Касты. Истоки неравенства в XXI веке

Именно в процессе создания Нового Света европейцы стали белыми, африканцы – черными, а все остальные – желтыми, красными или коричневыми. Именно при создании Нового Мира люди были разделены между собой на основе внешнего вида, их стали идентифицировать исключительно по контрасту друг с другом и поместили в иерархию, чтобы сформировать кастовую систему, основанную на новой концепции, называемой расой. Именно в процессе ранжирования мы все получили роли, необходимые для удовлетворения потребностей более крупного производства.

Никто из нас не является самим собой.

Глава 5 «Сосуд, что я возвел для тебя»

Ее зовут Мисс. Просто Мисс. На такое имя есть своя причина. Она родилась в Техасе в 1970-х годах у родителей, которые достигли совершеннолетия, когда вводились законы Джима Кроу, то есть при авторитарном режиме, который заложил основные правила для остальной части страны, желающей этого. Общее правило заключалось в том, что низшая каста должна всегда оставаться низшей во всех отношениях, любой ценой. Каждое упоминание имело целью подчеркнуть ее неполноценность. Например, описывая крушение поезда, газеты писали: «Погибли двое мужчин и две женщины, а также четверо негров»[60]. К черным мужчинам нельзя было обращаться «мистер», а к черным женщинам «мисс» или «миссис» – только по имени, или «тетушка», или «девчонка», независимо от их возраста или семейного положения.

Эти правила стали восприниматься так же естественно, как смена сезонов, и кампания мэра Бирмингема, штат Алабама, почти полностью была направлена на нарушение установленного протокола. У шефа полиции Булла Коннора – сторонника идеи расового превосходства белых, был свой фаворит в предвыборной гонке 1961 года. Он решил добиться избрания человека, за которого собирался голосовать, путем подставы его оппонента и заплатил чернокожему, чтобы тот пожал руку неугодному кандидату; этот момент попал на камеру репортера. На разбор случившегося скандала ушла целая страница в местной газете, и оппонент проиграл выборы, как и предполагал Булл Коннор. «Для белых южан было «смертным грехом», «пыткой», – писал историк Джейсон Сокол, – назвать чернокожего «мистером» или пожать ему руку»[61].

Тем временем мальчик, живущий в девяноста милях к югу, в Сельме, наблюдал, как белые люди, совершенно незнакомые люди, даже дети, называли его мать и бабушку по имени. Да, они имели наглость обращаться к его матери «Пирли!», а не «миссис Хейл», несмотря на свою прямую осанку и аккуратные костюмчики для воскресной школы. Гарольд Хейл возненавидел надменность, с которой эти дети ставили себя выше его замечательной мамы и бабушки, и, что еще хуже, знал, что ничего не может с этим поделать.

В начале 1965 года в город приехал доктор Мартин Лютер Кинг-младший. Прошло сто лет после окончания Гражданской войны, а подчиненной касте все еще не разрешалось голосовать, несмотря на то что Пятнадцатая поправка предоставляла это право. Гарольд Хейл записался на марш, который планировал доктор Кинг, протяженностью от Сельмы до Монтгомери.

Мост Эдмунда Петтуса, по которому им необходимо было пройти, чтобы начать шествие, находился в нескольких кварталах от дома Хейла. Когда он и шестьсот других участников марша подошли к подножию моста, колонна конных полицейских преградила им путь. Кавалеристы теснили протестующих. По словам писателя Джорджа Б. Леонарда, который с ужасом наблюдал за происходящим со своего черно-белого телевизора, людей травили газом, били и топтали, «направляли лошадей так, что копыта били в воздух над спинами упавших»[62]. «Эй-би-си Ньюз» прервали трансляцию «Нюрнбергского приговора», фильма о нацистских военных преступлениях, чтобы показать, пусть и в плохом качестве, кадры из Сельмы, где один кошмар сливался с другим.

Хейл, подросток, был далеко от эпицентра столкновения и физически не пострадал. Но теперь ему хотелось знать, сколько времени должно было пройти, чтобы начались перемены. Он тут же решил, что если и сможет сделать в жизни что-то одно, то это заставить господствующую касту относиться с уважением к его потомкам. Он решил, что выразит протест против системы, назвав свою первую дочь «мисс», как бы долго ему ни пришлось ждать такого счастья. Таким образом, он не оставит представителям доминирующей касты выбора, кроме как обращаться к ней по титулу, в котором отказывали его предкам по женской линии. «Мисс» было бы ее именем. Когда родилась его первая дочь, его жена Линда одобрила этот план.

Однажды летним вечером Мисс сидела напротив меня за обеденным столом, покрытым кружевной скатертью. Домашнюю лазанью и клубничный пирог уже убрали после окончания трапезы. Ее дети и муж были заняты своими делами, а она рассказывала о своей жизни на севере и на юге, о том, как мечты ее отца поднимают кастовый вопрос в тех уголках мира, куда она приезжает выступать.