Касторп

— Не скажу худого слова, — заявила госпожа Хильдегарда Вибе, когда Касторп спустя два часа вошел в гостиную, чтобы рассчитаться и сообщить ей, что оставшуюся часть лета он проведет в Сопоте, куда приезжают его кузен с тетей. — Выходит, мы опять остаемся одни, а помните, я вам еще в первый день говорила, что у нас во Вжеще воздух такой же здоровый, зато не надо платить климатический налог?

Ганс Касторп тоже напомнил ей, что она сказала: «в ваши годы только и наслаждаться жизнью».

— Неужели, — она рассмеялась, — неужто я так сказала? Не говоря худого слова, вы просто счастливчик, господин Касторп, сразу видно, что жизнь принадлежит таким, как вы.

Никогда еще он не видел ее лица расплывшимся в улыбке, больше походившей на гримасу. «Лисий» — как он это называл — облик госпожи Хильдегарды Вибе сейчас скорее следовало бы определить как «беличий», хотя с равным успехом — подумал Касторп, выходя из гостиной, — независимо от того, улыбается она или нет, ее можно сравнить с ламой или анатолийской разновидностью муфлона.

Добавим, что он отнюдь не иронизировал, напротив — впервые с тех пор, как он поселился на Каштановой, Касторп почувствовал к своей хозяйке даже некоторую симпатию. Дольше, однако, размышлять на эту тему у него не было ни охоты, ни времени: до переезда в сопотский пансион «Мирамар» предстояло сделать еще ряд важных дел. Два купальных полотенца, полотняный пиджак в английском стиле, запас рубашек с коротким рукавом, новая шляпа, второй купальный костюм на смену, несколько пар тонких носков — все это было куплено у Штернфельдов, где он совсем недавно приобрел экипировку велосипедиста. Оказалось, что мужские купальные костюмы в нынешнем сезоне почти не отличаются от того, который у него уже был. Единственное различие заключалось в цвете поперечных полосок и аппликациях на груди. На этот раз Касторп выбрал бело-красную полоску и небольшое рулевое колесо с надписью «Hansa». В книжном магазине на рыночной площади он купил очень красивый и дорогой набор первоклассной почтовой бумаги и — в последний момент замеченную на полке — «Эффи Брист» Теодора Фонтане. Уложив все самое необходимое в один небольшой чемодан, в прекраснейшем настроении он сошел на следующий день с сопотской пролетки, которая остановилась в конце улицы Загайники рядом с пансионом «Мирамар».

Как и раньше, никаких конкретных планов на ближайшее будущее у него не было. Однако с той минуты, как он переступил порог одиннадцатого номера, одно лишь сознание, что отныне он будет смотреть на те же, что и соседка, стены, те же восходы и закаты солнца, будет целые сутки дышать тем же самым морским воздухом и впитывать ту же самую, ленивую, соблазнительную курортную атмосферу, что будет часто — за завтраком, на прогулках, лежа в шезлонге — видеть Пилецкую и, быть может, благодаря пребыванию под одной крышей обретет неформальное, дружеское право кланяться ей на веранде или в коридоре пансиона, — одно только это сознание придавало ему энергию и улучшало настроение, а также внушало надежду, что настанет момент, когда он приблизится к возлюбленной.

Разумеется, он вел себя рассудительно и с первых же часов в пансионе держался как обычный курортник из Гамбурга, ничем не отличающийся от других постояльцев. После завтрака не спеша отправлялся в Северные Лазенки, где с наслаждением подолгу плавал. Обедал попеременно то в таверне чеха Павлоского, то в ресторане пансиона, где кормили не хуже, разве что кухня была чуть более тяжелой, типично северной. Потом, с «Анцайгером», сигарой и плоской фляжкой, время от времени пополняемой любимым портвейном, лежал в шезлонге, всегда ставя его так, чтобы с середины пляжа или даже от самой кромки воды, где среди лодок и песочных замков возились дети, видеть окна «Мирамара». Под вечер, когда легкий бриз немного умерял жару, он отправлялся на мол, где причудливая игра теней, отбрасываемых новыми, электрическими фонарями, создавала великолепный фон для туалетов дам и мужских комплиментов. Бывал он и на концертах в открытом летнем театре и в зале курхауса. Если день выдавался особенно жарким, во второй раз — после обеда, подремав часок в номере, вместо того чтобы валяться в шезлонге, — шел купаться в Северные Лазенки.