардировка города, в которой, помимо осадных батарей, приняли участие и семь гекботов[53] с тяжелыми мортирами. Семидневная бомбардировка подействовала на персов, и 28 июля Баку сдался.

Русские батальоны вступили в город с распущенными знаменами и барабанным боем. В Баку было взято 80 пушек. Начальник гарнизона и его 700 подчиненных попросились на русскую службу. Матюшкин удовлетворил их просьбу.

Вслед за Баку русские войска высадились в устье Куры и заняли прилегающий район побережья.

Петр произвел Матюшкина в генерал-лейтенанты. 17 сентября царь писал новому генерал-лейтенанту: «Поздравляю со всеми провинциями, по берегу Каспийского моря лежащими, понеже посол персидский оные уступил».

 

Присоединение к России закаспийских земель

Договор был подписан в Петербурге 12 сентября 1723 г. и состоял из следующих главных статей:

1. Его императорское величество всероссийский обещает его шахову величеству Тахмасибе добрую и постоянную свою дружбу и высокомонаршеское свое сильное вспоможение против всех его бунтовщиков и для усмирения оных и содержания его Шахова величества на персидском престоле изволит, как скоро токмо возможно, потребное число войск в Персидское государство послать, и против тех бунтовщиков действовать, и все возможное учинить, дабы оных ниспровергнуть и его шахово величество при спокойном владении Персидского государства оставить.

2. А насупротив того его шахово величество уступает императорскому величеству всероссийскому в вечное владение города Дербень, Баку со всеми к ним принадлежащими и по Каспийскому морю лежащими землями и местами, такожде и провинции: Гилянь, Мазандеран и Астрабат, дабы оными содержать войско, которое его императорское величество к его шахову величеству против его бунтовщиков в помочь посылает, не требуя за то денег.

Петр уже хозяйничал в уступленных областях. В мае 1724 г. он писал Матюшкину: «1) крепость Св. Креста доделать по указу, в Дербенте цитадель сделать к морю и гавань делать; …3) Гилянь уже овладена, надлежит Мазандераном также овладеть и укрепить, а в Астрабатской пристани ежели нужно делать крепость, для того работных людей, которые определены на Куру, употребить в вышеписанные дела; 4) Баку укрепить; 5) о Куре разведать, до которых мест можно судами мелкими идти, чтоб подлинно верно было; 6) сахар освидетельствовать и прислать несколько, также и фруктов сухих; 7) о меди также подлинное свидетельство учинить, для того взять человека, который пробы умеет делать; 8) белой нефти выслать тысячу пуд или сколько возможно; 9) цитроны, сваря в сахаре, прислать; одним словом, как владение, так сборы всякие денежные и всякую экономию в полное состояние привесть стараться всячески, что армян призывать и других христиан, если есть, в Гилянь и Мазандеран и ожилять (поселять), а басурман зело тихим образом, чтоб не узнали, сколько возможно убавлять, а именно турецкого закона (суннитов). Также, когда осмотрится, дал бы знать, сколько возможно там русской нации на первый раз поселить. О Куре подлинного известия не имеем: иные говорят, что пороги, а ныне приезжал грузинец сказывает, что от самой Ганжи до моря порогов нет, но выше Ганжи пороги; об этом, как о главном деле, надлежит осведомиться, и, кажется, лучше нельзя, как посылкою для какого-нибудь дела в Тифлис к паше. Сие писано, не зная тех сторон, для того дается на ваше рассуждение: что лучше – то делайте, только чтоб сии уступленные провинции, особливо Гилянь и Мазандеран, в полное владение и безопасность приведены были».[54]

Для ратификации договора, заключенного в Петербурге Измаил-беем, в Персию отправились Преображенского полка унтер-лейтенант князь Борис Мещерский и секретарь Аврамов. В апреле 1724 г. они въехали в персидские владения. На послов напала вооруженная толпа, однако охрана сумела разогнать бунтовщиков. Шах Тахмас Кули-Хан милостиво принял Мещерского, но уклонился от ратификации договора.

Тем не менее для удержания прикаспийских областей, отнятых у персов, требовались большие силы. Так, в 1729 г. там дислоцировалось 17 пехотных и 7 конных полков. Кроме того, имелись иррегулярные конные отряды из грузин, армян и горных черкесов.

Несмотря на смерть Петра I, русские войска не ушли с южного побережья Каспия. Алексашка Меншиков, правивший от имени Екатерины I, приказал генерал-лейтенанту Матюшкину вновь двинуться в Персию. В 1725 г. русские войска заняли Астрабад и Торку. После этого шах был вынужден ратифицировать договор 1723 года.

В 1733–1734 гг. русские войска были введены в Речь Посполитую в связи с попыткой Станислава Лещинского овладеть польским престолом. Оттоманская империя сама претендовала на польские земли и начала подготовку к войне с Россией. Правительство Анны Иоанновны решило вступить в союз с Персией против Турции.

Персы к этому времени находились в состоянии войны с Турцией. Русское правительство ради войны с турками решило пожертвовать прикаспийскими землями. Русский посол князь С.Д. Голицын 16 декабря 1734 г. объявил Тахмасу Кули-Хану, что императрица Анна Иоанновна, «имея полную надежду на скорое очищение Персии от неприятелей, согласна… возвратить ему остававшиеся в русском владении персидские города под тем условием, что города эти никогда не будут отданы в неприятельские руки… Кулы-хан так обрадовался, что изменился в лице и объявил, что готов все сделать, чтоб отблагодарить императрицу за такую милость пусть императрица располагает им как своим последним слугою, и, обратясь к стороне Генжи, крикнул: „Горе вам! Не только вы все, но и сам ваш султан погибнет от персидской сабли, если бог продолжит мою жизнь“».[55]

В 1735–1739 гг. русские войска оставили южное побережье Каспия, а также Баку и Дербент.

Персидский поход был последним и далеко не самым удачным походом Петра Великого. Баку, Дербент, Энзели и Решт могли быть заняты небольшими десантными отрядами, что позже и произошло. Однако удержать территории на юге Каспийского моря было крайне сложно, поэтому решение, принятое Анной Иоанновной, можно считать единственно верным.

Следствием персидского похода Петра стало создание регулярного флота на Каспии. В ноябре 1722 г. царь издал указ об учреждении в Астрахани военного порта. Замечу, что ряд историков утверждают, что этим же указом Петр основал там и Адмиралтейство. На самом же деле в Астрахани в 1722 г. была построена верфь, а Адмиралтейство по-прежнему находилось в Казани. И только в 1827 г. его перенесли в Астрахань.

Позже ноябрь 1722 г. был официально объявлен временем основания Каспийской военной флотилии и отмечается до сих пор.

К 1730 г. в составе флотилии было 21 судно (гекботы, гукоры и т. д.), а в «добавку ж 9 оных имеются на мели», 6 ботов больших, 30 ботов ординарных. На тех судах «обреталось» 1047 морских служителей. А на верфи числилось 186 мастеров и рабочих.

 

Гекбот «Астрахань» (1723 г.) Рис. А. Карелова

 

Чертеж и план верхней палубы гекбота «Астрахань»

Глава 9
Борьба за Закавказье

С XV века Кавказ и Закавказье представляли собой арену борьбы между Турцией и Персией. Каждая война сопровождалась грабежами и массовыми убийствами местного населения. Особенно страдали христиане – грузины и армяне. Поэтому правители грузинских и армянских княжеств еще со времен царя Михаила Романова обращались к России за помощью и просились в подданство. Однако русские войска появились на Кавказе лишь в царствование Екатерины Великой.

В 1800 г. в Тегеран (с 1786 г. столица Персии) прибыл с секретной миссией капитан Джон Малькольм. В январе 1801 г. он от имени британской короны подписал договор с шахом. Персы обещали начать войну с Афганистаном, если его правитель совершит нападение на Индию, и впредь не пропускать французов в Персию. В договоре также говорилось, что если французская армия высадится в зоне Персидского залива, то «оба договаривающихся государства будут действовать совместно, чтобы изгнать и истребить французские войска».

На самом же деле сей договор был направлен против России.

Вспомним, что после блестящих побед Суворова в Италии и Ушакова в Средиземном море Англия и Австрия заняли антирусскую позицию. И это при том, что именно они втянули Россию в войну с Францией. Император Павел был взбешен. И в этот момент Первый консул Французской республики, еще формально находившейся в состоянии войны с Россией, отправляет Павлу послание с предложением союза. Император ответил консулу согласием.

Наполеон Бонапарт вернулся к своей любимой идее – походу на Индию. На сей раз уже не только с французскими, но и с русскими войсками. Но взбалмошный Павел опередил Бонапарта. 12 января 1801 г. император отправил атаману Войска Донского генералу Орлову 1-му несколько рескриптов. В них предписывалось немедленно поднять казачьи полки и двинуть их к Оренбургу, а оттуда прямым путем в Индию, чтобы «поразить неприятеля в его сердце». Отряд Орлова насчитывал 22 507 человек при 12 пушках и 12 единорогах.

Британский кабинет зорко следил за контактами царя и Первого консула. Английский посол сэр Уитворт через свою любовницу Жеребцову (урожденную Зубову) установил связи с высокопоставленными противниками Павла.

Одной из контрмер англичан было заключение договора с Персией, а второй мерой – покушение на русского императора. В ночь на 12 марта 1801 г. Павел I был убит гвардейскими офицерами в своей спальне в Михайловском замке.

Одним из первых распоряжений нового императора Александра I была отмена индийского похода. Фельдъегерь из Петербурга догнал войска лишь 23 марта. К этому времени казаки уже прошли 700 верст и находились в киргизских степях.

Итак, русско-персидская война в 1801 г. была предотвращена. Однако британские офицеры-инструкторы так и остались в армии шаха, продолжало поступать и оружие.

В 1805 г. персидские войска вторглись в Грузию. Шах Баба-хан поклялся «выгнать из Грузии, вырезать и истребить всех русских до последнего человека».[56] У генерала Цицианова было всего 8 тысяч человек, да и то разбросанных по всему Закавказью. А только главные силы персов – армия наследного принца Аббас-Мирзы – насчитывали 40 тысяч человек. Эта армия двинулась на Тифлис. Но на речке Аскерами персы встретили отряд полковника Карягина в составе 17-го полка и Тифлисских мушкетеров. С 24 июня по 7 июля они отбивали атаки 20 тысяч персов, а потом прорвались сквозь их кольцо, перевезя по телам убитых и раненых обе свои пушки. У Карягина было 493 человека, а после боя в строю оставалось не более 150. Отряд закрепился на татарском кладбище в урочище Карагач, откуда, страдая от жажды и отбивая атаки, совершал смелые вылазки. В ночь на 28 июня отряду Карягина внезапной атакой удалось овладеть замком Шах-Булах, где они держались десять дней до ночи на 8 июля, когда скрытно вышли оттуда, незамеченные противником. Вполне допускаю, что персов было куда меньше, чем 20 тысяч, но Карягин, безусловно, молодец.

С началом навигации 1805 г. в Астрахани была сформирована эскадра из фрегата, четырех галиотов, яхты и шкоута под командованием капитан-лейтенанта Ф.Ф. Веселаго. На суда эскадры был посажен десант под командованием генерал-майора И.И. Завалишина (около 800 человек при трех пушках).

23 июня 1805 г. эскадра подошла к персидскому порту Энзели. Три галиота под огнем персов высадили десант. Персы, не приняв боя, бежали. Однако попытка Завалишина овладеть городом Решт провалилась, и десантный отряд был принят на суда.

Русская эскадра отправилась в Баку. После безуспешных переговоров о сдаче города был высажен десант, а суда начали бомбардировку, на которую крепость отвечала огнем своей артиллерии. Русский десант, преодолев упорное сопротивление бакинцев, овладел господствующими над крепостью высотами, на которые, за неимением лошадей, орудия пришлось втаскивать людям. Бомбардировка крепости продолжалась, при этом две мортиры разорвались, а снаряды оставшихся четырех 12-фунтовых пушек не приносили серьезных повреждений трехаршинным массивным стенам Бакинской крепости. Поэтому, когда пришло известие о приближении на помощь Баку войска кубинского хана, русский десант возвратился на суда.

