- Когда созрело ваше решение идти именно этим путем?
- Не станет ли это мешать вашему искусству?
- С какой из ваших привычек вы хотели бы и никак не можете расстаться?
Я весь словно на шарнирах, я на каждый укол успеваю отреагировать вниманием, я запоминаю все. - Не будьте слишком нетерпеливы, - весело выкрикиваю я, - и дайте мне хотя бы по три секунды на ответ, а в противном случае, вы можете сами их сочинять за меня.
- Ваш любимый цвет? Скажите: ваш любимый цвет? - настойчиво теребит меня немолодая полная блондинка с микрофоном в руке. Не понимаю, отчего это важно.
- Серый. Около голубого. Цвет неопределенности. Тот, что может прикинуться любым другим из цветов.
- С какой первой мыслью вы проснулись сегодня?
- Я вспоминал: сегодня четверг или пятница?
- Да ведь сегодня всего лишь среда, - поправляет меня один из репортеров с энергичным лицом a la yankee, жующий резинку.
- Ну вот, - усмехаюсь в ответ. - Благодаря вам теперь я это знаю точно. - Многие вокруг улыбаются, атмосфера смягчается, несомненно все пока идет хорошо, из рук вон хорошо; злая искра иронии все время подрагивает во мне; все это только спортивная разминка, думаю я, не более чем спортивная разминка. Мне не отмежеваться от снов своих и намерений, так и пропавших неузнанными; я задумал для себя существование нарочито бездарное, бесцветное и незапоминающееся.
- Пожалуйста, скажите еще насчет своих привычек.
- Привычка, с которой я хотел бы расстаться? Делать всегда то, чего ждут от меня другие. Это, впрочем, не хуже привычки делать то, чего жду от себя сам.
- Когда созрело ваше решение?
- Ну что вы?! - нарочно тяну я. - Это же так просто. Наверное, когда созрело мое решение, тогда созрел и я сам. Одно неотделимо от другого. Думаю, я вам ответил.
- Считаете ли вы, - громко спрашивает худощавый молодой репортер в очках, за которыми не видно глаз, - что вас и нескольких ваших предшественников достаточно для того, чтобы ваше совместное духовное действие оказалось заметным в масштабах сообщества?
- Но ведь нужно немного подождать, - с некоторой судорогой насмешливости отвечаю я. - Бог, увы, не так быстро высиживает свои яйца.
- Это тот, который умер? - невозмутимо выкрикивает молодой репортер, и в большом блокноте с легкостью вычерчивает густые закорючки своей привычной трудовой стенографии. - Или те, которые умерли?
- Это те, которые не рождались, - отрезаю я. Через мгновение будто сбрасываю с себя ношу. - Я ведь и не говорю, что будет все просто, прибавляю я с невозможною выразительностью. - Слишком уж мир захватан руками и загажен мыслью. Когда поднимаешь ногу для нового шага, как удержаться от падения?! Ведь на волоске висишь!.. И не нужно, говорю вам, домысливать никаких святотатств, ибо теперь и святость сама святотатственна!..
- Так-так, - удовлетворенно бормочет Робинсон подле меня, и я слышу. Это вам не какой-нибудь косноязыкий.
- Значит все должно идти так, как идет? - и возле затылка голос звучит, как будто рождаясь из самого воздуха.
- Не спешите! - хохочу я; и со мною только моя свобода, моя и ничья больше; и снова беззаконие именем неожиданности. - Не спешите. Не нужно кастрировать меня раньше времени.
- Итак, можно ли все же считать вас вовсе не религиозным, так ли это? спрашивает еще одна женщина, я ищу ее глазами, но почти не могу ее видеть за спинами остальных.
С гуттаперчевою душою моей я прирастаю к ее голосу. - Но можно и не считать, - утвердительно киваю я головой. - А кстати, я думал, мы с вами договорились, что не полезем в философию. Я, во всяком случае, постараюсь обойти ее по самому краю. - И в зубах навяз нынешний лейтмотив помпезности. Железное горло. - Религии - доминирующие заблуждения в границах сообществ, и исповедующие те разнятся только неравенством искушенности и злонамеренности. Я мог бы сказать вам, что Бог для меня - продавец вечности. И Он же есть ростовщик, хуже ростовщика. Отпуская безликое, Он получает обратно одушевленное и облагороженное. Гораздо более угнетения неистинностью всякая религиозность отпугивает меня самовластьем установленности и определенности. Нелегко теперь принимать общеизвестное или всезначимое!.. Что вообще можно принимать? Мир, например, до сих пор у меня на подозрении. Так теперь только остается даже и самой брезгливостью брезговать!.. - и дыхание прерывается на мгновение, которым стоящий вблизи инженер успевает воспользоваться.
- Ты не устал? - шепчет он мне.
- Уберите их, - еще тише шепчу я. - Я боюсь, что меня сейчас куда-нибудь занесет.
Мы продвигаемся все ближе ко входу в особняк. Мне предстоит даже когда-то и у самой жизни выйти из повиновения. Я почти уже вырвался из рук репортеров, это всех возбуждает, иных приводит почти в исступление, а меня...
- Когда? Когда вас еще будем видеть? - сливаются сразу несколько голосов, и скандируют на четыре слога: - Ко-гда е-ще?.. Ко-гда е-ще?..
- Скажите, с какими словами вы желали бы обратиться к нации?..