Каста Неприкасаемых

Чувствую, как в глубине души заскреблась совесть. Сейчас пострадает невиновный, а ведь он вступился за меня и по сути даже сделать ничего не успел.

Набравшись наглости, пытаюсь хоть как-то исправить несправедливость.

– Господин магистр, разрешите сказать.

Недовольный взгляд зыркнул в мою сторону, но тут же сменился смиренно-терпимым, и Бинаи позволяюще кивнул – говори.

– Господин магистр, вот этот парень, – тыкаю пальцем в гладкого крепыша, – он ни в чем не виноват. Здесь скорее моя вина. Я ведь новенький, и еще плохо разбираюсь в тонкостях местных порядков.

По лицу магистра пробежала понимающая улыбка.

– Признание вины похвально, – его взгляд прошелся по нашим лицам и вновь остановился на мне, – похвально, но не освобождает от наказания. Так что присоединяйся к этим двоим, и все трое марш к экзекутору.

***

Лежу на соломе и уныло пялюсь в потолок. Я опять заперт в подвале и это наводит меня на грустные мысли. «Что-то в последнее время зачастило. Просто кочую из одной тюремной камеры в другую. Может зря я связался с этим заклинанием, с тех пор как оно переползло на мою руку, я точно не стал счастливее. Теперь вот еще и розгами по спине получил».

Вспомнилось, как мы втроем встали перед экзекутором, подслеповатым, тщедушным старикашкой с остатком седой шевелюры на голове. Его скучающий взгляд прошелся по нашим лицам, и мы по очереди, как смогли, изложили каждый свою версию происшедшего. Старик все выслушал, осуждающе покачал головой, и сухим казенным тоном выдал: «Новичку по первости пять ударов, а вам, рецидивисты, не обессудьте, по десять. И всем троим сутки карцера, для усвоения».

Спорить никто не стал, и вот теперь все трое лежим в подвале, который старик назвал карцером. Каким бы тщедушным старик не выглядел, а рука у него тяжелая, поэтому на боку лежу только я, а эти двое кряхтят, распластавшись на животе.

Лежим молча не глядя друг на друга, пока вдруг не выдерживает чернявый.

– Какого рожна ты вообще влез, святоша?! Если бы не ты, так и проблем бы не было!

Обращение «святоша» заинтриговало. Как-то оно совсем не вяжется с нашей кампанией. Навострив ухо, прислушиваюсь, а гладкий, перевернувшись на бок, заявляет с полной невозмутимостью и какой-то даже ленцой.

– Никогда не мог понять вашей дворянской извращенной логики, но в этот раз кажется понимаю. Ты просто не смог довести свою мысль до конца. Проблем не было бы у всех нас, поскольку тебя таки отправили на эшафот за убийство. И надеюсь, со второго раза у них бы это получилось.

Спокойствие крепыша взбесило чернявого, и тот яростно зарычал.

– Да что ты понимаешь в дворянской чести, жрец, лишившийся сана за прелюбодейство. Откуда растлителю малолетних знать о доблести и достоинстве!

– Куда уж мне! – Голос опального жреца наполнился ядом. – Только человек, предавший своего императора, знает толк в верности и чести!

– Да ты!.. – Чернявый вскочил и, бешено вращая зрачками, бросился на крепыша, но тот, явно, был готов к такому повороту и оказался на ногах со скоростью, никак не вязавшейся с его полновато-ленивым видом.

– Ну, давай! – Он выпятил грудь, сжимая кулаки. – Рискни, и я размажу тебя по стенке.

Вид этих парней напомнил мне боевых петухов на птичьих боях, что устраивались по праздникам в нашем поселке. Губы невольно изогнулись в улыбке, и я поинтересовался:

– Эй, вы реально психи?! Спины вам располосовали, так вам мало, хотите еще и морды себе разбить!

Парни удивленно повернули головы в мою сторону и уставились с таким видом, будто увидели впервые. Может они смогли глянуть на себя со стороны, а может поняли как по-дурацки выглядит сейчас их разборка, но только кулаки у них опустились. Возникла напряженная тишина, и здоровяк, решив избавиться от неловкости, вдруг спросил:

– А тебя-то как зовут, неприкасаемый?

Я приподнялся, но не проронил ни слова. По всем понятием тот, кто спрашивает твое имя, должен сначала представиться сам.

Здоровяк все понял правильно и, улыбнувшись, протянул руку.

– Дамир Ташшар.

Вскочив на ноги, я пожал здоровенную, как лопата, ладонь, а мой новоявленный знакомец повернулся к чернявому и осклабился.

– А это Салах аль Дари, бывший дворянин из бывшего уважаемого дворянского рода.

Черноволосый бешено зыркнул в ответ, но я, не дав разгореться новой ссоре, протянул руку.

– Юни, рад познакомиться!

***

Наверху, надо полагать, уже глубокая ночь, но сна нет. Лежу и слушаю кряхтенье и стоны моих товарищей по несчастью. Им, явно, похуже чем мне, и ударов перепало им больше, да и по силе экзекутор меня по первости пощадил, а им то уж ввалил по полной.

Слышу очередное шуршание из угла, где лежит Дамир, и в довершение его голос.

– Чего-то не спится!

В другом углу тут же заворочался Салах, словно подтверждая прозвучавшие слова, и оттуда донеслось:

– Слушай, неприкасаемый, а как ты сюда попал? Все знают, что Бинаи берет из приговоренных: либо армейских с опытом реального боя, либо выпускников одной из школ Стражей Сумрака. Ты вроде бы простой мусорщик, ни к тем, ни к другим касательства не имеешь, да и обучение уже практически закончилось, почему ты здесь?