Тем временем Цицианов сумел собрать войска и 28 июля 1805 г. при Загаме (в двух переходах от Елизаветполя) разбил войско Аббас-Мирзы, и персидская армия в беспорядке бежала.

Князь Цицианов приказал Завалишину вновь осадить Баку и сам двинулся к нему на помощь с 1050 пехотинцами, 332 кавказскими казаками и конными татарами при 10 орудиях. Подойдя к Баку, Цицианов потребовал у бакинского хана Гуссейн-Кули присягнуть русскому царю, в противном случае угрожая взять крепость штурмом. 8 февраля 1806 г. Гуссейн-Кули согласился встретиться с Цициановым, но во время переговоров приближенные хана убили Цицианова и открыли огонь из крепости по русским. Завалишин не решился на штурм и отступил.

В сентябре 1806 г. русские войска под командованием генерала Булгакова вновь двинулись на Баку. Местный хан Гуссейн-Кули бежал в Персию, а 3 ноября город сдался и присягнул русским. Бакинское, а затем и Кубинское ханства были объявлены русскими провинциями и, таким образом, к концу 1806 г. русское владычество было утверждено на всем побережье Каспийского моря до устьев Куры. К тому же времени была окончательно присоединена к Грузии (имеется в виду русская Грузия) Джаро-Белоканская область.

На место князя Цицианова был назначен граф Гудович, которому пришлось со слабыми силами вести войну на два фронта – против Персии и против Турции (с которой к тому времени началась война), и одновременно поддерживать порядок в только что усмиренной стране.

В течение 1806 г. были заняты Куба, Баку и весь Дагестан, а персидские войска, попытавшиеся снова наступать, разбиты у Каракапета.

В 1807 г. Гудович воспользовался несогласованностью действий противников и заключил с персами перемирие. Теперь остался один противник – турки. Гудович двинул войска одновременно по трем направлениям – на Карс, Поти и Ахалкалаки, но нигде не добился успеха. Тогда турецкий Юсуф-паша с 20-тысячным войском перешел в наступление. Но Гудович успел собрать свои силы и 18 июня на реке Арпачае разбил турок.

Кампания 1808 г. была менее удачной. Гудович осадил Эривань, занятую персами, но безуспешно.

В 1809 г. главнокомандующим был назначен генерал Тормасов. В эту кампанию боевые действия велись в основном на черноморском побережье. С персами шли безрезультатные переговоры, а турки постепенно вытеснялись из Закавказья.

В 1810 г. отряд маркиза Паулуччи разбил турок под Ахалкалаками. Русские овладели турецкой крепостью Поти, а в июле 1810 г. после бомбардировки с суши и с моря сдался Сухум.

В конце 1811 г. с турками было заключено перемирие, а в мае следующего года – Бухарестский мир. Но с Персией война продолжалась.

19 октября 1812 г. генерал Котляревский дерзкой атакой разбил персидскую армию при малой крепости Асландуз.

9 августа 1812 г. персидское войско под командованием сердара Эмир-хана, при котором состояли английские инструкторы во главе с майором Гарриссом, завладело крепостью Ленкорань. (Забавно – Наполеон шел на Москву, а офицеры союзной Англии воевали в Ленкорани!)

 

Русское командование решило отбить Ленкорань. 17 декабря 1812 г. генерал Котляревский с двухтысячным отрядом выступил из Ах-Оглана и после тяжелого похода в стужу и метель через Муганскую степь 26 декабря подошел к Ленкорани.

В ночь на 1 января 1813 г. русские пошли на штурм крепости. С моря Ленкорань обстреливали корвет, бомбардирский корабль, люггер и шкоут Каспийской флотилии.

Как написано в «Военной энциклопедии»: «В результате оказалось почти поголовное истребление гарнизона: сам Садык-хан и более 2500 персиян пали на стенах и внутри крепости, остальные погибли в речке и в море, пленных же не было. Трофеями были: 2 знамени, 8 английских орудий и большие запасы пороха, снарядов и провианта. Но и мы потеряли убитыми и ранеными 41 офицера и 909 нижних чинов, то есть более половины отряда, причем в некоторых частях потери достигали 75 %. Извлеченный из-под груды трупов Котляровский, с вытекшим правым глазом, с раздробленной верхней челюстью и с простреленной ногой, все же остался живым и за свой беспримерный подвиг был пожалован орденом Святого Георгия 2 степени».[57]

12 октября 1813 г. в урочище Гюлистан на реке Зейве Россия и Персия подписали трактат (Гюлистанский мир). Россия окончательно приобрела ханства Карабахское, Ганжинское, Ширванское, Шикинское, Дербентское, Кубинское, Бакинское, часть Талышского, Дагестан, Грузию, Имеретию, Гурию, Мингрелию и Абхазию.

Кроме того, Персия отказывалась держать военный флот на Каспийском море. «В рассуждении же военных судов, то как прежде войны, так равно во время мира и всегда российский военный флаг один существовал на Каспийском море, то в сем уважении и теперь предоставляется ему одному прежнее право с тем, что кроме российской державы никакая другая держава не может иметь на Каспийском море военного флага».[58]

Однако Гюлистанский мир не способствовал установлению добрососедских отношений между Россией и Персией. Персы не желали мириться с потерей вассальных закавказских ханств, и пограничные инциденты случались довольно часто.

Весной 1826 г. в Персии одержала верх воинственная партия наследника престола Аббас-Мирзы. Российский посланник в Тегеране князь Меньшиков был арестован, и 16 июля персидские войска перешли Аракс. Главные силы Аббас-Мирзы (40 тыс. человек) вторглись в Карабахское ханство.

Русские были вынуждены отступить к Гумрам (Александрополю) и оставить Елизаветполь. Но персидские войска были задержаны у крепости Шуши. Ее маленький гарнизон под командованием полковника Реута геройски отражал все атаки во много раз превосходившего противника. У Реута было всего 2000 егерей из его 42-го полка и ширванцев.

3 сентября авангард Действовавшего корпуса (3 тыс. человек) под начальством князя Мадатова разбил при Шамхоре 15-тысячную армию персов и 5 сентября занял Елизаветполь.

Основные силы персидской армии подошли к Елизаветполю. 13 сентября генерал от инфантерии Н.Ф. Паскевич атаковал их и наголову разбил. Против 35 тысяч персов (из них 15 тысяч регулярной пехоты) при 24 орудиях у русских было 10 319 бойцов, тоже при 24 орудиях. Потери персов составили 2000 человек убитыми, а 1019 человек с четырьмя знаменами и четырьмя орудиями попали в плен. Остальные разбежались. Русские потеряли 295 человек.

Сражение под Елизаветполем решило исход кампании. Крепость Шуша после 47-дневной обороны была деблокирована, а в октябре 1826 г. вся территория империи очищена от персов.

К началу кампании 1827 г. Николай I отозвал с Кавказа генерала А.П. Ермолова, который был главнокомандующим русскими войсками на Кавказе с 1816 г. Император подозревал кавказского героя в связях с декабристами, и, замечу, не без оснований. Фактически Ермолов был отстранен от дел еще в начале 1826 г. А теперь вся власть в Кавказском регионе принадлежала Паскевичу.

В мае 1827 г. Паскевич стянул войска к Эчмиадзину и в июне выступил оттуда на город Аббас-Абад, выслав 20-ю дивизию генерала Красовского блокировать Эривань.

Аббас-Абад был взят 7 июля, но под Эриванью дела складывались хуже некуда. Солдат и офицеров 20-й дивизии косила лихорадка, и в строю оставалось не более 4000 человек. Красовский снял осаду и отвел дивизию на Ашатаракские высоты. Аббас-Мирза с тридцатитысячным войском двинулся за ним. Он не решился атаковать сильную русскую позицию в лоб, обошел ее и стал между Красовским и Эчмиадзином. Тогда Красовский 16 августа пошел в атаку на Аббас-Мирзу, с огромными потерями пробился сквозь его войско и прикрыл Эчмиадзин. Русские потеряли при этом 24 офицера и 1130 нижних чинов. Это были самые большие потери за все войны с Персией.

Обеспечив войска провиантом, Паскевич приступил к решительным действиям. 19 сентября 1827 г. он взял сильно укрепленный Сердар-Аббас, 23 сентября подошел к Эривани и 1 октября штурмом овладел ею. Трофеи составили 48 орудий и 4 знамени. В плен взято около 3 тысяч человек, среди которых и комендант крепости Гуссан-хан.

Местность вокруг Сердар-Аббаса не позволяла обложить крепость со всех сторон. Тогда Паскевич подверг ее сильной бомбардировке, вынудившей остатки гарнизона бежать. Из полуторатысячного гарнизона 650 персов были перебиты и 100 взяты в плен. Русским достались 14 орудий.

За всю осаду русские потеряли не более 100 человек. За отличие при штурме Эривани 7-й карабинерский полк стал называться Эриванским, а Паскевич был возведен в графское достоинство и награжден орденом Святого Георгия 2-й степени.

Взятие Эривани нанесло Персии окончательный удар. В октябре 1827 г. русским покорилась вся ее северо-западная часть. 14 октября был взят Тавриз, и 21 октября персы запросили мира.

Мирные переговоры длились около четырех месяцев, и 13 февраля 1828 г. в Туркманчае ровно в полночь был подписан мир. Этот момент предложил персидский астролог, как наиболее благоприятный для прочного мира. И астролог не ошибся – с тех пор Россия больше не воевала с Персией.

По Туркманчайскому миру Персия уступала России ханства Нахичеванское и Эриванское и выплачивала 20 миллионов рублей контрибуции, а также закреплялась статья Гюлистанского договора о запрещении Персии держать военные суда на Каспии.

Глава 10
Дела железнодорожные

В Крымскую войну 1853–1855 гг. Россия осталась без союзников. Эта фраза стала аксиомой для отечественных историков. Увы, мало кто знает, что нашим союзником тогда была Персия.

До 1747 г. персидские шахи владели территорией Афганистана и с тех пор не оставляли мысли вернуть ее назад.

В 1837 г. Мохаммед шах Каджар (1834–1848) осадил Герат, но из-за ультиматума Англии осенью 1838 г. был вынужден снять осаду.

В начале 1856 г. Насер ад-Дин шах (1848–1896 гг.) решил ввязаться в феодальную распрю в Афганистане между Дост-Мохаммед-ханом и Мохаммед Юсуфом, вновь осадил и на сей раз захватил Герат.

Англия немедленно объявила войну Персии, оккупировала ряд пунктов персидского залива (Мохаммеру, Бушир), направила свою флотилию вверх по Каруну до Ахваза и таким образом перерезала все южно-персидские торговые пути. По Парижскому договору 1857 г. Персия обязалась эвакуировать территорию Афганистана (к которой был отнесен и Герат) и признала его полную независимость. Кроме того, персидское правительство согласилось в случае каких-либо столкновений с афганцами обращаться к Англии.

Можно лишь удивляться глупости наших дипломатов и военных, которые не помогли шаху оружием и войсками. Выход персидских и русских войск к границам Индии мог ускорить большое восстание сипаев, которое, как известно, началось в 1857 г.

С 60-х гг. XIX века Персия становится ареной англо-русского соперничества. В 1863 г. шах предоставил Англии концессию на телеграфную линию от Занекина на персидско-турецкой границе через Тегеран до Бендер-Бушира на берегу Персидского залива. От этого пункта был проложен подводный кабель в Индию. В 1867 г. английское правительство получило согласие России и Пруссии на сооружение через их территории телеграфной линии в Индию. В 1870 г. англичане получили от шаха концессию на продолжение этой линии индоевропейского телеграфа от русской границы по персидской территории. Несмотря на то что телеграфная линия сооружалась в Персии английской компанией за счет персидской казны, эксплуатация телеграфа была предоставлена компании, то есть англичанам. Телеграфные конторы пользовались в Персии правом экстерриториальности. Охрана телеграфных линий, особенно в кочевых районах Южной Персии, давала возможность английскому правительству и его колониальным властям в Индии находить предлоги для вмешательства в дела Персии, что усиливало позиции Англии в этой стране.

