Кассандра пила массандру

Менее всего Савве подходило его имя. Однако младенцы не появляются на свет бородатыми хипстерами, чтобы было уж точно понятно, какое имя им подойдет. Савва Лёвшин был на беглый взгляд безбородым пшеничноволосым ботаником, из тех, что лет до сорока сохраняют мальчиковость облика, а потом смотришь — а они уже заматеревшие корифеи. Соня сразу спросила, зачем ему все это, ведь он-то еще не заматерел и для пышной автобиографической саги о себе у него пока мало опыта. Шляпа недовольно засопела, но плевать на нее, ведь, если она хочет, чтобы из ничего был сделан том с золотым обрезом, да еще и какой-то ролик, да еще и то, не знаю что, — какие тут могут церемонии в вопросах целеполагания! Лёвшин бегло залопотал о нейросетках, которые он унаследовал от родителей и в которых он не хочет запутаться, чтобы не наступить на их грабли. «Да и, в конце концов, это неплохой подарок», — вдруг по-детски улыбнулся этот вундеркинд-переросток. Соня плохо себе представляла подарок, в создании которого участвуют нейросетки, но допускала, что это предвестник любимого Агапычем кибербудущего. Почему нет! Но, видимо, кибербудущее плохо поддается ее обыденному пониманию, потому как мальчик с купеческим именем, за которым неотрывно маячил флер купеческой же благотворительности, похоже, совсем не имел человеческих воспоминаний. Более того, он, сам того не осознавая, декларировал это с самого начала разговора, когда выяснилось, что он не знает своего родного отца.

— То есть я с ним все же виделся однажды, когда был… не помню, сколько мне было лет, но от него нужно было разрешение на то, чтобы я выезжал за границу. В течение двух часов я тогда с ним общался… но ничего не помню!

— И всё? А почему же вы с ним не контактируете? — Соня, как ей казалось, задает самый естественный вопрос, оговорившись, что обозначенным обстоятельствам, конечно, может быть масса не зависящих от Саввы причин.

— Я не знаю, — все с той же безмятежной улыбкой отозвался Савва. — Отец ушел, когда я еще не родился. Сколько себя помню, мы жили с отчимом.

— Видимо, отчим заменил вам отца?

— Да, наверное, — ответил Савва, не меняя инфернального регистра улыбки и словно рассказывая не о себе, а о ком-то далеком и чужом.

— И все же разве вам никогда не хотелось познакомиться с родным отцом поближе? — напирала Соня, хищно нащупав психологический узел.

Савва с легким недоумением пожал плечами, словно его спрашивали, не пора ли менять еще вполне справный автомобиль.

— Вообще-то нет, не хотелось. Потому что я не знаю, захотел бы он помочь мне в достижении моих целей. И если нет, то это было бы просто тратой моего времени.

— А нужно тратить время только на тех, кто помогает достижению твоих целей?

— В моей картине мира — да.

— И какие же у вас цели? — не удержалась Соня, но Шляпа призвала ее помнить, что время встречи ограничено, а необходимо собрать еще столько информации по плану, «который я вам предварительно выслала и которого необходимо придерживаться».

Особы, подобные Клетчатой Шляпке, не способны понять, что главная их задача в любом созидательном процессе — сгинуть с глаз долой вместе с порожденными их дряблыми мозгами нечитабельными планами. Поэтому Соня, закусив удила, принялась выпытывать у этой помеси Электроника с Кощеем Бессмертным хотя бы горстку живых подробностей. Но о своей матери Савва мог констатировать не намного больше, чем о функционально бесполезном отце. Словно бы ее он тоже видел не более двух часов в своей жизни…

— Мама… ну, я думаю, что она слишком эмоциональная. Чересчур добрая. Это у меня от нее, что мне очень мешает в бизнесе.

Бедный добрый мальчик! Отчим, воспитавший его, тоже оказался недостаточно злым для бизнеса, но он хотя бы программист, от него было что усваивать, кроме доброты. И вот эта пустая порода сыпалась на голову Сони битый час, хотя она усердно рыла эту неплодородную землю. Разговорить и раззадорить на нужной теме она не просто умела — это для нее было самой что ни на есть органикой натуры, но тут все ее атаки и воркования, все ее энергетические волны разбивались о скалу электронной улыбки, за которой, похоже, простиралась какая-то неизвестная ей доселе табула раса эмоциональной памяти.

— Давайте не будем тратить драгоценное время Саввы, — снова влезала Клетчатка, — о детстве мы сможем узнать у его мамы, встреча с которой…

Соне вспомнилась однажды услышанная философская концепция, согласно которой доказательством существования индивида не может служить сам индивид. Его существование должен подтвердить хотя бы один свидетель… Наверное, авторы этой концепции — сотрудники ЗАГСа. В голове пронеслись обрывки комедии шестидесятых годов про того, кого по ошибке записали умершим, а он не умер, но бюрократическая машина всячески противилась жизни, не подтвержденной на бумаге… К чему это все? К тому, что бывают люди, которые не прожили свое детство. Их детство всегда существовало только в родительской памяти — так же как высадка человека на Луну существует только на сомнительной кинопленке, как говорят разные умные ехидные господа.