Катаклизм внутри, Катаклизм снаружи

Заметил ли этот сердобольный салага пот на моём лбу? Видел ли, как я вздрогнул от его громкого шёпота? Знает ли он, что жизнь – это ослепительный свет, бьющий в глаза, а смерть – латунь гильз под сапогами?.. Ради чего я буду существовать на гражданке без четко сформулированных приказов командиров?.. Как буду спасаться от тяжелых мыслей без распорядка дня?.. И заполнит ли что-нибудь пустоту в моей груди, когда отпадёт надобность заучивать уставы?.. Эти вопросы, словно монеты, со звоном улетают в колодец моего сознания, так и не рождая плеска воды на финише.

Прошло уже полгода с тех пор, как в городе М. смягчили карантин. Никто так и не понял, что произошло. Позавчера ты просыпаешься в доме, жители частично исчезли, частично превратились в уродливых чудовищ. На следующий день тебя, вместе с прочими напуганными обывателями, вывозят из города, толком даже не дав собрать вещи. Потом, трясясь от холода и недоедания, ты сидишь перед телевизором и смотришь, как авиация сбрасывает на твой родной город тонны химии и взрывчатки. Кольца оцепления трещат от давящего с той стороны проволоки ужаса, сюрреализм увиденного сводит солдат с ума и превращает прожженных атеистов в фанатичных верующих, и каждый из телеведущих, журналистов и политиков отвечает на вопрос «Что происходит?» не так, как прочие. Группы иностранных наблюдателей, коллегии ученых, партии демократов и либералов, корпоративные айсберги, религиозные секты и духовные общины – все они рвут друг другу глотки, плачут, крестятся, машут кипами мелко исписанной бумаги и бьют в колокола! А потом «щёлк»! Словно кто-то незримый, может быть, даже сам Бог, щёлкает пальцами, и город М. моментально становится обычным. Всё необъяснимое становится объяснимым, чудовища пропадают, и даже небо, на протяжении всего Катаклизма тонувшее в густом покрове туч, проясняется. Что это было? Куда подевались те люди, чьи фотографии до сих пор висят на стендах под надписью: «Пропали без вести»? Почему Катаклизм схлынул, и кому стоит сказать за это спасибо? Эти вопросы, скорее всего, навсегда останутся без ответа.

Ещё вчера лавинообразно разрастающийся Катаклизм растворился так же внезапно, как и возник. Беда ушла, но события, участником которых я стал, до сих пор являются мне во сне.

Отключаю всё ещё пикающие наручные часы, беру мыльно-рыльные принадлежности² и направляюсь в туалет. В темноте мирно посапывают спящие солдаты… ну а я… Ну а я, рядовой Иван Селезнев, готовлюсь к утреннему осмотру³…

ГЛАВА ПЕРВАЯ. ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ

Город. Огромный монстр, притворившийся мёртвым. Подпускает нас поближе, на расстояние молниеносного броска. Так близко, чтобы без шансов. Так близко, чтобы наверняка. Мы медленно заползаем в его глотку, переваливаемся через ряды зубов. С интересом рассматриваем неподвижный язык. Смеёмся, фотографируем друг друга на его фоне, беспардонно тычем раскалёнными автоматными стволами в серую плоть, оставляя на ней выжженные отметины. Жгучая боль покрывает асфальт трещинами, затопляет подвалы, бессильно скребётся в окна, но Город не поддаётся на её провокации и остаётся неподвижным, лишь бы мы сделали еще несколько шагов по направлению к распахнутой глотке.