Россия также проявила большую заинтересованность в персидских делах. Как уже говорилось, торговля с персами велась с древнейших времен. А вот несколько примеров из XIX столетия. В 1832 г. шуйский купец Степан Посылин ввез в Тавриз на 900 тыс. рублей ситцев, миткаля и сахара. Однако общий русский баланс оставался пассивным. Так, в 1834 г. всего было ввезено товаров в Персию из России на 2 млн. рублей, а вывезено приблизительно на 5 млн. рублей.

Сильно вредила русской торговле конкуренция со стороны англичан. Последние, помимо использования старинной караванной дороги Трапезунд—Тавриз, широко пользовались транзитом товаров через Закавказье, на которое долго не распространялся русский протекционный тариф 1827 года. Ежегодно из Трапезунда отправлялось в Персию товаров на 5 млн. рублей.

В 1872 г. британский олигарх Ю. Рейтер (владелец всемирно известного телеграфного агентства, носящего его имя) обратился к персидскому правительству с просьбой предоставить ему концессию небывалого объема, и тогда Рейтер занял бы монопольное положение в важнейших отраслях экономики страны. Первый министр (садр-азама) мирза Хусейн-хан активно содействовал Рейтеру, а Хусейн-хану помогал персидский посланник в Англии Муксин-хан. До сих пор в деле с выдачей концессий Рейтеру осталось много белых пятен. Русские дипломаты располагали сведениями, что англичане выплатили Хусейн-хану 60 тыс. туманов, а Муксин-хану – 30 тысяч. Еще два персидских сановника получили более скромные взятки – по 4 тыс. туманов. Важную роль сыграла и поддержка английского правительства и его миссии в Тегеране.

Персидское правительство, согласно договору, разрешило британскому олигарху Рейтеру основать в Лондоне компанию для осуществления на территории Персии «общественно полезных работ, являющихся целью данной концессии». Этой компании предоставлялось на 70 лет «исключительное» право на сооружение железной дороги от Каспийского моря до Персидского залива, а также таких веток от этой дороги, какие сам концессионер сочтет необходимыми, включая соединение с железными дорогами других стран «в сторону Европы или Индии». Это условие договора предоставляло Рейтеру практически полную монополию на строительство железных дорог в Персии.

Но этим не исчерпывались привилегии концессии. Рейтеру и его возможным компаньонам на 70 лет предоставлялось «полное и исключительное» право эксплуатировать на всей территории Персии каменноугольные шахты, железорудные, медные, свинцовые и нефтяные разработки, а также «все прочие шахты по их [концессионеров] усмотрению». Персидское же правительство должно было ежегодно получать 20 % чистого дохода от железных дорог концессионера и 15 % от его шахт и рудников.

Еще Рейтеру предоставлялось «исключительное право» на проведение на всей территории Персии оросительных работ, включая «изменение течения рек, строительство плотин, рытье колодцев, каналов и водоемов. А в результате концессионер получал право свободно распоряжаться всеми землями, которые после подведения к ним воды станут пригодными для земледелия. Он же и устанавливал, но с согласия персидского правительства, „продажную цену воды“. Российский МИД по поводу этой статьи договора констатировал: „Вопросы ирригации являются, как известно, жизненно важными на Востоке. Власть, передаваемая таким образом в руки английских капиталистов, неизбежно будет огромной“.[59]

 

Также Рейтеру предоставлялось «исключительное и полное право» на эксплуатацию всех государственных лесов Персии. А персидское правительство гарантировало Рейтеру на весь вложенный им капитал годовой доход в размере 5 % плюс 2 % на амортизацию, что обеспечивалось доходами от шахт, вод, лесов и таможен Персии. Гарантия эта вступала в силу после завершения Рейтером строительства железной дороги от Решта на берегу Каспия до Исфахана. Для обеспечения концессионеру необходимых для такой гарантии доходов ему на правах аренды сроком на 25 лет предоставлялось управление всеми персидскими таможнями.

Если же персидское правительство пожелало выдать кому-либо привилегию на учреждение банка, то Рейтер имел бы предпочтительное право на ее приобретение перед всеми другими соискателями. Такое же предпочтительное право ему предоставлялось на предприятия по снабжению газом, мощению улиц, благоустройству Тегерана, на дорожные работы, устройство почты, телеграфа, мельниц, фабрик и заводов.

Этот чудовищно кабельный договор был подписан 25 июля 1872 г. и ратифицирован шахом. Однако персидское правительство, прекрасно понимая всю одиозность сего договора, долго держало его в секрете. Ведь если бы концессия Рейтера была реализована, то Персия превратилась бы в настоящую колонию Англии, и вся экономика страны попала бы в руки английского капитала.

Концессия вызвала недовольство среди персов и возмущение в Петербурге. Весной 1873 г. шах Насер ад-Дин отправился в путешествие по Европе и в мае прибыл в Петербург. Канцлер Горчаков при встрече заявил шаху, что русское правительство «очень поразил» ратифицированный им концессионный договор, который сильно скомпрометировал шаха и уронил его достоинство в глазах русского правительства. Горчаков дал понять Насер ад-Дину, что в случае сохранения концессионного договора в силе у Персии возникнут осложнения в отношениях с Россией.

Шах был сильно напуган и обещал Горчакову расторгнуть договор с Рейтером, что и сделал, воспользовавшись тем, что Рейтер не успел развернуть железнодорожное строительство в установленный контрактом 15-месячный срок. За это время Рейтер только соорудил земляную насыпь длиной около 2 км, однако организовал торжественную церемонию открытия работ, на которую ни шах, ни другие представители персидского правительства демонстративно не явились.

23 октября 1873 г. мирза Хусейн-хан по приказу шаха известил Рейтера о расторжении концессии, а 28 октября об этом было объявлено всему персидскому народу через многотиражную газету «Иран». Насер ад-Дин поспешил сообщить русскому посланнику, что он отказался перенести срок начала работ: «Рейтер не выполнил обещания, я аннулирую контракт и прошу телеграфировать князю Горчакову, что я выполнил свое обещание и надеюсь, что он со своей стороны будет содействовать поддержанию дружбы и хороших отношений между Россией и Персией».[60]

Теперь русское правительство попыталось взять в свои руки строительство железных дорог в Персии. Вопрос этот обсуждался 1 января 1874 г. (20 декабря 1873 г.) на Особом совещании под председательством канцлера Горчакова. Было признано «весьма желательным и полезным во всех отношениях» провести железную дорогу от Тифлиса до Тавриза. Участники совещания исходили из того, что персидское правительство гарантирует 6–7% годовых на действительную стоимость отрезка дороги, пролегающего по персидской территории, а русское правительство приобретет выпущенные облигации, то есть обеспечит потребный капитал. Обеспечением гарантии послужили сборы персидской таможни на реке Аракс, «которая может быть слита с нашею и образовать международные таможенные учреждения на границе».

Делу придали вид частного предприятия, возглавляемого отставным военным инженером генералом Фалькенгагеном. Русский посланник должен был поддержать его ходатайство перед шахом и подчеркнуть разницу с концессией Рейтера: «Не имея широких размеров последней, оно [предприятие Фалькенгагена] тем не менее направлено к развитию промышленности и торговли Персии; оно не захватывает, подобно предприятию Рейтера, монополии всех отраслей промышленности и торговли страны и не вторгается в область правительственных учреждений».[61]

Если бы удалось осуществить этот проект, то объемы русской торговли в северной Персии стали бы преобладающими, а стратегические позиции России усилились бы. Но осенью 1874 г. шах отклонил предложение Фалькенгагена. Русский посланник объяснил этот отказ «опасением персиян полного русского влияния в [Персидском] Азербайджане». Однако срыв проекта Рейтера уже был крупным успехом русского правительства в Персии.

Между тем сама Россия интенсивно строила железные дороги в Закавказье. Так, в 1872 г. была введена в строй железная дорога Поти – Тифлис длиной в 309 верст, а в 1883 г. эту дорогу продолжили на восток до Баку и дотянули ветку до Батума. В 1900 г. Баку было соединено железной дорогой с Дербентом и Петровском (с 1922 г. Махачкала). Сам же Петровск с 1894 г. был связан через Владикавказ и Минеральные Воды с Новороссийском, Ростовом и всей имперской сетью железных дорог.

Одновременно с присоединением Туркмении к России приступили к строительству Закаспийской железной дороги. К 4 октября 1880 г. железнодорожный путь был уложен от Красноводска до Мулла-Кары, на протяжении 22,5 версты, а к началу января 1881 г. – уже до 115-й версты. В 1885 г. железная дорога достигла Ашхабада, в 1886 г. – Чарджуй, а в 1888 г. – Самарканда. Кстати, тут стоит заметить, что в начале ХХ века подавляющее большинство русских стратегических железных дорог были казенными, то есть принадлежали государству.

Интересно, что русское правительство, поддерживая интересы своих товаропроизводителей, в 1883 г. закрыло транзит для иностранных товаров по Закавказской железной дороге. А в 1885 г. был заключен договор с шахом Насер ад-Дином, согласно которому ни одна иностранная держава не могла получить железнодорожную концессию в Персии до тех пор, пока Россия не приступит к сооружению железных дорог.

Русское правительство не спешило создавать в Персии железнодорожные сети, а пока ограничилось постройкой шоссейной дороги Решт – Тегеран, закончив ее к 1900 г. В том же году запрет на строительство железных дорог западными странами был продлен еще на 10 лет. В 1900–1912 гг. были построены шоссейные дороги Энзели – Решт, Казвин – Хамадан и Джульфа – Тавриз.

В начале ХХ века русские инженеры вели изыскательские работы с целью постройки железной дороги протяженностью 345 верст от станции Алят Закаспийской железной дороги берегом Каспийского моря до Решта, а от Решта – к Тегерану. Но к 1914 г. этот проект так и остался на бумаге.

В итоге к началу Первой мировой войны в Персии вообще не было железных дорог, если не считать шестиверстной узкоколейной линии трамвайного типа от Тегерана до пригородной мечети Шах Абдул-Азим.

Глава 11
Нефть, нефть, нефть!

Первый в мире нефтеперерабатывающий завод был построен в 1823 г. в России в районе города Моздок крепостными крестьянами братьями Василием, Герасимом и Макаром Дубиниными. В Америке лишь десять лет спустя были проведены первые опыты по перегонке нефти. Но, несмотря на это, в те годы освещение даже столицы России Петербурга осуществлялось американским продуктом, называвшимся сначала фотонафтилем или фотогеном. Замечу, что именно в связи с этим возникло и русское название светлого топлива – «керосин»: в то время фотонафтиль продавался в Петербурге в лавке американца Самуэля Кера, на вывеске которой было написано: «Кер и сын». Нетрудно догадаться, что население предпочло это более звучное название.

История производства русского керосина связана с именем Василия Александровича Кокорева. Он родился в 1817 г. в старообрядческой семье вологодского купца, владевшего солеварней. В 1837 г. Василий отправляется в Петербург на заработки. Там за несколько лет торговли вином он нажил огромный капитал. В середине XIX века Кокорев создал Московский торговый дом. Позднее на базе Московского торгового дома было создано Закаспийское торговое товарищество. Товарищество, получившее весьма ощутимые государственные субсидии, развернуло торговлю со Средней Азией и Персией.

По делам Закаспийского товарищества Кокореву приходилось часто бывать в Баку. Однажды его внимание привлекло указание члена-корреспондента Петербургской Академии наук известного немецкого химика Юстуса Либиха – одного из создателей агрохимии – о выходах на поверхность земли нефти и возможном ее использовании. В окрестностях Баку было множество выходов «кира» – пропитанной нефтью земли, который «армянские татары» использовали для покрытия плоских кровель своих домов.

По проекту Либиха в 1857 г. Кокорев построил в 17 верстах от Баку в местечке Сураханы завод по перегонке «кира». Завод возвели по соседству с древним храмом огнепоклонников, и работал он на даровом топливе – природном газе, который также выходил из земли в этом месте. «Сураханский огонь» был использован для нагрева перегонных реторт, с помощью которых из «кира» извлекался фотонафтиль (керосин). По совету магистра химии Московского университета Вильгельма Эйхлера Кокорев приступил к перегонке колодезной нефти, добываемой бурением в местечке Балаханы (также в окрестностях Баку).

