– И правда, странно, – согласился Семашко. – Похоже, что она действительно кого-то испугалась и решила спрятаться. Татьяна, я так думаю, и не собиралась по-настоящему лечиться в клинике. Она ведь сразу, как только поняла, что Ян в нее втюрился, стала просить его, чтобы он доставал и приносил ей наркотики. Интересно, а почему, собственно, его в этой клинике никто не проверял, что он приносит с собой?
Гуров пожал плечами.
– Я так понял по рассказу Вершинина, что заведение, куда он определил на лечение Татьяну, было частное. Тем более что она легла туда по своему желанию. Никто и думать не думал, что дело так повернется – и добровольно легшая в лечебное заведение пациентка будет втихую что-то себе колоть или нюхать. Организм у девушки крепкий, здоровый, и если не перегибать с дозировкой, то принимать наркотики без особого ущерба здоровью можно очень долгое время. И прятать следы от уколов от врачей и медсестер тоже можно запросто. Татьяна, судя по всему, была неглупой женщиной.
– Если это так, – начал рассуждать Семашко, – то время, когда она стала утрачивать контроль над собой, принимая наркотики без меры, можно связать с тем, что тот, кого она боялась, – нашел ее. Татьяна растерялась, испугалась и, не зная, что ей предпринять, пустилась во все тяжкие.
– Может, оно и так, – задумчиво пробормотал Лев Иванович. – Но все это пока что только догадки. А нам нужна истина.
– А выяснить мы ее сможем только тогда, – за столик сел Крячко с бутылкой минеральной воды «Боржоми», – когда переговорим со всеми, кто общался с Татьяной незадолго до ее смерти.
– Так с ней многие, наверное, общались, – предположил Дмитрий. – Татьяна Вершинина была популярной личностью. Кстати, я вот что вспомнил, – Семашко вдруг оживился, – когда я читал распечатку с телефона Вершининой, в которой перечисляются номера телефонов, с которых звонили на ее мобильник в течение последнего месяца, включая и день перед ее смертью, то я обратил внимание на один номер явно не московского оператора. Звонок с этого номера телефона в день убийства был один – входящий. Звонили, если я не ошибаюсь, в семнадцать двадцать пять. Но отвечать она на звонок не стала. Тогда я просмотрел звонки с этого номера телефона в предыдущие дни. В течение месяца с него ей звонили, наверное, раз десять-двенадцать. Точно не считал. Но ответила она на эти звонки только один раз. В пометке сказано, что оператор этого номера находится в Рязанской области.
– Может, кто-то из родственников звонил? – пожал плечами Гуров. – Есть же у нее родители, в конце концов. И сама она родом с рязанских краев.
– Наверняка есть. Но вот почему она с ними не хотела общаться – вот вопрос. Если были какие-то семейные проблемы, то, может быть, ниточка к ним и тянется? – Семашко вопросительно посмотрел на Крячко и Гурова. – И еще вопрос: куда же все-таки девался телефон Вершининой? Его ведь никто так и не нашел.
– Да, – задумчиво протянул Крячко. – Вопросы, вопросы, вопросы…
Музыка умолкла, и девушка стала спускаться с подиума в зал. Была она уже без своей прозрачной накидки, но хотя бы частично одетая.
– По-моему, Веста уже закончила свое выступление, – заметил Лев Иванович. – Давай-ка, Станислав, пересядем, чтобы не смущать девушку. Пусть Дмитрий с ней один на один побеседует.
– Ага, смутишь ее, как же! – усмехнулся лейтенант. – У Весты язычок такой, что опасная бритва позавидует.
Но Гуров и Крячко все же перешли за другой столик. Зал был больше чем наполовину пустой. Девушки-официантки, на которых из одежды были только переднички, расписанные в стиле «гжель», и маленькие кокошники, стояли у барной стойки и щебетали с барменом, не забывая поглядывать и в зал. К ним подошел Шатен и что-то сказал. Одна из девушек, высокая блондинка, кивнула, сделала книксен и направилась к столику оперативников.
– Вам что-нибудь принести? – с улыбкой спросила она полковников. – Заказ за счет заведения. Вот, возьмите, пожалуйста, меню, а я через минутку к вам подойду.
Девица снова сделала книксен и как бы ненароком приподняла края своего фартука, потом развернулась и, сверкая в полутьме белыми пятнами ягодиц, направилась к барной стойке. За ее действиями наблюдали и бармен, и оставшиеся возле стойки девушки, с лица которых, словно приклеенные, не сходили улыбки. Подошедшая к ним девица что-то им тихо сказала, и все прыснули со смеху, но Шатен цыкнул на них, и они тут же сделались серьезными, если не сказать испуганными.
– Может, чего-нибудь пожуем? – Гуров открыл меню и стал читать: «Закуски – кулебяка с судаком, икра белужья, капуста квашеная с брусникой и яблоками, салат «Русский» с сельдью, паштет из гусиной печени с яйцами пашот»…
– Лев Иванович, не надо измываться. Есть-то – хочется! – простонал Крячко.
– Так я же и предлагаю поесть. Только не за счет заведения. Заплатим, как положено.
– Ладно, давай закажем кулебяку и чай. Ценник у них наверняка под потолок.
– Да нет, нормальные цены, как и везде по Москве.
– А ты много где бывал? – с ехидством спросил Крячко.