Внизу кто-то заиграл на рояле. Не заклинатель, поскольку в мелодии не ощущалось присутствия фантомов.
Я вопросительно взглянула на Стража.
– Сесиль Шаминад, «Элегия», – моментально пояснил тот.
– Признайся, у тебя в голове музыкальный автомат?
– Хм… – Он откинул локон с моего лба. – Прекрасный штрих к лабиринту.
Меня вдруг охватила паника, как бывало при виде редкого украшения или инструмента на черном рынке. Казалось, безделушка вот-вот выскользнет из рук и разобьется – глазом не успеешь моргнуть. Я прижала ладонь к его животу, ощущая ровное, размеренное дыхание.
– Если мы намерены продолжать в том же духе, – мягко проговорил Страж, – сколько бы это ни продлилось, нельзя, чтобы Рантаны узнали.
Иначе они просто уничтожат меня, его, наш шаткий союз. Слишком высокая цена за право находиться друг с другом.
Обуревавшее меня чувство было искренним, безрассудным, из тех, что Джексон на дух не выносил.
Страж смотрел на меня в упор. Хотелось ответить: «Это не имеет значения», но слова замерли на губах. Слишком откровенная ложь, и потом, меня не спрашивали, а просто поставили перед фактом.
Я повернулась, прижавшись спиной к его груди, и рассеянно уставилась в окно.
– Столько лет ничего не замечать… Не видеть, что творится в Синдикате.
– Прости, но верится с трудом.
– Нет, я не сомневалась, что тамошняя система порочна на корню, но чтобы до такой степени? Аббатиса со Старьевщиком затеяли нечто ужасное, и это как-то связано с рефаитами. Ума не приложу, в чем суть, но мне кажется, ответ лежит прямо на поверхности. – Я коснулась испещренных шрамами пальцев. – Тот предатель, выдавший вас. Ты знаешь его в лицо?
– Возможно. Беда в том, что мне неизвестно, кто именно нас предал.
Наверняка незнание грызло его все эти годы.
Я убрала руку с его живота.
– На битве мне придется проникнуть в лабиринт Джексона, а практики маловато.
Страж окинул меня пристальным взглядом:
– Собираешься убить его?
Этот вопрос не давал мне покоя уже который день.
– Не хотелось бы. Если заставлю сдаться, подчиню, то обойдемся без кровопролития.
– Благородное решение. Уверен, Белый Сборщик поступил бы наоборот.
– Он рисковал жизнью, чтобы спасти меня из Шиола. С какой радости ему меня убивать?
– Дабы подстраховаться, представим, что он попытается.
– А как же твое «лучше не представлять»?
– Бывают исключения. – Страж откинулся на подушке. – Сейчас проникнуть в мой лабиринт просто, но на «Арене» тебе придется нелегко. Надо будет собрать все силы для прыжка.
– И все-таки позволь попробовать. Вот прямо сейчас, без маски.
Как ни странно, он не возражал. Я обняла его за шею и стала медленно погружаться в транс. Глаза слипались, оторваться от тела получилось на удивление легко.
Я сразу очутилась в абиссальной зоне. Тишина мертвым грузом давила на плечи. Откуда-то сверху ниспадали тяжелые бархатные драпировки и терялись в дымке костра. В полном безмолвии звенело лишь эхо моих шагов, как в соборе, но сам лабиринт походил на плавучий островок в эфире – размытый, почти неосязаемый. Он просто существовал, и все. Возможно, весь загробный мир – по сути такой же пустырь без малейших признаков жизни. Я раздвигала завесу за завесой, пока не оказалась в самом сердце сознания Арктура Мезартима. Он встретил меня в своем призрачном обличье, руки сложены за спиной. Выцветшая оболочка, не более того.
– С возвращением, Пейдж.
Драпировки снова сомкнулись.
– Смотрю, у тебя по-прежнему тяга к спартанской обстановке.
– Не люблю отвлекаться на визуальный ряд.
Но кое-что изменилось. На пепелище рос цветок. Неописуемого оттенка лепестки переливались под защитой стеклянного колпака.
– Амарант, – выдохнула я, коснувшись гладкой полусферы. – Откуда он здесь?
– Не знаю. Форма лабиринта вне моей компетенции.
– У тебя есть защитные барьеры?
– Исключительно врожденные. Барьеры Джексона куда слабее, но не забывай про явления памяти.
– Спектры, – кивнула я. Спектры упоминались в памфлете «Уловки странствующих мертвецов» и неоднократно встречались мне в чужих лабиринтах. Бессловесные паукообразные твари, таящиеся в абиссальной зоне. В каждом из нас жил по крайней мере один такой монстр, а люди склада Надин буквально кишели ими. – Это ведь воспоминания?
– Вроде того. Спектры воплощают прошлые горести и тревоги. Когда, как вы выражаетесь, становится тяжело на сердце, это происходит как раз с подачи спектра.
Я поднялась:
– А у тебя они есть?
Он молча указал на драпировку. На краю сумеречной зоны, отделяемые световым барьером, копошились двенадцать спектров. Безликие силуэты с человеческими формами. Тела – нечто среднее между твердым и газообразным – дрожали и колебались вместе с дымком.
– Призрачному обличью они не навредят, но могут преградить тебе путь, – предупредил Страж. – Главное, не поддаться им.
Я снова оглядела мрачное сборище:
– Ты знаешь, какие воспоминания они воплощают?
– Да.
Его черты казались резче, некогда плавные линии заострились.