Столкнувшись с огромными издержками производства, Кокорев пригласил для консультации молодого доцента Петербургского университета Дмитрия Менделеева. Будущему великому русскому химику были даны Кокоревым самые широкие полномочия. Менделеев имел право не только осмотреть все дело, но и решить: можно ли его сделать более выгодным или же лучше прикрыть «керосиновую лавочку».

Менделеев предложил ввести круглосуточную перегонку нефти, освоить производство эмалированных бочек, организовать нефтеналивную морскую перевозку, проложить нефтетрубопровод от завода к берегу моря. Фактически Менделеев сформулировал в виде идей, а Кокорев реализовал на практике прообраз современной нефтяной промышленности.

Еще со времен персидского владычества кустарная добыча нефти в районе Баку велась по системе откупов, выдаваемых властями. В 1872 г. русское правительство ввело новые «Правила». Нефтеносные участки земли передавались в частные руки с публичных торгов за единовременную плату. Был разрешен беспрепятственный поиск нефти на всех свободных казенных землях Кавказа «лицам всех состояний – как русским подданным, так и иностранцам». За пользование отводами промышленник обязан был платить арендную плату по 10 рублей за одну десятину. Предельный срок аренды был определен в 24 года.

На керосиновое производство «Правилами 1872 года» был установлен акцизный налог, исчисляемый с объема перегонных кубов.

В декабре 1872 г. в три этапа прошли торги по обозначенным нефтеносным участкам. И финансовые результаты декабрьских торгов 1872 г. превзошли все ожидания Министерства финансов. За 51 год, пока нефтяные промыслы Апшеронского полуострова находились в «откупном и казенном содержании», государство получило совокупный доход в размере 5966 тыс. рублей. А первые торги позволили казне сразу получить сумму в размере 2 980 307 рублей.[62] Не менее впечатляющими были результаты первого года после отмены откупной системы на Апшеронском полуострове, когда произошел существенный рост объемов нефтедобычи. В 1873 г. было добыто 3952 тыс. пудов нефти, то есть за один год достигнут существенный рост в 2,6 раза по сравнению с 1872 г..[63]

А осенью 1876 г. в добычу нефти включился крупный петербургский заводчик Роберт Нобель. За 25 тысяч рублей он приобрел у «Тифлисского товарищества» небольшой керосиновый завод в Черном городе (промышленно-заводской район Баку), перестроил завод по своему плану и начал производить опыты с целью улучшения техники перегонки нефти и очистки получаемого керосина. Роберт Нобель проработал в Баку до осени 1876 г., но тяжело заболел и уехал на лечение, а руководить производством в Баку прибыл его брат Людвиг.

Роберт приобрел завод и нефтеносный участок в Балаханах (вблизи Баку) при финансовой поддержке младших братьев Людвига и Альфреда, так как Роберт вернулся в Россию совсем без денег. В письме от 31 октября 1875 г. Людвиг сообщает Альфреду: «Роберт вернулся в Баку из поездки на восточное побережье, обнаружив замечательные залежи нафты… И тебе, и мне удалось добиться независимости, надо помочь и Роберту наладить свое дело».[64]

В 1879 г. Людвиг, сменивший заболевшего Роберта, выступает инициатором основания товарищества на паях под фирмою «Братья Нобель и K°» с основным капиталом в 3 млн. рублей. В проекте устава говорилось: «Учредители Товарищества Людвиг Нобель в Санкт-Петербурге, Роберт Нобель в Баку, Альфред Нобель в Париже и гвардии полковник Петр Бильдерлинг».

«Товарищество…» совершенно по-новому подошло как к добыче нефти, так и к ее переработке, транспортировке и продаже. Вместо дешевых земляных ям для хранения нефти фирма построила резервуары. Известные русские инженеры В.Г. Шухов и А.В. Бари, с которыми сотрудничали Нобели, впервые в России построили клепаные резервуары, первый трубопровод, усовершенствовали оборудование для производства керосина. «Товарищество…» наладило производство танкеров и железнодорожных цистерн, а также построило собственные склады.

Добыча нефти стремительно росла:

Таблица 1

 

Таким образом, за 17 лет, прошедших после отмены откупа, добыча увеличилась в 135 раз, а за 26 лет – в 606 раз. Доля России в мировом промышленном производстве нефти в 1881–1885 гг. составляла уже 3,4 %.

В 70-е гг. XIX века основным экспортным направлением для российских нефти и нефтепродуктов была Персия. Так, в 1880 г. туда из Баку вывезли 179,69 тыс. пудов нефти и нефтепродуктов, включая 57,9 тыс. пудов керосина, 53,96 тыс. пудов нефтяных остатков, 67,8 тыс. пудов сырой нефти.

В Европе русский керосин в небольших объемах появился впервые в 1882 г. Это была первая попытка выхода российских нефтепродуктов на европейский рынок.

В 1884 г. из порта Батум было вывезено за границу 3 745 653 пуда нефти и нефтепродуктов, в том числе 2 753 157 пудов керосина, 634 616 пудов смазочных масел, 352 450 пудов нефтяных остатков и 5430 пудов сырой нефти. Из Баку в Персию было вывезено 180,1 тыс. пудов нефти и нефтепродуктов, включая 116,7 тыс. пудов керосина, 8,39 тыс. пудов нефтяных остатков, 55,1 тыс. пудов сырой нефти. В том же году в порты Одесса, Севастополь, Керчь и Херсон было доставлено 1 741 544 пуда нефти и нефтепродуктов, включая 1 528 544 пуда керосина.

Бакинские нефтепромышленники 31 октября 1886 г. писали Главноначальствующему гражданской частью на Кавказе князю А.М. Дондукову-Корсакову: «Бакинская нефтяная промышленность достигла такой степени развития, что без затруднения могла бы снабжать осветительным и смазочным материалами не только всю Россию, но и большую часть Европы в потребном для них количестве».[65]

В 1890 г. России поставила на экспорт 41 млн. пудов керосина, в том числе на европейский рынок – 28,7 млн. пудов. А из США было поставлено 523 295 тыс. галлонов керосина, из которых в Европу – 343 078 тыс. галлонов. Таким образом, российский экспорт составлял уже 41,1 % от американского. А по европейскому рынку это соотношение достигло 43,9 %.

 

В 1866 г. полковник в отставке Александр Шпаковский изобрел первую паровую форсунку для сжигания мазута. Позже многие российские изобретатели предлагали более эффективные конструкции, что привело к широкому использованию нефтетоплива. Изобретение и широкое распространение нефтяной форсунки имело огромное значение в развитии техники, а главное – теперь не уничтожалось огромное количество мазута.

В конце 80-х годов XIX века в качестве эксперимента две миноноски Балтийского флота – «Лук» и «Сова» – были переведены с угля на мазут. В 1899–1900 гг. на мазут перевели первый крупный корабль – черноморский броненосец «Ростислав», которым командовал великий князь Александр Михайлович.

Автомобильный бум вызвал резкое увеличение спроса на бензин. В 1886 г. в мире было всего 4 автомобиля, к 1900 г. – свыше 10 тысяч, а через 10 лет – уже 10 миллионов. Кроме автомобилей, бензиновые двигатели в начале ХХ века ставились на моторные катера, аэропланы, а также использовались в генераторах электроустановок, например в мобильных радиостанциях.

Несколько меньшее, чем бензиновые, но все же значительное распространение получили и двигатели, работавшие на керосине. Так, к примеру, до перехода на дизели керосиновыми двигателями оснащались подводные лодки России, Германии, Англии и ряда других стран. А главное, с ростом благосостояния городских обывателей и крестьян керосиновые лампы постепенно освещали всю Россию, задолго до «лампочки Ильича».

Стоимость нефти стремительно падала. Если в 1873 г. цена за пуд составляла 45 копеек, то уже в следующем году – 2 копейки.

В конце концов добыча нефти в России превысила американскую. Так, в 1889 г. в США (в Пенсильвании) было добыто 4 млн. баррелей, а в Баку – 16,7 млн. баррелей. В 1901 г. бакинский нефтяной район давал 95 % общеимперской добычи нефти; в этот год добыча нефти в России распределялась следующим образом: 667,1 млн. пудов из Бакинской губернии и около 34,7 млн. пудов из Терской области. Число рабочих, занятых на нефтяных промыслах Российской империи, увеличилось от 7 тыс. в 1894 г. до 27 тыс. в 1904 г., из которых 24,5 тыс. трудились в бакинском нефтяном районе. В 1904 г. в России было 150 нефтеперерабатывающих заводов, из них 72 находились в Баку.

В 1899–1901 гг. Баку, дав более половины всей мировой добычи нефти, вывел Россию на первое место, оставив позади такие страны, как США, Аргентина, Перу и др. Бакинский керосин полностью вытеснил американский сначала из русских городов, а затем и из зарубежных.

В 1877 г. было завершено строительство первого в России нефтепровода между промыслами поселка Сабунчи и заводами Черного города. К 1890 г. в бакинском нефтяном районе было проложено 25 нефтепроводных линий длиной около 286 км, по которым перекачивалось до 1,5 млн. пудов нефти в сутки с промыслов на заводы.

В начале ХХ века был построен транскавказский нефтепровод Баку – Батум. Теперь с батумского нефтяного терминала морские танкеры везли нефть в страны средиземноморского бассейна.

В 1909–1913 гг. добыча нефти в России составляла в среднем 9,3 млн. тонн.

Глава 12
Судоходство на рубеже веков

Советская пропаганда выработала иммунитет к громким фразам типа «Россия – родина радио», что вызывает у нас ассоциацию с фразой «Россия – родина слонов». Тем не менее Россия была действительно величайшей речной державой мира.

1 ноября 1851 г. в 11 ч. 15 мин. отбыл первый поезд из Санкт-Петербурга и через 21 ч. 45 мин. прибыл в Москву. А к этому времени на Волге, Неве, Днепре и других реках уже плавали многие десятки пароходов. Объемы перевозок по железным дорогам и рекам в России сравнялись лишь в самом начале ХХ века. При этом следует заметить, что государство с 1816 г. – времени появления первых пароходов в Волжском бассейне – до 1900 г. не вложило ни копейки в субсидирование волжского судоходства и даже не пыталось страховать или как-либо премировать купцов. Зато огромные средства были вложены в железнодорожный транспорт, и 80 % железных дорог принадлежало государству, включая все основные магистрали.

К 1913 г. в стране (без Финляндии) имелось 68,3 тыс. верст железных дорог и 40,1 тыс. верст судоходных путей, к которым надо добавить еще 123,7 тыс. верст рек, где проводились сплав грузов и движение малых судов.

К 1906 г. только на реках Европейской России ходило 3897 пароходов, из которых 461 были пассажирскими и товаро-пассажирскими.

В конце XIX – начале ХХ века русские реки были полноводнее, и регулярное судоходство имелось там, где сейчас могут пройти лишь байдарки с туристами. Так, по Волге промышленные перевозки начинались с Селигеровского моста и шли до самого устья на протяжении 3159 верст. Правда, на участке Ржев – Селижарово ходили лишь малые суда, но от Ржева на Тверь и далее ходили буксирные и пассажирские пароходы. А из Твери уже в начале 70-х годов XIX века только общество «Самолет» ежедневно отправляло вниз по Волге 12 пассажирских пароходов: 6 – до Нижнего Новгорода, 2 – до Саратова, 2 – до Царицына и 2 – до Астрахани. Сейчас в Тверь эпизодически заходят большие экскурсионные теплоходы из Москвы да два местных речных трамвайчика выгуливают экскурсантов по ближним окрестностям города.

Русские купцы на свой страх и риск осваивали и самые малые реки. Вот, к примеру, взял купец Попов да и пустил в 1874 г. грузопассажирские пароходы по реке Суре от Алатыря вниз до Волги. Начальство отреагировало лишь в 1883 г., то есть через 9 лет, когда Попов получил запрос из Казанского округа путей сообщения – по чьему разрешению открыто на Суре пароходство. Попов отвечал, что на основании статьи 82 двенадцатого тома Свода законов Российской империи «право судоходства по рекам предоставляется всем российским подданным без различия», река Сура судоходна с древних времен – прежде по ней ходили на веслах, бичевой и под парусами, ныне же додумались до пара, а он перенял эту выдумку. Попов добавил, что он платит налоги и даже «берет патенты на пароходные буфеты». Тяжба Попова и K° против МПС тянулась до начала ХХ века, когда в Алатырь пришла железная дорога и пароходство разорилось.

Какими же были русские речные пассажирские пароходы XIX века? Начну с того, что к 1917 г. подавляющее большинство речных пассажирских, товаро-пассажирских и буксирных пароходов были колесными. В ряде книг по судостроению содержится утверждение, что преобладание «колесников» на реках было связано с технической отсталостью России, косностью и инертностью наших судовладельцев. Попробуем разобраться.

Речные пароходы, построенные в 20—50-х годах XIX века, оснащались колесами с закрепленными на патроне спицами и двумя ободами на концах, между которыми располагались плицы, служившие гребным устройством. Плицы крепились к радиально расположенным спицам.

При полной осадке загруженного парохода для уменьшения ударов плиц о поверхность воды стали применять перемещаемые плицы, которые устанавливались на спицах в зависимости от осадки судна. Это облегчало работу колес, улучшало упор, повышало скорость хода, но требовало больших затрат времени и труда.

В 1830 г. появились колеса с поворачивающимися плицами, изобретенные Галловеем. Позже их стали называть колесами Моргана, по имени владельца американской фирмы, организовавшей их производство. Сначала применялись плоские стальные плицы, а с начала ХХ века – вогнутые, которые улучшили работу колес, повысив их упор.

Коэффициент полезного действия колес за период их развития с конца XIX века по начало ХХ века вырос весьма значительно: с 0,30—0,35 до 0,70—0,75.

Гребной винт как судовой движитель был предложен в 1793 г. французским математиком Проктоном, но лишь пройдя длинный путь эволюции, винт доказал свои преимущества на испытаниях, проведенных британским адмиралтейством в 1849 г. Соревновались морские пароходы с одинаковыми мощностями машин (400 индикаторных л. с.) и примерно одинаковые по размеру, но имевшие разные движители: «Базилиск» – колеса, а «Нигер» – винт. Связанные толстым стальным тросом, пароходы двинулись в противоположных направлениях. Более высокую тяговую мощность показал винтовой «Нигер», который в течение часа буксировал «Базилиск» со скоростью 1,466 узла.

Однако винтовой пароход победил только на море. А на нашей великой Волге-матушке, изобиловавшей мелями и перекатами, главной была маневренность, а не скорость. Замечу, что современные винтовые пассажирские суда имеют множество подруливающих приспособлений, а колесное судно могло поворачиваться даже вокруг своей оси без всяких хитрых устройств.

В конце 1881 г. купец А.А. Зевеке отправил своего сына в США посмотреть на диковинку – заднеколесный пароход на реке Амазонке. Американская новинка понравилась, и компания Зевеке решила с ее помощью разорить всех конкурентов на Волге. Сказано – сделано, и уже зимой 1881/82 г. в Нижнем Новгороде построили первый в России заднеколесный пароход «Амазонка». (Каковы темпы постройки!)

Это было большое трехпалубное судно длиной 58 м, шириной 11 м, плоскодонное и чрезвычайно легкое. Порожняя «Амазонка» имела осадку всего 0,71 м, а с полной нагрузкой (393 т грузов и 400 пассажиров) – 1,2 м. Скорость парохода вниз по течению при полной осадке составляла 20 км/ч.

Малый вес и малую стоимость судна по сравнению с обычными колесными пароходами обеспечило применение легкого деревянного корпуса, носовая часть которого имела ложкообразные очертания.

Весь трюм и значительная часть палубы были отведены под груз. Пассажирские помещения всех трех классов располагались в верхнем (3-м) этаже, над которым (ближе к носу) высоко поднимались две сравнительно узкие трубы, из-за которых волгари прозвали новые суда «козами».

Котлы и двухцилиндровая машина были поставлены прямо на палубе: котлы – в носу, а машина – в корме. Тем самым вся средняя часть судна освобождалась для груза, а оконечности его предохранялись от провисания.

За кормой располагалось большое гребное колесо с двумя шатунами и (из-за трудности управления заднеколесным судном) четыре соединенные между собой руля, приводимые в действие двумя румпелями.

Расположение колес сзади, а не с боков, позволяло уменьшить осадку, а главное, резко уменьшить сопротивление воды.

В июле 1887 г. Зевеке умер, оставив наследникам капитал в миллион рублей и 13 больших заднеколесных пароходов, обслуживавших две пассажирские линии: Рыбинск – Нижний Новгород и Нижний Новгород – Астрахань.

В последние годы жизни Альфонс Зевеке вел смертельную борьбу с железными дорогами. Для привлечения пассажиров он ввел ряд льгот: увеличенные скидки на обратные билеты – в 1-м классе до 25 % и во 2-м классе до 20 %; введение для туристов, по соглашению с железными дорогами, круговых железнодорожно-водных билетов; бесплатный провоз в городах пассажирского багажа от железнодорожной станции к пристани.

Пассажиры 1-го и 2-го класса на пароходах Зевеке получали роскошно обставленные каюты, прекрасные буфеты, хорошо подобранные библиотеки и даже рояли в салонах. Пассажиры этих классов имели право попросить капитана причалить к любой пристани вне расписания, а при отсутствии причала с парохода спускалась шлюпка, доставлявшая пассажира на берег.

Кроме судов Зевеке, на Волге были построены еще 4 заднеколесных парохода – «Россия» (купца Петелина), «Брильянт», «Жемчужина» и «Яхонт» (компании «Дружина»).

Однако вскоре выяснилось, что обрезная форма кормы «заднеколесников» образует сзади водоворот и снижает КПД. Резко ухудшалась управляемость судов, так как «боевая» вода из-под колес не попадала на рули, которые к тому же подвергались действию струй кормовых водоворотов.

В результате «заднеколесники» проиграли битву за Волгу пароходам с боковыми колесами.

Следует заметить, что пароходы с боковыми колесами непрерывно совершенствовались. Первые речные пароходы имели паровые машины однократного расширения с низким давлением. Однако с годами давление пара все увеличивалось.

В 1846 г. на пароходе «Волга», а в 1848 г. на пароходах «Геркулес» и «Самсон» установили машины голландского производства с двойным расширением пара, их часто называли системой «компаунд». Цилиндры высокого и низкого давления в машинах «Геркулеса» и «Самсона» располагались с разных сторон гребного вала и соединялись паровой трубой, служившей ресивером. Применение «компаунда» позволило в 1,5 раза сократить расход топлива при той же мощности.

А в 1888 г. на днепровском пароходе «Царь» и волжском пароходе «Рязань» были установлены машины тройного расширения. На них имелся один цилиндр высокого давления, из которого отработанный пар поступал в цилиндр среднего давления, а оттуда – в два цилиндра низкого давления. С введением машин тройного расширения расход топлива снизился вдвое.

 

Топливом для подавляющего большинства русских речных пароходов служили… дрова. Лишь в отдельных местах, например на Дону, частично использовался уголь. Так, в 70-х годах XIX века в топках пароходов только на Волге ежегодно сжигалось 3,2 млн. кубометров дров, в результате чего леса у берегов интенсивно вырубались. В начале 80-х годов на Волге стали частично использовать мазут. Дело в том, что цены на мазут были предельно низкие – 1,5 копейки за пуд, поскольку тогда он считался бесполезным отходом при переработке нефти.

В 1897 г. германский инженер Рудольф Дизель изготовил первый образец своего двигателя внутреннего сгорания. Он имел массу конструктивных недостатков, но обратил на себя внимание нефтепромышленника и судовладельца Э.Л. Нобеля. Тот первым оценил возможность применения дизеля на Волге с учетом крайне низких цен на мазут.

Нобель получил «привилегию» на производство дизель-моторов, которое и освоил на своем заводе в Петербурге (ныне завод «Русский дизель»). Через 2 года Нобель продал «привилегию» и другим заводам: Коломенскому, Николаевскому и Нижегородскому (ныне завод «Двигатель Революции»).

В 1898 г. инженеры завода «Л. Нобель» создали первые двигатели сложного компрессорного типа, способные работать не на керосине, а на сырой нефти.

В 1903 г. на Сормовском заводе на танкеры «Сармат» и «Вандал» были поставлены дизели. Танкеры строились для фирмы «Нобель» и предназначались для перевозок 820 т нефти между Рыбинском и Петербургом по Мариинской водной системе. Три трехцилиндровые четырехтактные компрессорные дизели мощностью по 120 л. с. работали на три винта и позволяли судну развивать скорость до 13 км/ч в стоячей воде. Это были первые в мире дизельные суда. Любопытно, что в Европе (даже в Германии!) дизели стали именовать «русскими двигателями».

По сравнению с паровым двигателем дизель давал экономию от 60 % до 300 %. Для дизеля требовалось существенно меньшее по габаритам машинное отделение. Дизель можно было запустить за несколько минут, а на разведение паров тратилось шесть и более часов. Это было крайне важным для речных судов – частые остановки, длительный простой в шлюзах и т. д. Наконец, для дизеля не требовалось кочегаров, чей изнурительный труд достаточно хорошо оплачивался.

Однако у дизелей «Сармата» и «Вандала» был и весьма существенный недостаток – они не имели реверса, то есть заднего хода! Естественно, такое судно было никому не нужно. И тогда Нобель придумал оригинальную идею: на вал дизеля посадили генератор, который давал ток электромоторам, вращавшим винты. Это обеспечило плавное изменение скорости хода как вперед, так и назад, и уникальную маневренность, но зато терялось около 15 % мощности дизелей и увеличивалась стоимость силовой установки. Таким образом, «Вандал» и «Сармат» были не только первыми в мире теплоходами, но и дизель-электроходами.

В 1907 г. инженеры завода Нобеля К.В. Хагелин и Р.А. Корейво создали систему фрикционных муфт и шестерен, которая легко давала реверс дизельным установкам. В 1908 г. первые реверсивные дизели завода Нобеля были установлены на подводной лодке «Минога» на Балтике и на серии волжских буксиров – «Беломор», «Киргиз» и «Карел» (кстати, именно эти суда впервые стали именоваться в России теплоходами). В следующем году в строй вошли морские дизельные танкеры «Дело» и «Русь», предназначенные для Каспия.

К 1911 г. по Волге уже ходили три десятка теплоходов. В этом году были построены и два первых в мире пассажирских теплохода: колесный «Урал» с дизелем в 900 л. с. и винтовой «Бородино» в 1200 л. с.

Конструкция «Урала» оказалась неудачной. Механизм передачи от дизеля к колесам постоянно ломался. Поэтому в дальнейшем русские судостроители предпочитали строить винтовые теплоходы.

Пароходное общество «Кавказ и Меркурий», оставшись вполне довольным постройкой «Бородина», заказало Коломенскому заводу по его типу еще 13 пассажирских теплоходов длиной 90 м, шириной 9,75 м и осадкой 3,2 м и мощностью машин по 1200 индикаторных л. с., с контрактной средней скоростью 22 версты в час (23,5 км/ч). Стоимость каждого теплохода составляла свыше 390 тыс. рублей. Планировалось обслуживать этими судами ежедневную линию Нижний Новгород – Астрахань.

Уже в следующем, 1912 году на Волгу поступили 4 новых теплохода: «Двенадцатый год», «Кутузов», «Багратион» и «Цесаревич Алексей».

В 1913 г. на линию вышел «Царьград»; в 1914 г. – «Петроград» и «Царь Михаил»; в 1915 г. – «Король Альберт» и «Великий князь Николай Николаевич», а в 1917 г. – «Вадим Аршаулов».

На этих теплоходах каюты 1-го и 2-го класса имели роскошную отделку из карельской березы. Для нужд пассажиров были «ванные комнаты» и даже специальная темная комната, где фотографы-любители могли проявлять свои пленки и пластины.

Теплоходы типа «Бородино» долго ходили по Волге и перевезли сотни тысяч пассажиров. В 1918–1920 и 1941–1943 гг. они перевозили войска и раненых, а также использовались в качестве штабных судов.

Естественно, что в советское время все теплоходы были переименованы. Так, «Бородино» с 1918 г. стал «Товарищем Раскольниковым», а с 1939 г. «Микояном» и находился в эксплуатации до 1997 г. Сейчас его корпус находится в Казани.

«Двенадцатый год» стал «Семнадцатым годом» и сгорел в Астрахани в 1978 г. вместе с теплоходом «25 октября» (бывший «Царь Михаил»). «Петроград» был переименован в «Фридрих Адлер», а затем в «Парижскую коммуну» и в 1999 г. сгорел в Белом городке. Остальные суда погибли еще раньше. Неизвестна лишь судьба после 1989 г. «Урицкого» (бывшего «Царьграда»).

От себя замечу, что прекрасные волжские пароходы и теплоходы, которых к 70-м годам ХХ века оставалось более двадцати, можно было сохранить и реставрировать. Сейчас они приносили бы огромные доходы в турбизнесе. Один из последних волжских пассажирских пароходов, «Спартак» (бывший «Великая княжна Татьяна Николаевна»), снялся в художественном фильме «Жестокий романс». В 1991 г. пароход списали, дальнейшая судьба корпуса неизвестна.

От речных судов мы перейдем к морским. В 1867 г. главная база Каспийской военной флотилии была переведена из Астрахани в Баку, а территория военного порта в Астрахани вместе с механическим заводом и тринадцатью мастерскими передана пароходному обществу «Кавказ и Меркурий».

У современного читателя передача большой части военного имущества частной фирме автоматически ассоциируется с жульничествами 1992 – начала 2000-х гг. Однако тогда имела место вполне продуманная акция, имевшая важное военно-политическое значение. Поэтому о пароходном обществе «Кавказ и Меркурий» стоит сказать особо.

В 1848 г. купцы В.В. Скрипицын и Н.А. Жеребцов основали пароходное общество «Меркурий» с основным капиталом в 750 тыс. рублей. Первоначально пароходы этого общества плавали по Волге и Каме. Было открыто регулярное грузо-пассажирское сообщение на линии Рыбинск – Астрахань.

В начале 1856 г. статский советник Н.А. Новосельский при поддержке наместника Кавказа князя Барятинского основал пароходное общество «Кавказ» для плавания по Каспийскому морю. А уже 25 апреля того же года произошло слияние обоих обществ в одну компанию «Кавказ и Меркурий».

Когда Маккензи, британский консул в Реште и Энзели, узнал о создании русского акционерного общества «Кавказ», он в своих депешах в Форин Оффис настаивал на немедленных превентивных действиях в Средней Азии. Маккензи призывал «любой ценой» взять под английский контроль Решт-Энзелийский порт. Занятие этого порта позволило бы Британской империи утвердиться на всем Каспийском море. «Обладая этим орудием, мы легко овладели бы торговлей всей Средней Азии», – писал Маккензи.

Британский консул указывал на особую важность открытия торгово-политического агентства в Астрахани: «Присутствие британского ока в Астрахани будет необходимым условием перевеса торгового баланса в нашу пользу» и «существенным шагом нашей торговли и политики на Востоке».

Однако еще в 30-х годах XIX века Николай I заявил: «У англичан нет никаких торговых интересов на Каспийском море, и заведение их консульств в этой стране не имело бы иной цели, кроме заведения интриг». Александр II также отказал англичанам, но в более мягкой форме.

С XVIII века почтовое сообщение на Каспии велось исключительно военными судами. Естественно, это было неудобно флотилии и дорого обходилось казне. А теперь по уставу общества «Кавказ и Меркурий» оно обязывалось построить в течение двух лет не менее 15 пароходов и содержать почтовое сообщение на Каспийском море, а также перевозить по указанным в уставе ценам казенные грузы разного рода. За это общество получало ежегодную субсидию от казны – 34 тыс. рублей и некоторые льготы и привилегии, в том числе бесплатный отвод земель на побережье Волги и Каспия, право покупки казенных пароходов и др.

Общество «Кавказ и Меркурий» быстро добилось коммерческого успеха на Волге и выдвинулось в первый ряд пароходных предприятий, постепенно приобретая, благодаря установленным связям с правительственными кругами, некоторые преимущества. Так, ему была передана по особому контракту с казной перевозка по Волге и Каспию войск, почты, различных казенных материалов и пр.

Теперь становится понятно, почему власти сделали столь щедрый подарок компании в виде астраханского порта. Были и другие подарки. Например, в 1860 г. Каспийская военная флотилия передала обществу железный пароход «Ленкорань».

На Волге существовало множество пароходных компаний, но ни одна из них не получала от правительства ни копейки, что ставило их в невыгодное положение. Дело в том, что конкуренты пароходов – железные дороги – получали большие субсидии от властей. Исключение составляло общество «Кавказ и Меркурий». За содержание пароходных сообщений и перевозку почты ему выплачивалось особое «помильное вознаграждение», а в 1884 г. – еще и ежегодная выплата в размере 300 тыс. рублей. В результате «Кавказ и Меркурий» стал почти монополистом в перевозках на Каспии, хотя туда прорвались и другие пароходства. В отличие от остальных морей, морскими перевозками на Каспии могли заниматься только подданные Российской империи. К 1888 г. только к Астраханскому порту было приписано 90 частных пароходов и 1152 парусных судна. По числу приписанных пароходов Астрахань была на втором месте в империи после Одессы, а по парусникам – на первом.

У внимательного читателя уже возник вопрос: а как перевозили нефть по Каспию и Волге? С незапамятных времен ее возили на судах в герметичных бочках. Естественно, стоимость бочек была высока, да и погрузка-выгрузка их стоила недешево.

С укупоркой и перегрузкой перевозка нефти от Астрахани до Нижнего расценивалась до 30 копеек с пуда, не считая доставки до Астрахани и стоимости самих бочек (12–14 руб. за штуку). К началу 80-х годов XIX века вместе с начавшимся увеличением добычи нефти был найден способ более удобной и дешевой ее перевозки.

В 1873 г. братья Николай и Дмитрий Ивановичи Артемьевы, занимавшиеся перевозкой нефти из Баку в Астрахань обычным в то время способом – в бочках на парусных шхунах, впервые устроили, в виде опыта, в трюме кусовой лодки «Александр» особые ящики для налива нефти. Стенки ящиков и борта лодки имели воздушный промежуток, предохранявший лодки от затопления в случае нарушения обшивки. Выгрузка нефти из ящиков производилась ручным насосом. Опыт оказался удачным. В том же году Артемьевы построили баржу с такими же приспособлениями для перевозки нефти с астраханского взморья до Царицына, а в следующем, 1874 году подобная баржа была отправлена ими с нефтью уже до Нижнего Новгорода. Вскоре на новшество Артемьевых обратила внимание крупнейшая нефтепромышленная фирма «Товарищество Бр. Нобель».

В 1876 г. Людвиг Нобель заказал на заводе «Мотала» (Швеция) первую в мире наливную шхуну «Зороастр», которая в 1878 г. и прибыла по Мариинской системе и Волге на Каспий. Для транспортировки керосина по Волге Людвиг Нобель приспособил сначала деревянные баржи с поставленными в их трюмах круглыми железными цистернами емкостью в 32 тыс. пудов. В 1881 г. им были построены два специальных наливных парохода – «Калмык» и «Татарин», грузоподъемностью каждый от 40 до 50 тыс. пудов с наливом керосина уже прямо в трюмы судов, разделенные железными переборками на ряд отсеков. Мазут также стали перевозить наливом – по Каспийскому морю в шхунах, а по Волге – в деревянных баржах.

В конце XIX века большинство наливных барж на Волге были деревянными, но уже строились и железные. Строительство железных барж тормозила их более высокая стоимость, в 3–5 раз выше, чем деревянных. Первая перепись волжских судов в 1884 г. показала следующее: из 5896 барж общей грузоподъемностью 2988,9 млн. тонн лишь 32 металлические. Интересно, что первую металлическую баржу в США построили только в 1891 г.

С 1900 по 1906 г. в России было построено 195 железных барж грузоподъемностью в среднем каждой баржи 450 тыс. пудов. Инициаторами их строительства выступили крупные фирмы, перевозящие в основном нефть, такие как «Товарищество Бр. Нобель», «Восточное общество» и др. Помимо того что крупные компании, в отличие от мелких, имели в своем распоряжении свободные средства на замену деревянного флота железным, в решении этой проблемы была и прямая экономическая выгода, поскольку перевозка нефти в железной барже большей вместимости обходилась почти в пять раз дешевле, чем в деревянной. При этом срок службы деревянных барж обычно составлял 8—15 навигаций, а железных – до 30 навигаций.

Кроме того, нефть просачивалась из деревянных барж, несмотря на все ухищрения судостроителей. В результате поверхность Волги на всем ее протяжении от Нижнего Новгорода до Астрахани в период навигации покрывалась тонкой мазутной пленкой. И в 1904 г. был принят закон об обязательной замене деревянных наливных судов железными. Согласно этому закону, предполагалось заменить более тысячи деревянных барж. Однако и к 1917 г. по Волге плавали деревянные баржи. Да что в 1917 г. В 1923 г. в нефтефлоте Волги находилось еще 259 деревянных барж, из которых в рабочем состоянии только 63.

С 1880 г. интенсивно развивается и морской флот на Каспии. Для него в Нижнем Новгороде, Перми, Петербурге, Гельсингфорсе и Або строятся современные товаро-пассажирские и наливные суда (наливные шхуны). При этом суда, построенные в Петербурге и на финских верфях, проходили на Волгу по Мариинской системе каналов, а в некоторых случаях доставлялись в Астрахань и Баку в разобранном виде.

В 1888 г. на Каспии был введен в строй первый большой пассажирский пароход «Император Александр III». В 1887 г. вошла в строй первая наливная шхуна «Тегеран» вместимостью 327 т нефти и т. д.

Таблица 2

Данные типовых наливных судов на Каспии[66]

Таблица 3

Данные типовых товаро-пассажирских и почтово-пассажирских судов на Каспии

В навигацию 1902 г. на Каспии плавало 47 почтово-пассажирских и товаро-пассажирских пароходов, 96 товарных и наливных пароходов и свыше 400 парусных товарных и наливных судов.

К 1914 г. торговый флот увеличился по тоннажу и получил новые более совершенные суда. Число почтово-пассажирских пароходов достигло 12, а вместимость их составляла 4015 брт. Соответственно товаро-пассажирских судов было 54, а их вместимость – 21 тыс. брт товарных судов было 24 вместимостью 7431 брт, танкеров (наливных шхун) – 112 вместимостью 74,5 тыс. брт. Нужды коммерческого флота на Каспии обеспечивали 50 буксирных, спасательных и ледокольных судов. Итого на Каспии плавали 252 парохода и теплохода общей вместимостью 111 тыс. брт. Следует заметить, что среди них было очень много старых судов: 50 судов прослужили свыше 30 лет и 65 судов – от 20 до 30 лет.

Кроме того, на Каспии плавали 556 товаро-пассажирских и наливных парусных судов. Средняя вместимость их составляла 200 брт.

Таблица 4

Грузооборот важнейших каспийских портов (тыс. т)

 

В морской торговле Каспийского моря первое место занимала нефть, затем – сахар, лес, спички, сундуки, фарфор, мануфактурные товары, соль, рис, хлопок, рыба, фрукты, коконы, ковры, шелк, шерсть.

Несколько слов стоит сказать и о рыболовстве. Практически все рыбные промыслы на Каспии принадлежали подданным Российской империи. В 1893 г. предприимчивые армяне – братья Лианозовы сумели получить от правительства Персии рыболовную концессию, дававшую им права на добычу осетров в южной части Каспийского моря. В прошлом у берегов Персии не было интенсивного рыболовства, отчасти из-за того, что море там более глубокое и более опасное, чем в северной части. Впрочем, в числе причин были и местные традиции. Жителями южного берега Каспия были мусульмане-шииты – персы и азербайджанцы. Многие из них считали осетров и их икру нечистой пищей. Некоторые из местных рыбаков отказывались даже прикасаться к осетрам. Братьям Лианозовым пришлось набрать русскую команду для работы на своих судах. Однако икра была хуже, чем в районе Астрахани. Одна из причин заключалась в том, что икру брали у незрелых осетров в открытом море, а не у идущих на нерест в реки. Но благодаря проникновению Лианозовых в персидские воды увеличивалась зона промысла и рос общий вылов осетров в Каспийском море.

