И на улице Лимы никогда уже больше не было радости. Даже птицы улетели, когда
возлюбленные покинули дом. Поэта позвала судьба, и он подчинился ее велению.
Скорее в путь! Дыханьем благовонным Весна пьянит сердца и вдаль зовет. Пришла
пора и птицам и влюбленным, Расправив крылья, начинать полет.
58
Кто ты, поэт? Иль только факел смрадный, Что освещает оргий пьяных зал? Иль ты
народу на дороге страдной Звездою путеводною сиял?
Огни святого Эльма1 покрывают
В грозу борта и снасти кораблей.
В разверстой бездне предо мной пылают
Огни грядущих бурь и мятежей.
Приклони голову к моему плечу, подруга, и я расскажу тебе о величии поэта, о том,
что возвысило его, что сделало его творчество бессмертным. Многие, подруга,
скрываются в башне из слоновой кости, бег гут от жизни и творят вне мира и вдали от
людей. Они не могут смотреть на повседневные страдания и нищету. Они убегают
потому, что сердца их трусли
1 Огни святого Эльма — светящиеся электрические разряды, возникающие на
верхушках мачт при приближении грозы.
59
вы, либо потому, что идут на службу к сильным мира сего, демонстрируя убожество
своего разума. Те, что становятся на сторону, врагов народа и фактически помогают
палачам народа, те перестают быть художниками, ибо основное условие искусства —
служить рабу против господина. И те, кто дезертирует и предпочитает закрывать глаза
на борьбу угнетенных с угнетателями, отвратительны, сколь бы красивыми внешне они
ни казались. Будешь ли ты, моя негритянка, считать красивым человека, если узнаешь,
что он оскопил себя из боязни познать тайну любви? Его красота неизбежно окажется
фальшивой... Таковы эти художники, что бегут из мира, негритянка, и замыкаются в
мелком искусстве и мелкой скорби. Их красота — это убогая, лживая красота. Их
голоса бессильны, ибо это люди, которые сами оскопили себя. Они не хотят знать, что в
мире есть нищета и горе, они хотят лишь одиночества.
Но есть и другие художники, подруга, они крепки, как самые могучие деревья в
лесу. Они видят народ, понимают его драмы и страдания. И они взывают к мщению,
возглавляют и поднимают массы. Это подлинные художники, они — «звезда, свет ко-
торой ведет народы».
Крупнейшим таким художником в Бразилии был Кастро Алвес, подруга. Я расскажу
тебе о стихах, которые он написал в этом, 1865 году, в доме на улице Лима, у Идалины.
Восемнадцатилетний юноша становится великим певцом своей родины, распознав
драму, которую другие еще не хотели видеть. Он становится поэтом освобождения от
рабства, поэтом республики и свободы. Когда он почти столетие назад слагал свои
освободительные песни, у него находились такие слова, которые звучат сегодня как
слова нашего современника, говорящего о наших сегодняшних проблемах *. В этом,
1865 году он начинает писать серию поэм «Рабы». Впрочем, одна из этих поэм
относится к 1863 году. Это означает, что проблема возникла перед ним, когда он был
59
еще мальчиком, и сопровождала его всю жизнь. Больше раба его заботит только
свобода. Склони свою голову мне
60
на плечо, подруга, распусти свои волосы, я расскажу тебе об этих стихах.
В этих стихах целая эпопея, вся трагедия негров в этих стихах. Поэт рассматривает
эту трагедию во всех аспектах, исследует и воспевает ее. И почти всегда его голос
призывает к восстанию, это клич мщения, это уверенность в победе. Ни на один миг не
вырывается у него слово пессимизма или уныния. Он оптимист и верит в будущее. Его
песнь страдания — песнь надежды. Он не хочет лишь жаловаться на участь черных
людей, он хочет их освободить. Его песня не жалоба, она — гимн.
В этих стихах все персонажи мрачной драмы: господин, раб, мать негритянка,
ребенок, который должен быть продан... Поэт сумел увидеть трагедию во все ее
моменты. И, познав ее, заявил:
О, как смотреть на зрелище позора?
Нет, он не закрывает глаза на гнусное и тяжкое зрелище. Он ощущает потребность
покончить с ним:
Освобождение наступит скоро... Да, скоро! Завтра, может быть!
Таковы все его аболиционистские стихи: в них надежда на освобождение, поиски
завтра, призыв к нему. Когда он начинал кампанию за освобождение негров от рабства,
он был совсем одинок *, у него не было соратников. Но он, моя подруга, воззвал к ве-
ликим людям прошлого, которые так же, как он, страстно мечтали о свободе для
народа. Вот они, его первые товарищи по освободительной борьбе:
Здесь вы, Сикейра, Машадо и Иво', Здесь вы, герои, отчизны сыны. Словно, как
прежде, поднялись на битву В зареве бледном встающей луны.
1 Руководители освободительного движения либералов в 1848 году.
60
Вот Тирадентес1, кто был четвертован, Тело разъято, прибито к столбам; Капля за
каплей стекала на землю Алая кровь на потеху врагам. Зодчий отважный, великий
Андрада, Кем был заложен фундамент страны; Ветром шевелится тога трибуна В
зареве бледном встающей луны.
И все они, перенесенные от своих героических грез к действительности рабства,
спрашивали голосом поэта:
Где же земля, за свободу которой Некогда велся с тиранами спор? Землю, и славу, и
саван могильный Рабства пятнает отныне позор.
В то время, моя негритянка, были популярны произведения об индейцах. В индейце