По эти слова спуск кончился и спутники вошли в зал, высокие колоны подпирали потолок огромного чертога, на его противоположной стороне виднелись ворота, врезанные в стену пирамиды, поднимающейся до вершины зала, её истинный размер пугал, ведь даже тот фрагмент что был перед глазами был не меньше пятидесяти метров в длину, вдоль всей этой стены стояло шесть обелисков, испещренных рунической вязью. А посреди зала стоял алтарь, такой же, как и в зале мертвых.
— Что это значит?
Тут Джеймс осекся, язык не слушался его, попытался сделать шаг и лишь рухнул на пол, во рту появился неприятный привкус, и как будто пробиваюсь сквозь пелену до него начал доносится голос из головы.
— Яд, придурок яд, услышь меня, тебя отравили и хотят убить.
— Где ты был раньше? — подумал Джеймс.
— Тут, только ты меня не слышал. — с горечью в голосе проговорил Вэльз.
Джеймс увидел, как к нему подбежало несколько коротышек и подняв его подтащили к алтарю, после чего аккуратно положили его. Хоть конечности и не слушались его, но Джеймс продолжал видеть и слышать все происходящее вокруг. Над его головой появился еще незнакомый парню туземец, он напоминал того что стоял у входа, такая же бледная кожа, тонкие черты лица и широкие плечи. Он начал говорить резкими и короткими фразами. За каждой из которых следовали слова Бурса.
— Я жрец Эфе, чужак, на твою судьбу выпала воистину чудесный шанс быть избранным тем, кто ждет в глубине. Скоро ты увидишь его, эта великая честь увидеть заточенного.
— Им нужен я! — прокричал голос в голове, в нём пробилось осознание, пугающее его.
Туземец же начал напевать что-то на том же языке, но из-за обрывчатой и резкой речи, Джеймс бы ни за что не счел это за песню, или даже молитву. Вдруг со стороны входа послышался крик, и туземец настороженно замер. В зал явно вбежал кто-то новый и громко затараторил. На лице жреца заиграли жвалки, он тут же вытащил из-за пояса кинжал искусной работы. Джеймс услышал отдаляющиеся шаги коротышек, взваливших его на алтарь. После чего из прохода, куда судя по звукам они убежали вновь послышался крик.
Белолицый кажется колебался, нервно сжимая рукоять кинжала. Следующий крик раздался еще ближе. Сглотнув жрец занес кинжал и проговорив три отчетливых слова вогнал его в грудь Джеймсу. Последним что помнил инквизитор были шаги в проходе, бледность жреца, дикая боль, а потом темнота.