Неограниченный лов осетровых рыб привел к существенному снижению их популяции к 1917 г. Но тут грянула Гражданская война, а осетрам – «мать родна». Отлов рыбы в несколько раз уменьшился, и популяция к 1921 г. восстановилась.

В завершение следует рассказать о Каспийской военной флотилии. Как уже говорилось, ее главная база в 1867 г. была перенесена из Астрахани в Баку. А еще раньше, в 1842 г., ее оперативную базу (станцию) перенесли с острова Сара близ Ленкорани на персидский остров Ашур-Аде в юго-восточном углу Каспийского моря. На острове базировали два стационера (вооруженные пушками паровые шхуны), а гарнизон острова составлял 130 человек при двух пушках.

К 1828 г. в состав флотилии входили 14 боевых судов, 2 парохода и 6 парусных транспортных судов. К концу 60-х гг. XIX века пароходы вытеснили парусные суда.

Говоря о военных судах на Каспии, следует отметить интересную деталь. На Балтике, Черном море и других корабли, как правило, в мирное и в военное время несли одинаковое вооружение. Но на Каспии во второй половине XIX века обстановка была достаточно мирная, а вот море неоднократно показывало свой свирепый нрав. Поэтому суда Каспийской флотилии в те годы имели вооружение военного времени и вооружение мирного времени. Тяжелые пушки в мирное время хранились в арсенале, а суда флотилии плавали с легким вооружением. Так, к примеру, три однотипные паровые винтовые шхуны типа «Персиянин», построенные в 1858–1859 гг. в Нижнем Новгороде, в мирное время в 1860–1870 гг. плавали с четырьмя 6-фунтовыми и одной 1-фунтовой гладкоствольными пушками, а в военное время на них было положено ставить одну 30-фунтовую пушку № 1[67] и четыре 24-фунтовые каронады. В середине 70-х годов XIX века гладкоствольные пушки «мирного времени» на всех трех шхунах заменили на четыре 4-фунтовые нарезные пушки обр. 1867 г. Эти шхуны использовались в качестве стационеров на острове Ашур-Аде.

 

Самыми сильными по огневой мощи во второй половине XIX века на Каспии были паровые канонерские лодки. С 3 июня по 20 августа 1862 г. по Мариинской системе с Балтики были переведены две канонерки – «Пищаль» и «Секира». Эти лодки были построены в 1856 г. в Петербурге. Водоизмещение их составляло 180 т, паровая машина имела мощность 80 номинальных лошадиных сил.[68] Канонерки имели на вооружении гладкоствольные орудия: одну 60-фунтовую пушку № 1 и две 24-фунтовые каронады. Однако деревянные корпуса обеих лодок оказались слишком слабыми для плавания по Каспию и 22 марта 1869 г. их сдали в порт.

Летом 1862 г. по Мариинской системе перешла еще одна канонерская лодка, «Тюлень», построенная в 1860 г. в Гавре. Ее водоизмещение составляло 215 т, машина мощностью 40 номинальных л. с. позволяла развивать скорость 9 узлов. Вооружена канонерка была одной 60-фунтовой пушкой № 1 и двумя 4-фунтовыми нарезными пушками, заряжаемыми с дула. В 1877 г. лодка прошла капитальный ремонт в Баку и прослужила до 1892 г.

Еще две канонерки были построены на Каме в 1865–1866 гг. Они получили названия первых канонерок, сданных к порту: «Пищаль» и «Секира». В боевой состав Каспийской флотилии их ввели в 1872 г. Водоизмещение лодок составляло 328 т и 346 т соответственно, машина мощностью 70 номинальных л. с. В 1875–1877 гг. обе лодки перевели с угля на мазут. Вооружение лодок состояло из одной 6-дюймовой, двух 9-фунтовых и двух 4-фунтовых пушек обр. 1867 г. Обе лодки были сданы к порту в 1899–1900 гг.

 

Разрез и план верхней палубы канонерских лодок «Секира» и «Пищаль»

 

Канонерская лодка «Секира». Поперечный разрез по котельной

 

Схема парусного вооружения канонерских лодок «Секира» и «Пищаль»

К середине 1906 г. в составе Каспийской флотилии осталось всего три вооруженных парохода – «Астрабад», «Геок-Тепе» и «Красноводск». Поэтому в 1908–1910 гг. в Петербурге были построены две канонерские лодки нового типа – «Карс» и «Ардаган». Их водоизмещение составляло 625 т. Два дизеля по 760 л. с. позволяли развивать скорость 14,5 узла, дальность плавания составляла 3100 миль. Вооружение состояло из двух 120/45-мм и четырех 75/50-мм пушек системы Кане. Вообще говоря, по проекту они должны были иметь более мощные орудия, но из-за «экономии» Военное ведомство решило поставить пушки обр. 1891 г. Позже крепость их корпуса позволила установить более мощное артиллерийское вооружение. С 28 апреля по 7 июля 1911 г. обе лодки перешли из Петербурга в Баку.

Для таможенной службы на Каспии использовался крейсер пограничной стражи «Часовой». Слово «крейсер» не должно вводить нас в заблуждение: его водоизмещение равнялось всего 230 т, машина мощностью в 300 л. с. позволяла развивать скорость 11 узлов, дальность плавания составляла 1500 миль. Вооружение крейсера состояло из одной 4-фунтовой пушки обр. 1867 г. Крейсер был построен в Бьернеборге (Финляндия) в 1874–1875 гг. Затем его по Мариинской системе перевели на Каспий. Там он патрулировал восточное побережье от Красноводска до залива Гассан-Кум – устья реки Атрек, то есть сухопутной границы России. Там он не только ловил суда контрабандистов, но и не раз пресекал работорговлю. В начале 1898 г. «Часовой» был обращен в гидрографическое судно.

 

Канонерская лодка «Карс»

В начале ХХ века в строй было введено новое пограничное судно – яхта «Кречет» водоизмещением 30 т, с дизельным двигателем в 150 л. с.

Каспийской флотилии не пришлось непосредственно участвовать в боевых действиях. Однако в 1880–1881 гг. флотилия обеспечивала действия русских войск в Туркмении и строительство Закаспийской железной дороги. Руководил перевозками капитан 2 ранга С.О. Макаров, герой Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. Макаров, помимо военных судов, мобилизовал все пароходы общества «Кавказ и Меркурий», а также свыше ста частных парусных шхун. Только за навигацию 1880 г. для нужд Закаспийской железной дороги было доставлено свыше 40 тыс. т грузов.

Обычная же служба флотилии сводилась к охране рыболовных промыслов и ловле туркменских лодок, промышлявших пиратством. Помимо того, ее суда несли «стационерную службу» в Энзели и других персидских портах. Сам вид вооруженных русских судов заставлял персов относиться с почтением к русским подданным.

Глава 13
Русско-британская колония

К 70-м гг. XIX века русско-персидские отношения заметно улучшились. Россия была важным торговым партнером Персии, а главное, стратегическим союзником против ее извечного врага – Турции.

В ходе войны 1877–1878 гг. Персия оказала определенную помощь русской Кавказской армии. В 1879 г. русское влияние в Тегеране значительно возросло в результате создания персидской казачьей бригады под командованием русских офицеров.

Дело в том, что Персия до 1914 г. не имела регулярной армии, разумеется, по европейским понятиям. У шаха была стража из нескольких сотен человек. В военное время сельские общины должны были выставлять ополчение. До двухсот тысяч всадников должны были выставлять вожди кочевых племен, номинально подчинявшиеся шаху.

Персия в силу Гюлистанского договора с Россией (1813 г.) не имела права содержать военные суда на Каспии. Но этот запрет в принципе и не был нужен. На юге Персия не имела никаких ограничений, но ее флот в Персидском заливе состоял только из одного парохода, купленного в Пруссии в 1855 г. и совмещавшего функции флагмана персидского флота и яхты шаха.

Русские офицеры сформировали первую в истории Персии регулярную часть – казачью бригаду. В ее состав вошли четыре конных полка двухбатальонного состава, пехотный батальон и две четырехорудийные батареи. Штатная численность бригады составила 1750 человек. Бригада подчинялась лично шаху и быстро стала важной опорой его власти.

Завоевание Россией Средней Азии, и в частности Туркестана, привело к дальнейшему укреплению стратегических позиций России у северных рубежей Персии. Русское влияние доминировало во всех северных провинциях страны: в Персидском Азербайджане, Гиляне и Мазендеране. Утверждение России в Туркмении значительно усилило русское влияние в Хорасане, прекратились набеги туркменских феодалов на эту провинцию, и была проведена четкая граница. 9 декабря 1881 г. в Тегеране была подписана конвенция о разграничении между русскими и персидскими владениями к востоку от Каспийского моря. Персы, находившиеся в рабстве у туркменских ханов, вернулись на родину.

Русские власти завербовывали в свои агенты ханов и вождей племен Хорасана. Для этого все средства шли в ход: подкуп, запугивание, поддержка и протекция, скупка земли и феодальных прав. Центром такого рода деятельности в Хорасане стал Ашхабад – резиденция администрации вновь созданной Закаспийской области. Затем таким центром стал Мешхед, где в 1889 г. было учреждено русское генеральное консульство.

Экспансия России в Хорасане способствовала получению концессий на строительство шоссейной дороги от Ашхабада до Кучана. Дорога была закончена в 1882 г. и обеспечила связь русских владений с Мешхедом. Русская торговля вытесняла из Хорасана английскую. В северных провинциях, а затем и во всей Персии стали преобладать русские товары. Персия стала важным рынком для русской текстильной, сахарной и нефтяной отраслей промышленности.

С середины 50-х гг. XIX века все побережье Персии от Астары до Горгана было занято русскими рыбными промыслами. В 1908 г. «Товарищество Южно-Каспийских рыболовных промыслов Г.С. Лианозова» было крупнейшим промышленным предприятием на территории Персии, принадлежавшим русским промышленникам. В «Товариществе…» работало около 800 человек – российских подданных, и более трех тысяч персиян. Сумма инвестиций «Товарищества…» в годы Первой мировой войны составляла 9 млн. рублей.

1 мая 1896 г. во время церемонии празднования пятидесятилетия царствования Насер ад-Дина шах был убит. Убийца – Мирза-Реза Кермани – был духовным последователем видного мусульманского политического деятеля Сейида Джамал ад-Дина Асадабади (Афгани). На престол вступил сын убитого хана Мозаффар ад-Дин.

В начале 1902 г. британский бизнесмен Вильям Нокс д’Арси получил у шаха концессию на добычу нефти. Статья 6 концессионного соглашения гласила, что д’Арси получает монопольное право разрабатывать и эксплуатировать месторождения нефти, газа, асфальта и битума по всей территории Персии в течение 60 лет. Не распространялась концессия только на пять северных областей и провинций: Иранский Азербайджан,[69] Гилян, Мазендеран, Астрабад и Хорасан. Эти территории были исключены из соглашения по требованию русского посланника.

После нескольких лет неудачных поисков нефти англичанами 26 мая 1908 г. в районе Месджеде-Солеймана (Майдане-Нафтун) из скважины глубиной около 340 м забил нефтяной фонтан. С этого момента и началась промышленная добыча нефти в Персии.

14 апреля 1909 г. в Лондоне была учреждена Англо-персидская нефтяная компания (АПНК), эксплуатирующая нефтяные месторождения в концессионной зоне. Первоначальный капитал компании составлял 2 млн. фунтов стерлингов, большая часть этой суммы принадлежала компании «Бирма ойл компани». АПНК скупила все акции ранее действовавших в Персии английских компаний и стала единственным обладателем концессионных прав, в свое время полученных д’Арси.

