Катаев: «Погоня за вечной весной»

Петров, как и Кольцов, впрочем, тоже поучаствовал в кампании «против врагов» и даже побывал на процессе «право-троцкистского блока», в марте 1938-го излив свои впечатления на общемосковском собрании писателей: «У меня такое ощущение, как будто я был тяжело болен, как будто я встал с постели после тифа… Какое счастье, что этот тяжелый кошмар наконец кончился…»

Он, конечно, не знал, что в показаниях арестованного (подвергавшегося пыткам) Кольцова присутствуют и его имя, и имя его брата. «По мере того, как журнал “Огонек” разросся в издательство, вокруг него постепенно сформировалась группа редакционных и литературных работников, частью аполитичных, частью чуждых советской власти, являвшаяся в своей совокупности группой антисоветской», – записал Кольцов 9 апреля 1939 года, находясь во внутренней тюрьме Лубянки. По его показаниям, в составе газеты «Правда» «сформировались две группы, взаимно враждовавшие», но обе антисоветские. Он сообщил о «близком знакомстве» с Катаевым и о Петрове как участнике антисоветской группы и антисоветских разговоров.

Михаил Ефимов, племянник Кольцова[109], размышлял над этими показаниями: «Возникла идея “заговора дипломатов”… К этим “заговорщикам“, видно, решили для масштабности добавить еще и ведущих мастеров культуры».

Кого-то из названных Кольцовым арестовали (например, Бабеля), кого-то (Эренбурга, Толстого, прямо названных агентами французской разведки) могли готовить для отдельного процесса. Исследователь дела Кольцова Виктор Фрадкин констатирует: членом шпионской организации намечался Валентин Катаев.

Исаака Бабеля взяли 15 мая 1939 года. Фрадкин замечает: «Следователи-садисты теми же изуверскими методами выбивают у Бабеля показания на тех же самых известных людей, что до этого и у Кольцова, – Эренбурга, Лидина, Олешу, Катаева…»

И вот уже Бабель называет Катаева причастным к своей «преступной деятельности».

Надежда Мандельштам вспоминала: «Бабель рассказал, что встречается только с милиционерами и только с ними пьет. Накануне он пил с одним из главных милиционеров Москвы, и тот спьяну объяснил, что поднявший меч от меча и погибнет… После ареста Бабеля Катаев и Шкловский ахали, что Бабель, мол, так трусил, что даже к Ежову ходил, но не помогло, и Берия его именно за это взял…»

Бабель был вхож к Ежову и тесно общался с его женой Евгенией Соломоновной. В октябре 1938 года с диагнозом «астено-депрессивное состояние» ее поместили в подмосковный санаторий, где в ноябре она умерла от отравления люминалом.

На допросах Ежов признал покойную жену шпионкой и рассказал о ее тесном общении и совместном шпионаже с Бабелем и Кольцовым (ее интимную связь с Шолоховым зафиксировала прослушка в номере гостиницы «Националь», и это, кстати, в то время, когда Шолохов писал письма Сталину с жалобами на НКВД).

В феврале 1938-го «источник», то есть секретный сотрудник, в своем доносе в НКВД сообщал о Бабеле: «Он Катаеву и другим поведал кое-что, связанное с его пребыванием в числе друзей Ежова».

В начале 1930-х годов Багрицкий затащил в гости к Евгении и Ежову юного Липкина, а тот впоследствии воскресил застолье стихами:

Поэт с хозяйкой вспоминали юг,
«Зеленой лампы» одаренный круг…

«Если бы она не отравилась… или не была отравлена… может, уцелел бы и Бабель?» – спрашивала саму себя Эстер. По ее словам, в ночь перед арестом Бабель собирался заночевать у Катаева на даче на Клязьме, но потом все же уехал в Переделкино, где его и взяли. «А если бы Бабель остался у нас, – романтично предполагала она, – повернуться могло по-всякому: иногда, не застав человека дома, его надолго оставляли в покое – хватало других дел… А у нас на Клязьме его бы никто не нашел».

Или нашли бы и укрепились заодно в целесообразности ареста Катаева…

Журналист Георгий Елин скопировал неопубликованные записки драматурга и актера Исидора Штока. «Когда взяли автора “Конармии”, я побежал к Катаеву:

– Валя, что случилось с Бабелем?

– Кто вы такой и зачем задаете провокационные вопросы?! – Валентин Петрович вскочил из-за стола, побелел лицом: – Я вашего Бабеля не знаю, мы вообще виделись один раз, и то случайно!»…

Судя по всему, в последние годы перед арестом Бабель стал видеться с Катаевым чаще, чем раньше.

Я уже упоминал, что Катаева он ставил высоко, как и других южан. Еще в 1931 году Вячеслав Полонский, главред «Нового мира», записал в дневнике о появлении в редакции Бабеля: «Прочитал отрывок из рассказа об одессите Бабичеве, рассказ начинается прославлением Багрицкого, Катаева, Олеши».

Эстер подозревала, что Бабель приходил в гости полюбоваться на их дочку Женю. «Едва она начала говорить, у нее была такая прелестная французская картавость – его это умиляло необыкновенно, он приносил игрушки…» Отголоски этого умиления есть и в воспоминаниях жены Бабеля Антонины Пирожковой: «Двухлетняя дочь Валентина Петровича Катаева, вбежав утром к отцу в комнату и увидев, что за окнами все побелело от первого снега, в изумлении спросила:

– Папа, что это?! Именины?!