Катаев: «Погоня за вечной весной»

Однажды три волка
по правилам волчьего толка
на общем собранье
судили четвертого волка
за то, что задрал он, мальчишка,
без их позволенья
и к ним приволок, увязая в сугробах,
оленя.
Олень был бы сладок,
но их самолюбье задело,
что кто-то из стаи
один совершил это дело.
Для стаи, где зависть –
как будто бы шерсть на загривках густая,
всегда оскорбленье –
победа без помощи стаи.
У главного волка,
матерого хама, пахана,
угрюмая злоба
морщинами лоб пропахала.
Забыв, что олень был для стаи
нежданный подарок,
он вдруг возмутился,
ханжа[149]

, климактерик, подагрик.Талантливый хищник,
удачи чужой он не вынес.
Взрычал прокурорски,
играя в святую невинность…

«Евтушенко полагает, что это и было начало пожизненного конфликта с “некоторыми ровесниками”. Впереди было еще много общего, но прежней близости уже не было», – писал поэт и критик Илья Фаликов.

Фаликов называет «публичным обменом любезностями» написанную тогда же «Песню акына» Вознесенского:

И пусть мой напарник певчий,
Забыв, что мы сила вдвоем,
Меня, побледнев от соперничества,
Прирежет за общим столом.

Александр Гладков 5 ноября 1971 года писал в дневнике: «Лева [Левицкий] рассказал о том, как Катаев, Аксенов и Вознесенский написали письмо в ЦК, дезавуирующее Евтушенко, который предлагал их в редколлегию нового журнала».

«Мы сидели втроем с Аксеновым и Гладилиным в “пестром зале” Дома литераторов, – вспоминал писатель Аркадий Арканов, – появился Евтушенко в крайне возбужденном состоянии (видимо, хлопнул пару фужеров шампанского) и закричал на весь зал: “Слушайте все! Вот сидят Аксенов и Гладилин, это павлики морозовы! Вы предатели! Вы антисоветски настроенные элементы!”».

«Еще мерещился образ нового журнала, юнее “Юности”, – писал Аксенов, – некая гулкая лестница с эхом новых метафор; процесс разъединения, однако, шел все ускоряющимся темпом, и лестница в конце концов была просто облевана».

«Разбитая жизнь»

«Гулял по Переделкину, вспоминал разные события своей жизни и решил написать их в той последовательности, в какой они приходили мне на память…» – объяснял Катаев возникновение новой вещи.

Детская писательница Мария Прилежаева в 1972 году в «Литературной газете» приводила свой разговор с Катаевым о книге «Разбитая жизнь, или Волшебный рог Оберона».

«– Роман будет переписываться заново от первой до последней страницы. Триста с лишним страниц.

– Вы пишете от руки?

– Только. Потом переписываю. Исправляю. Дорабатываю. Второй раз переписываю обязательно. Иногда трижды. А то и больше».

Роман вышел в 1972 году в «Новом мире» (№ 7–8) – «Разбитая жизнь, или Волшебный рог Оберона». Около трехсот новелл – эпизодов из детства, рассказ о себе маленьком, адресованный любимой внучке.

Многие не понимали названия, считали кокетством. Но Катаев (поздний целиком) про это – бесконечные поражения в борьбе с беспощадным временем.

И все же остается воскрешение испарившегося прошлого: чем оно удаленнее и чем ярче восстановлено, тем злее поединок, тем острее надежда хоть в чем-то сохраниться…

«Разбитая жизнь, или Волшебный рог Оберона» – сказочная книжка из катаевского детства с рыцарем или королем на обложке. Может быть, его рог поможет собрать осколки и склеить «византийскую мозаику»?

Валентин Петрович постоянно возвращался к детству. Уже в 1918-м, как говорится, едва оперившись, он дал жанровое определение «Из воспоминаний детства» рассказу «Святки у покойников», напечатанному в журнале «Весь мир». Во взрослом «Времени, вперед!» один из наиболее частых эпитетов – «детский». Даже сказки как будто сочинял для себя. Предположу, что самые трогательные сцены в любой его недетской книге связаны с детством. Чего стоит, например, в повести о Ленине визит к одесскому доктору Дюбуше, когда после неудачного вязания стальной крючок попал маленькому Вале в указательный палец.

В «Разбитой жизни» подробно и прекрасно прорисован мир, увиденный не только одиннадцатилетним, но и трехлеткой. Невероятная памятливость на мельчайшие детали или бесподобная реконструкция?.. Простейшие элементы быта, обыденные развлечения детворы стали колдовскими слагаемыми поэмы в прозе. Он не только смог передать восторг первооткрывателя, но, кажется, потому и смог, что этот восторг не остыл за всю длинную жизнь.