Кастелян

— Не спеши хоронить своих современников, — улыбнулась Ровена. — Удержанием окружающей реальности занимается особый артефакт, сделанный… не людьми. Даже Сэл не до конца понимал, как он работает.

— Он используется, чтобы…

— Основное его предназначение — обучение заклинаниям, смертельно опасным при неточном исполнении или недостаточно жёстком контроле. Таких, как «Адское пламя». Мощностей артефакта хватает и для создания особых помещений вроде «Выручай-комнаты», и для сжатия времени, если это необходимо… Кстати, я вижу, ты пришёл сюда из среды с семикратным временным ходом. Тоже знаком с такими артефактами?

— Ну… можно сказать и так. Это не мешает?

— Наоборот, позволит выдавать больше учебного материала за час реального времени.

— Разрешите вопрос? — спросил я и, дождавшись утвердительного кивка, продолжил: — Вы неплохо говорите на современном языке, да и ориентируетесь в реалиях нашего времени лучше, чем можно было бы ожидать от рассказов факультетского привидения.

— Насчёт первого — здесь отчасти работает магия симулякра. Меня вполне отчётливо понял бы и носитель языка, далёкого от английского. Но основная причина — ты не первый мой ученик в этом месте, Гарольд.

— Ух ты! — удивился я. — И, э-э… как часто…

— Примерно один в столетие. Позволяет не терять навыки и, как ты выразился, ориентироваться в реалиях вашего времени. В обмен на мои уроки ученики рассказывают об окружающем мире и о ситуации в Хогвартсе их глазами.

— Намёк понял, — я вздохнул. — Это, наверное, выглядело нелепо — моё недоверие?

— Вовсе нет. Почти каждый требует клятвы. А те немногие, кто поверил на слово… в общем, они и в дальнейшем не демонстрировали выдающегося ума. В связи с этим у меня к тебе вопрос, — леди Ровена внимательно посмотрела на меня. — Почему ты переменил решение?

Ну да. Так и во мне недолго заподозрить спонтанно поглупевшего. Я достал и протянул ей рисунок. Некоторые детали интерьера на нём были переданы очень точно.

— Зрящая… — леди Ровена долго рассматривала сюжет на пергаменте, после чего вернула его мне. — Береги её, Гарольд.

Я серьёзно кивнул.

— Ей поступать в следующем году. Надеюсь, попадёт на Рэйвенкло.

Основательница задумалась. Подозреваю, что о декане-полугоблине. Что с ним не так?

— Леди Ровена, а почему… её нужно беречь? Ну, то есть, она же и сама может… ну…

— Зрящая не видит свою жизнь, Гарольд, — нехотя ответила Ровена. — Только свою смерть. Но горе тому, кто попытается этим воспользоваться.

— Можно же видеть своё в отражении чужого, — пробормотал я.

— Рационализм здесь — плохой советчик, — одёрнула меня Ровена. Посмотрела внимательно и, поколебавшись, добавила: — Думаю, тебе нужно знать. Если тебя выбирает Зрящая, ты должен дать ей счастливую жизнь. Это не пожелание или благородная обязанность. Это долг перед Магией.

Я потёр виски.

— Я ж ни разу не боевик…

— Значит, это не понадобится. Или, что вероятнее, ты в состоянии это освоить, пусть и натерев кровавые мозоли… — Основательница вздохнула. — Ладно, об этом рано говорить. Давай согласуем график и программу занятий.

И началась учёба. Я приходил каждую земную ночь, иногда по два раза, чем вызывал задумчивые взгляды Ровены и осторожные пожелания не увлекаться ускорением времени. О цивилизации Средоточия-то я ей рассказал — это пришлось сделать, и довольно подробно, чтобы предметно проиллюстрировать идею о симфонии магии и технологии в человеческом обществе; но вот где живу именно я и, главное, какие у моего ускоренного времени отношения со старением организма — не намекал.

Я бы с большим удовольствием променял и мои дневные школьные занятия на углублённый курс Основательницы, ибо наконец-то получил нормальную обучающую загрузку для мозгов. Более того, я теперь и домашние задания начал делать нормально, в том числе и сидя в библиотеке Хогвартса. Каждая лекция у Ровены конспектировалась по памяти в виде эссе, с дополнениями из самостоятельно прочитанных источников. Работы по хозяйству в Хогвартсе пришлось урезать, но они теперь и не стояли передо мной в неотложном порядке. Планетарий опять пришлось попросить подождать.

И начали мы моё обучение с трёх дисциплин. Нет, не с могущественных древних заклинаний, забытых ритуалов или таинственных языков высших рас. Леди Ровена загрузила меня начальной теорией магии и… каллиграфией. И если с теорией я был полностью согласен — наконец-то имеется готовый фундамент, не нужно заниматься опасными доморощенными исследованиями, — то вот относительно каллиграфии ничего не понял. Разве можно сопоставлять теорию и красивый почерк?

— Надеюсь, тебя ещё не поздно переучивать, Гарольд, — говорила Ровена, наблюдая, как я старательно вывожу тренировочные вензеля — к счастью, стальным, а не гусиным пером. — Дело не в наличии таких дисциплин, как начертательная магия или руны. Каллиграфия меняет мышление. Восприятие. Философию. Ты слишком рационалистичен и тороплив. Хорошее плетение — это изящное плетение. Как ни странно, оно же обычно оказывается оптимальнее, экономичнее и устойчивее уродливых.