В его комнате обнаружили два письма, одно на имя Павле Сарайлии, а другое на имя отца игумена. Первое письмо гласило: «Дорогой Павле, друг мой! После двухлетней нашей дружбы нахожу необходимым открыть неизвестное тебе. Я и есть тот студент медицины, которого содержала "горбатая Юлия". Я и есть тот мерзавец, который обманул ее и убежал накануне назначенного дня венчания в монастыре Савина. Я, негодяй, позже женился на одной злой женщине, которая меня обманывала, презирала и тиранила, а напоследок обокрала и выгнала. Это было первое наказание Божие. Но более тяжким наказанием были угрызения совести. Гонимый ими, я поселился в Сараево, когда Кассиана была уже монахиней, чтобы быть ближе к ней и испросить прощение у нее. Я все исповедал отцу Каллистрату, и после долгой епитимии он разрешил меня от греха, когда узнал от Кассианы, что и она меня простила. Простил меня духовник, простила меня она, но сам себя я не простил, и не знаю, простил ли меня Бог. В моей глупой молодости я презирал ее из-за уродливого тела, а в горькой старости обожал больше всех на свете. Я понял, что моя душа была безобразнее и горбатее ее тела. Она стала для меня ангелом во плоти. Я не осмеливался дотронуться до нее, ни даже коснуться ее одежды. Через нее блистало небо некой неземной светлостью. Благодаря ей познал я Бога, вернулся к вере и к Церкви православной. От нее я узнал, что плотская любовь не имеет ничего общего с истинной, духовной любовью. Когда мы выехали из Сараева, я почувствовал приближение смерти. Тогда напряг я все силы душевные, чтобы поддержать тело, пока не приедем мы в монастырь. Сердце мое тяжело билось все эти дни. Я не хотел умереть в своей комнате. В этот последний час иду умирать на ее могиле, хоть я этого и не достоин. Это все. Прости меня, дорогой друг, и не допусти, чтобы твоя духовная радость в этом святом монастыре омрачилась хотя бы на один час из-за моей смерти. Через тебя завещаю я все свое имение монастырю Милешево, этому монастырю Святого Саввы и матери Кассианы. Оно для меня является прахом точно так же, как и тело мое. Прости и оставайся с Богом.
Любящий тебя до смерти и после смерти твой друг Л. Сумрак».
Письмо игумену гласило: «Ваше Боголюбие, дорогой отче игумене, прости, и только прости. Не допусти, чтобы мое мерзкое тело было похоронено в монастырских стенах. Не достоин я этого. Тело привело меня ко греху в молодости, и грех этот отравил всю мою жизнь. Прикажи, чтобы меня похоронили неподалеку от монастырских стен, на краю реки Милешевки. Когда разольется река, пусть отнесет она мое тело в Лим, а Лим в Дрину и все дальше и дальше до моря. А ты помолись о моей грешной душе.
Кланяюсь в ноги, целую твою святую руку и прошу о прощении. Грешный доктор Сумрак».
Еще не прошло всеобщее потрясение и не стихли пересуды, как очередное удивительное событие случилось в монастыре.
Народ еще говорил о смерти доктора, когда внимание всех переключилось на одного молодого мусульманина из Берана. Впав в безумие, он бегал вокруг церкви с утра до вечера. Поначалу народ жалел его, но постепенно все к нему привыкли. И мало кто обращал на него внимание. Но однажды, когда духовник читал о нем Псалтирь над гробом Святого Саввы, юноша еще раз пробежал вокруг церкви и вдруг внезапно остановился. «Где я?» — спросил он удивленно. Он исцелился. Ум возвратился к нему. Плач радости его сродников. Прославление Святого Саввы и крики радости во всем народе. Явилась тайна Божия, тайна силы угодника Божиего Святого Саввы и всех святых милешевских.
Павле Сарайлия, дотоле удрученный неожиданной смертью друга Сумрака, одновременно исполнился удивлением от этого нового чуда.
— Это воистину чудо Божие! — воскликнул он.
— Господин мой, не удивляйтесь, — проговорил один старик из Хисарджика.
— Это место полно небесного пламени. Мы сверху, с Хисарджика, часто видим по ночам, как пламя выходит из этих могил. И это ли не чудо? Тут бесчисленное количество мучеников, монахов, жен, девушек и детей, убитых османлиссами (турками). Все зло, которое существовало в царстве, вооружалось против Милешево и Святого Саввы. Здесь погибал невинный народ, который собирался в монастыре. Тут лежат и мусульмане, которые поплатились жизнью только за то, что оказались здесь во время нападений. Из могил пламя, господин, пламя за пламенем. Мы когда-то смотрели с гор и думали — пожар в монастыре! Огромный столб огня поднимался от могилы отца Каллистрата. Огромное пламя из могилы матери Кассианы. Дивное место это, господин. Слава Богу и Святому Савве!