Добыча нефти в Персии принесла огромные доходы как британскому правительству, так и частным компаниям. Впоследствии Уинстон Черчилль с удовольствием отмечал, что доходы эти в целом «оказались более чем достаточны не только для оплаты топлива, потребляемого кораблями адмиралтейства, но и для строительства большого британского военно-морского флота, причем без единого пенни, полученного от налогоплательщиков».[70]

В середине XIX века англичане построили большую военно-морскую базу и сильную береговую крепость в Адене, на юге Аравийского полуострова. С тех пор британские военные суда постоянно дежурили в Персидском заливе. Английские корабли, базировавшиеся на Адене, имели возможность в любой момент быстро доставить на южное побережье Персии англо-индийские войска из Бомбея и Карачи.

В британских правительственных кругах давно вынашивалась идея о разделе Персии между Россией и Англией. В 1892 г. вышла книга лорда Керзона «Персия и персидский вопрос», которая стала для британских колонизаторов как бы библией по персидским делам. В своей монографии лорд издевательски отзывался как о России, так и о русском народе. Замечу, что это тот самый Джордж Натаниел Керзон (1859–1925 гг.), который в мае 1923 г. предъявил знаменитый ультиматум советской республике. В своей книге Керзон выдвинул идею раздела Персии с Российской империей. Заявив, что Россия вот-вот захватит северные провинции, Керзон продолжал: «Через всю Персию может быть проведена линия от Сеистана на востоке, через Керман и Йезд на Исфахан и далее на запад на Буруджир, Хамадан и Керманшах, к югу от которой никакое враждебное политическое влияние не может быть терпимо».[71]

 

Пытаясь изобразить из себя защитников Персии, англичане не только желали ее раздела, но и поощряли внутри страны центробежные силы в лице феодалов южных племен – бахтиар, кашкайцев, белуджей и др.

Если с Россией у Персии торговля была взаимовыгодной, то с Англией баланс складывался в пользу последней. Англичане видели в развитии англо-персидской торговли и в британских капиталовложениях не только экономические выгоды, но и укрепление своего политического влияния в Персии.

Одновременно с усилением влияния России в северной Персии в южной укреплялось господство Англии. В Тегеране обе державы с переменным успехом вели борьбу за влияние на шаха и его правительство. Но в целом в конце XIX века чаша весов склонялась в пользу России.

При этом следует заметить, что, обратив особое внимание на северные провинции Персии, ни русское правительство, ни русские промышленники не забывали о юге страны и о Персидском заливе. Так, в конце XIX века «Русское общество пароходства и торговли» учредило регулярную грузо-пассажирскую линию Одесса – порты Персидского залива, на которой работали только русские пароходы.

В самом конце XIX века в Персидский залив стали захаживать и русские боевые корабли. К примеру, в середине ноября 1901 г. в Персидский залив вошел новый русский крейсер «Варяг» по пути на Дальний Восток. («По пути» – это писалось в отчетах Морского ведомства, а реально – это крюк в четыре тысячи верст в одну сторону.) «Варяг» посетил большинство портов залива и в том числе простоял три дня в персидском порту Бендер-Аббас. Четырехтрубный красавец крейсер произвел крайне благоприятное действие на местных шейхов и шахских чиновников.

Главной целью политики России в Персии считалось постепенное подчинение последней «своему господствующему влиянию, без нарушения, однако, как внешних признаков ее самостоятельности, так и внутреннего ее строя».[72]

В августе 1905 г. в Петербурге прошли переговоры с шахом и его премьер-министром. Русские дипломаты сформулировали персам условия финансовой помощи их стране, которая могла привести Персию к односторонней экономической зависимости от России и ограничить права шахского правительства в ряде важных вопросов. Но переговоры эти закончились безрезультатно.

После поражения России в войне с Японией и последовавшей затем первой русской революции персидское правительство решило отказаться от идеи прорусской ориентации своей страны.

В конце 1905 г. в Персии начались антишахские выступления. Их возглавило духовенство. Поводом для этих выступлений послужил инцидент, происшедший в Тегеране 12 декабря 1905 г. В этот день правитель города приказал наказать нескольких богатых купцов, отказавшихся снизить цену на импортный сахар. К купцам применили традиционное для Персии тех лет наказание – их били по пяткам. А на следующее утро в знак протеста против такого надругательства в Тегеране не открылись ни одна торговая лавка и ни одна производственная мастерская.

9 сентября 1906 г. шах Мозаффар ад-Дин утвердил положение о выборах от сословий в меджлис, и в декабре того же года в Тегеране начал работу меджлис первого созыва. К концу 1906 г. был утвержден Основной закон Персидского шахства – в стране объявлялась конституционная монархия. Согласно статье 16 Конституции, все основные законы, «необходимые для укрепления основ государства и высочайшей власти, а также для ведения дел в стране и устройства правительственных учреждений», должны были быть одобрены меджлисом. В Конституции говорилось, что персидские газеты «могут печатать ход всех прений меджлиса, но при условии – не изменять и не извращать смысла». Теперь правительство не имело права без согласования с меджлисом раздавать концессии и разрешать учреждение частных компаний. Статья 25 гласила, что соглашения о государственных займах, как внутренних, так и внешних, должны были заключаться «с ведома и одобрения меджлиса».

А 8 января 1907 г., вскоре после ратификации Конституции, скончался шах Мозаффар ад-Дин. Новым шахом стал его сын Мохаммед-Али, бывший при жизни отца правителем Иранского Азербайджана.

Однако антишахские выступления продолжались. В конце мая 1908 г. Тегеран находился в основном под контролем оппозиции. Шахский дворец опустел – большая часть вельмож разбежалась по домам.

Ранним утром 22 мая 1908 г. по улицам Тегерана галопом промчались подразделения казачьей бригады – два кавалерийских полка и батарея конных пушек. Часть войск окружила здание меджлиса, а другая часть – шахский дворец.

Из ворот дворца вылетела карета, сопровождаемая русскими офицерами. Через полчаса она влетела на территорию казарм казачьей бригады. Лишь тут Мохаммед-Али сумел пересилить страх. Он вышел из казармы и важно заявил: «Мои предки завоевали себе престол силой оружия, и я мечом моим буду его оборонять. Если надо, я стану во главе моей верной бригады… чтобы победить или умереть».[73] А 9 июня шах объявил в Тегеране военное положение и временно назначил генерал-полковника Ляхова генерал-губернатором, с подчинением ему всех войск и полиции.

На следующий день казаки навели порядок в занятом повстанцами Тегеране. Артиллеристы открыли огонь по зданию меджлиса, и уже через несколько часов восстание было подавлено.

По приказу шаха были повешены оратор-проповедник Малек оль-Мотекаллимин, редактор газеты «Рух оль-Кодс» Султан оль-Улема, издатель газеты «Суре Эсрафиль» Мирза Джехангир-хан и многие другие. Известный ваиз Сейид Джамал, бежавший из Тегерана 23 июня, вскоре был пойман и задушен в тюрьме города Боруджерд. Многие депутаты меджлиса нашли пристанище на территории посольств иностранных государств, воспользовавшись правом «беста» (убежища). Богословов муджтахидов Аболлу Бехбехани и Мохаммеда Табатабаи выслали из столицы, одного – в Кербелу, а другого – в свое имение в Хорасане.

Шах приказал временно распустить меджлис и энджомены.[74] Многие газеты были закрыты, в Тегеране введено осадное положение. В других персидских городах энджомены были вообще разогнаны, а губернаторами областей и провинций были учреждены верные шаху сановники.

8 февраля 1909 г. в центре провинции Гилян городе Реште вспыхнуло антиправительственное восстание. На помощь персидским оппозиционерам прибыли профессиональные кавказские революционеры, многие из которых состояли в рядах РСДРП. Они-то и сыграли основную роль в подготовке и дальнейшем развитии восстания. Особо отличились грузинские революционеры. В ходе восстания к его участникам присоединились многие проживавшие в Реште азербайджанские тюрки, в основном торговцы и ремесленники, а также местные армяне. Среди восставших был и либеральный деятель Сардар Мохи со своими приближенными.

Между правительственными войсками и повстанцами завязались перестрелки, в ходе которых погибли 56 солдат, губернатор Гиляна, два чиновника, персидский казак-охранник и многие другие.

На следующий день бывший шахский сановник Сепахдар был провозглашен правителем Гиляна и предводителем восставших, хотя кавказские революционеры не очень одобряли его кандидатуру.

Через несколько дней рештские повстанцы победили сторонников правительства и в городе Казвине. Там к восставшим присоединилась группа крестьян. Предводители конфедерации бахтиарских племен Сардар Асад и Самсам ос-Салтане предложили конституционалистам Гиляна и Казвина объединиться и двинуться на Тегеран. 3 июля их объединенные силы вошли в столицу, и после нескольких стычек со сторонниками шаха Тегеран оказался полностью в руках восставших. Мохаммед-Али-шах со своими приближенными укрылся в летней резиденции российской дипмиссии в предместье Тегерана Зергенде.

Высший совет, в который вошли каджарский принц, депутаты разогнанного меджлиса, бывшие министры, религиозные авторитеты, крупные купцы и саррафы (менялы), принял решение о низложении Мохаммед-Али-шаха, а новым шахом был провозглашен его двенадцатилетний сын Ахмед. Регентом стал предводитель царствующего племени каджар, либерально настроенный Мирза Али-Реза-хан Азуд оль-Мольк.

Свержение шаха в известной степени устраивало Лондон, но совершенно не устраивало Петербург. В северные районы Персии были введены небольшие отряды русских войск. Еще летом 1907 г. по Мариинской водной системе с Балтики перешли на Каспий миноносцы «Пылкий» и «Пронзительный». Их появление у персидских берегов произвело фурор. П. Стрелянов писал: «В 1907 году, на Энзелийском рейде, появился русский миноносец и стал на якорь. На другой день, утром, был день тезоименитства Государыни Императрицы. Командир миноносца произвел установленный салют. При первых выстрелах Энзели опустело. Жители бросились в погреба, часть их поспешно, в лодках и пешком, направились по дороге к Решту».[75]

Русские войска заняли города Тебриз, Решт и Энзели. В марте 1912 г. генерал-майор Редько штурмом взял Мешхед. Британские войска, в свою очередь, заняли Бушир, Шираз и несколько других городов Южной Персии.

Буржуазное правительство, пришедшее к власти в результате свержения шаха, пригласило в 1911 г. в Тегеран группу американских финансистов во главе с Морганом Шустером. Последний был назначен главным казначеем Персии, нечто типа министра финансов. Шустер потребовал себе огромных полномочий. Он настоял, чтобы без его визы правительственными органами не производилось никаких бюджетных расходов. Шустер создал даже свою жандармерию, якобы для взимания налогов и обеспечения других бюджетных поступлений. Таким образом, американский банкир стал в Персии чем-то вроде финансового диктатора, под дудку которого плясало персидское правительство.

Шустер попытался назначить начальником финансовой жандармерии враждебно настроенного по отношению к России английского офицера Стокса, но русское правительство повело борьбу против этой кандидатуры.

Решающий конфликт Шустера с русским правительством возник по внешне пустяковому поводу. Персидское правительство конфисковало имущество брата свергнутого шаха. Шустер направил в его имение своих жандармов. Но их опередил местный русский генеральный консул. Он заявил жандармам, что владелец поместья является должником русского Учетно-ссудного банка, и поэтому его имущество не может отойти персидскому правительству, а пойдет в счет погашения долга русскому банку. И русский консул с помощью казаков своего конвоя не допустил жандармов к имуществу брата Мохаммеда-Али. На следующий день к шустеровским жандармам подошло подкрепление, и они силой выгнали казачью охрану из имения. При этом двое русских консульских служащих были обстреляны жандармами.

5 ноября 1911 г. русское правительство потребовало через своего посланника удовлетворения за нанесенное консульству оскорбление. В случае отказа оно грозило выслать войска на персидскую границу. Требование было удовлетворено. Тогда русское правительство с согласия Англии 29 ноября направило персидскому правительству ультиматум с требованием удаления Шустера с его поста. Шахское правительство с радостью бы уволило Шустера, но тот успел сколотить в меджлисе свою группировку, которая воспрепятствовала его увольнению. В ответ русский отряд из Решта через Казвин двинулся на Тегеран. Перепуганные персидские правители уволили Шустера.