Каста Огня (ЛП)

Катлер молча ждал, наблюдая, как великан в длинных одеяниях спрыгивает на берег и направляется к нему. Летиец, лицо которого покрывали спутанные пряди черных волос, ухмылялся подобно акуле. За здоровяком следовал чрезвычайно тощий комиссар, сопровождаемый отделением солдат в багровых бронежилетах с наплечниками. Хотя мореходы во много раз уступали конфедератам в численности и вооружении, на их ожесточенных, покрытых татуировками лицах не было и следа страха.

— Этот безумец убил Элиаса, — прошептал Мэйхен над плечом полковника. В своем доспехе Джон казался грозовым шквалом, пойманным в железную клетку. Провидение свидетель, Энсор знал, что сейчас чувствует парень!

Белая Ворона, мы шагаем по узкой тропе! Окружи свое сердце льдом…

Разозленный Катлер вытолкнул Скъёлдис из своего разума и заметил боковым зрением, что ведьма вздрогнула. Конфедерату было не до тревог северянки, только не сейчас, когда прямо перед ним стоял убийца Элиаса.

— Вы — полковник Энсор Катлер, — это не было вопросом, и священник не ждал ответа. — Я — исповедник Йосив Гурджиеф, первый вестник Императорского Правосудия на континенте Долороза. Вы пойдете со мной.

— Где мои люди? — спросил арканец.

Гурджиеф безучастно посмотрел на него, очевидно не понимая, что имеет в виду Катлер.

— Элрой Гриффин, Грейсон Хоутин и Клетус Модин, — с яростью проговорил конфедерат. — Ваши жрецы-шестеренки забрали моих людей. Я хочу, чтобы их вернули.

Подобное требование застало исповедника врасплох.

Этот глупец лишился половины полка, а всё равно думает о трех простолюдинах.

— Они мертвы, полковник, — солгал Йосив. Он ожидал какой-то вспышки гнева, но Катлер ничего не сказал, будто заранее знал, каким будет ответ.

— Жаль, но они пали жертвой федрийской заразы, — спокойно продолжил Гурджиеф. — Как вы, несомненно, уже убедились, это губительный мир.

— Именно так, сэр.

Исповедник немного подождал, но арканец больше ничего не произнес. Решив направить разговор в нужное ему русло, Йосив раскинул руки, изображая открытость.

— Полковник, ваши недавние действия вызвали значительное… беспокойство. Впрочем, вы одержали здесь великую победу. Если вы отправитесь со мной на «Могущество», то, даю слово, вас ждет покаяние, сообразное деяниям.

— Ясно.

После долгого молчания Гурджиеф почувствовал, что теряет терпение, и добавил металла в голос.

— Уверен, полковник, ваши люди уже достаточно настрадались…

— Элиас Уайт, — произнес Катлер, глядя на исповедника холодными и мертвыми глазами.

— Не понимаю, о чем…

Двигаясь быстро, словно вихрь, командир конфедератов одним плавным движением выхватил саблю из ножен и сделал выпад, превративший растерянность Гурджиефа в ярко пылающую агонию. Опустив глаза, исповедник увидел, что клинок погрузился ему в живот; завороженный Йосив смотрел, как на одеяниях вокруг раны расплывается багровое пятно.

— За Элиаса Уайта, — добавил полковник, вонзая саблю глубже. — И всех остальных.

Пока Гурджиеф хватал ртом воздух, клинок выходил у него из спины, и летиец всё приближался к беловолосому отступнику, пока их лица не оказались на расстоянии лишь нескольких сантиметров. Исповедник увидел, что глаза арканца больше не холодны и не мертвы. Напротив, они как будто горели, сияли в глазницах, словно двойное солнце, и Йосиву вдруг подумалось, что он снова бредит. Боль казалась очень даже настоящей, но, быть может, Гурджиеф по-прежнему блуждал в серо-зеленой вечности Клубка.

Как я мог надеяться, что Она когда-нибудь отпустит меня?

Вокруг исповедника внезапно загрохотала какофония битвы, но звуки казались далекими, приглушенными и неважными. Мир сузился до ширины ужасного, терзающего клинка, который приковал Йосива к чудовищному полковнику.

— Это сон? — спросил Гурджиеф.

Видение как будто задумалось над ответом.

— Думаю, об этом ты узнаешь, если проснешься, — сказало оно.

А затем полковник отбросил священника прочь, вырвав саблю из раны. Хлынула кровь; теряя равновесие, Йосив заковылял спиной вперед, что-то бессловесно бормоча в попытках вырваться из кошмара, пока тот не прикончил его.

Не может же всё закончиться вот так. Я странствовал в порченом сердце этого мира, сражался с демонами, видел, как вращаются потайные шестерни реальности.

Но, возможно, все эти чудеса были наваждением, а сам исповедник — всего лишь безумцем. После очередного шага его нога не нашла опоры, и летиец повалился в канал. Утопая в объятиях кишащей жизнью Квалаквези, Йосив Гурджиеф думал только о том, удастся ли ему проснуться.

Когда «Серебряная пуля» Вендрэйка ворвалась на площадь, схватка уже почти закончилась, но безумие пылало с прежним неистовством. С грохотом остановив «Часового», капитан увидел, как умирают последние двое летийских солдат: один из кавалеристов сбросил их с палубы канонерки шквалом высокоскоростных зарядов. Серобокие, столпившиеся по берегам канала, победно взревели и принялись стрелять в воздух.