Катакомбы

Петя и Валентина молча отползли в тень, но через минуту снова заглянули в красный уголок. Теперь уже Туляков, Свиридов, Сергеев и Стрельбицкий были одеты и раскладывали по карманам патроны и листовки. Лидия Ивановна стояла перед Свиридовым и, глядя ему в лицо прекрасными добрыми глазами, ощупью вкладывала в только что пришитый карманчик банку с клейстером. Потом она засунула кисточку в петельку.

— Держится? — тихо спросила она, продолжая смотреть ему в лицо.

— Спасибо, Лидочка, — сказал он, также глядя ей в лицо и ощупывая кисточку и банку. — Отлично держится.

— А ну, пройдись.

Он прошелся перед ней по пещере, разминаясь и пробуя, хорошо ли прилажены банка и кисточка.

— Удобно? — озабоченно спросила она.

— Вполне, — ответил он, останавливаясь перед Лидией Ивановной с таким видом, как будто хотел сказать ей что-то очень важное, но не сказал, а только одобрительно улыбнулся.

— Оружие держать в правом наружном кармане, — сказал Серафим Иванович Туляков. — Огонь открывать только в самом крайнем случае, если другого выхода не будет.

— Последний патрон — для себя, — резким, не допускающим возражения тоном сказал Стрельбицкий, быстро ощупал под пальто банку и решительно надел шапку.

— Хотя и желательно обойтись без этой крайности, — напряженно улыбнувшись, заметил Черноиваненко. — Ну, товарищи, действуйте!

— Ни пуха ни пера! — сказала Лидия Ивановна.

Затаив дыхание и крепко сжав руку Валентины, смотрел Петя из темноты на людей, выходивших из красного уголка в подземный ход.

Фонари один за другим скрылись за поворотом. Был восьмой час вечера. Обе группы могли возвратиться не раньше пяти или шести часов утра.

И вот началось молчаливое, напряженное ожидание. Никто в лагере в эту ночь не ложился спать. Все молча сидели на своих койках и ждали.

21. ПЕТЯ И ВАЛЕНТИНА

Несколько раз в течение ночи Черноиваненко появлялся у выхода «ежики», перед которым снаружи, в сухом бурьяне, лежали с винтовками два бойца из группы Тулякова и вели наблюдение за местностью.

— Ну, как дела, ребята?

— Ничего, товарищ секретарь.

— Что-то наши долго не возвращаются.

— Значит, еще не управились с делами.

— Пора бы им быть.

— Еще рано, товарищ секретарь. Куда там! Раньше шести утра не ждите.

— Ну, а вообще, что слыхать?

— Ничего особенного не слыхать, товарищ секретарь. Минут сорок назад пролетел какой-то самолет, так они открыли по нему такой огонь, что скрозь вокруг осколками засыпало — будь здоров! Видать, наш. У них тут за Усатовом зенитная батарея. Не дай бог, до чего они боятся наших парашютистов! Как услышат какой-нибудь шум — давай крыть почем зря.

— А еще?

— Больше ничего, товарищ секретарь. Часа полтора назад где-то ихняя военная труба играла. Не понять где — в Усатове или в Холодной Балке: ветер сильно путает звуки. По Хаджибеевскому шоссе всю ночь грузовики идут, танки шумят. Со стороны Гнилякова время от времени слыхать ихние поезда.

— Людей в степи не наблюдали?

— Темно, не просматривается.

Черноиваненко некоторое время смотрел в непроглядную темноту сырой, холодной осенней ночи и снова возвращался по бесконечно длинным подземным коридорам — от маяка к маяку — в красный уголок. Опять сидел и думал, посматривая время от времени на часы. На рассвете он взял фонарь и обошел свое подземное хозяйство.

Заглянул к женщинам.

Они сидели в темноте и шепотом разговаривали. Он осветил их «летучей мышью»:

— Почему не спите?

— Мы спим, — сказал Петя, которому стало страшно одному в «мужском отделении», и женщины взяли его временно к себе.

Черноиваненко поерошил пыльные, давно не стриженные волосы мальчика, взял его за плечи и повернул к стенке, прикрыв шинелью.

— Матрена Терентьевна, — сказал он, — проследи за тем, чтобы наши пионеры в положенное время спали. — Он подошел к Лидии Ивановне и ласково посмотрел на нее через очки: — А вы почему не спите, товарищ Ангелиди? Отдыхайте, пока еще позволяет обстановка. Спокойной ночи, товарищи!

Они легли на свои каменные нары, укрылись пальто и одеялами, поджали ноги в сапогах и сделали вид, что засыпают. Он ушел.

В седьмом часу утра в штреке замелькал свет: это возвратилась первая группа — Стрельбицкий и Свиридов, оба возбужденно-молчаливые, очень усталые, в сапогах, облепленных тяжелой черноземной грязью, в мокрых от дождя и тумана пальто.

Через час появились Туляков и Сергеев и доложили о выполнении задания.

Туляков расстегнул ворот гимнастерки и вытер шею платком.

Его лицо горело, ему было жарко. Он встал, пошел к ведру напиться воды, но не напился, махнул рукой, вынул из бокового кармана какую-то помятую бумажку и бросил ее на каменный стол.

Черноиваненко надел очки и прочел вслух: