Касторп

Чтобы удовлетворить любопытство читателя, добавим еще несколько подробностей, которые для Касторпа, впрочем, не имели особого значения. Кьекерникс, протрезвев, становился молчаливым и угрюмым, что шло вразрез с требованиями его экстравертной натуры, и он немедленно восполнял содержание алкоголя в организме, однако со своих спутников переключился на команду «Меркурия». Однажды ему удалось втянуть в разговор самого капитана Матиаса Хильдебрандта, который опрометчиво позволил голландцу подняться на мостик. В другой раз он заставил первого офицера выслушивать свои многословные суждения о навигации в Желтом море. Отчитал боцмана за неважнецкое состояние палубы и такелажа, а когда тот послал его ко всем чертям, отправился к кочегарам, дабы проверить, достаточно ли хорошим сортом угля запасся «Меркурий». Зато пастор Гропиус и мадам де Венанкур явно нашли общий язык. Подчеркивая официальный характер случайного знакомства громкими репликами типа «ничего нет лучше, чем повстречать братскую душу в бушующем океане» или «рассчитывать на достойное общество в пути могут люди с чистыми помыслами и благородным характером» — которые звучали даже когда поблизости никого не было, — они большую часть времени проводили вместе, прогуливаясь по палубе либо беседуя в кают-компании за игрой в карты, к чему мадам де Венанкур принудила пастора с истинно французским, если не сказать католическим, легкомыслием.

Добавим, что очень неспокойное в первую ночь море немного разгладилось уже на следующее утро и осталось таковым до конца путешествия, что, разумеется, порадовало Ганса Касторпа. Вооружившись сильным биноклем, который дал ему Томас Фидлер, он выискивал на морских просторах далекие точки, через некоторое время превращавшиеся в четкие силуэты кораблей. Не без дрожи волнения Касторп разглядывал корпус старого клипера: под норвежским флагом и полными парусами он двигался горделиво, точно аристократ прошлого века, лишь изредка и неохотно посматривая на трубы встречных пароходов. С не меньшим интересом будущий инженер наблюдал за российским военным кораблем: это был современный, чрезвычайно маневренный и быстрый крейсер, каких он еще никогда не видел. Жерла орудий, хоть и прикрытые брезентом, позволяли догадаться, какие разрушения может произвести этот корабль. Впервые в жизни Ганс Касторп не сумел прочитать название, начертанное рукой своего современника. Странной формы, совершенно незнакомые буквы не складывались ни в одно известное слово, и даже смысл его ухватить не удавалось. «АВРОРА» — это звучало настолько абсурдно и весело, что наблюдатель удовлетворился предположением, будто это имя русского богатыря, вероятно много веков назад спасшего свою родину от монгольского или китайского нашествия.

Вот и все, что мы хотели сказать относительно последующих тридцати шести часов рейса «Меркурия». Через двое суток корабль миновал мыс песчаного полуострова под названием Хель и взял курс на Гданьск. Ганс Касторп, проснувшийся еще до рассвета и совершивший у себя в каюте необходимый утренний туалет, стоял на капитанском мостике рядом с рулевым и первым офицером с кружкой горячего кофе, которым угостил его сам капитан. Огромный шар солнца поднимался над водой с левого борта. С правого можно было увидеть нескончаемую череду белых песчаных дюн, увенчанных зеленью сосен. Между «Меркурием» и сушей заскользили скорлупки парусных рыбацких лодок.

— Это кашубы, — сказал капитан Матиас Хильдебрандт. — Ловят треску. Если зайдете в таверну в предместье, услышите их язык. Невероятная мешанина! Когда-то у меня на паруснике служили несколько кашубов. Никогда не знаешь, о чем они думают. И представьте, — он с симпатией взглянул на Касторпа карими глазами, — в каждом порту, если было воскресенье, все искали католическую церковь.

— Все равно они лучше полячишек, — голос рулевого прозвучал сухо и деловито. — По крайней мере не мечтают перерезать нам глотку!

— Господин Фогель, — капитан Матиас Хильдебрандт чуть не выронил кружку с кофе. — Во-первых, вас никто не спрашивал. А во-вторых, поскольку с нами здесь молодой человек, который собирается учиться в Гданьске, считаю нужным сообщить, что за свою долгую жизнь мне доводилось работать и с поляками. И, как видите, со мной все в порядке, в отличие от вас — вы отклонились от курса на два румба! Исправьте свою ошибку!

Рулевой немедленно исполнил приказ. Но напряжение не исчезло, отчего на мостике повеяло невыносимо тяжким духом разногласий, которые — что было ясно Касторпу — не имели отношения ни к полякам, ни к кашубам. О существовании последних он, впрочем, услыхал впервые в жизни и если не стал задавать вопросы, то лишь потому, что не хотел демонстрировать свое невежество, в чем, впрочем, его вины не было. Учитель географии Штеллинг вкладывал в головы гимназистов знания о многих континентах и экзотических народах, однако никогда словом не упомянул о том, что близ восточной границы государства живут какие-то кашубы.