Катакомбы Военного спуска

– Почему ты молчишь? – Володя спрятал лицо в теплой ложбинке на ее груди, чувствуя, как тоненькие пульсы бьются под кожей. Таня всхлипнула, задрожав, и застыла. Володя знал, что точно так же, как и он, она боится всех слов – тех слов, которые могут спасти, но могут и убить. И было очень тихо вокруг, мир словно замер. А может, вокруг вообще не было никакого мира, растворенного правдой этой ночи, как фальшивая, но красочная иллюзия. Той правдой, которой боятся все без исключения потому, что она делает совершенно другой жизнь.

– Я хочу тебе кое-что рассказать, – она мягко, но решительно высвободилась из объятий Володи, – это важно. Но тебе это не понравится.

– Что ж, говори! – Сосновский вздохнул. Волшебство исчезло, и он готов был возненавидеть Таню в этот момент.

– В город вернулся Мейер Зайдер.

– Что? – Володя приподнялся на локте, вдруг грубо и внезапно возвращенный в реальную жизнь. – Откуда ты знаешь?

– Он был у Тучи. Я его видела.

– Ты хочешь сказать, что продолжаешь общаться с бандитами и в курсе всех их дел?

– Володя, пожалуйста! Туча мой брат.

Волшебство было разрушено. Володя встал с кровати и принялся одеваться.

– Володя, пожалуйста! – Таня села в кровати, подтянув колени к груди, чувствуя такую опустошенность, от которой хотелось выть волком.

– Прощай, – Сосновский хлопнул дверью, выходя из комнаты. Таня упала на кровать и разрыдалась.

До утра он ходил по городу. Его гнало какое-то странное чувство тревоги, из-за которого он не мог найти себе места. Эта тревога грызла его изнутри, гнала вперед. Так прошло время до рассвета. А едва рассвело, Володя оказался возле дома Петренко.

Страшные слова его друга были вбиты в его память, словно гвоздем. Может быть, именно эта тревога и привела его к Тане – увидеть, что с ней все в порядке.

Теперь Володя решился на серьезную вещь – он хотел поговорить с Петренко о Тане, рассказать ему всю правду об их отношениях и попросить ее спасти. Если Таня тесно общалась с Тучей, а это было именно так, то и она была в том страшном списке. И это означало прямую угрозу ее жизни. Володя был готов на что угодно, чтобы ее спасти.

Он быстро поднялся по лестнице, протянул руку к кнопке звонка… и вдруг застыл. Петренко жил не в коммунальной, а в отдельной квартире. Это были две комнаты, доставшиеся ему от родителей. Сосновский знал, что в прошлом году Петренко похоронил отца, а бабушка, воспитавшая его, умерла еще раньше.

Дверь квартиры была приоткрыта. Володю охватило острое чувство страха. Неужели его друг этой ночью уехал из города? Неужели не стал откладывать свой отъезд? А может, и того похуже – может, его арестовали, и Сосновский навсегда потеряет его след?

Это чувство страха яснее любых слов показало ему, насколько дорог для него Петренко. Этот человек занимал очень большое место в его жизни – как лучший друг, почти как брат. Беду, в которую он попал, Володя воспринимал всем сердцем. Собравшись с силами, он решительно шагнул вперед.

В узкой темной прихожей все было как обычно. Сосновский заглянул на кухню, увидел гору грязной посуды в раковине и на столе. Его друг жил один и был так занят, что даже помыть тарелку не мог найти времени.

Володя вспомнил, как тогда, когда он жил здесь, брал эту обязанность на себя. Сосновский был аккуратист – грязная посуда и беспорядок причиняли ему почти физические страдания. А вот его друг подобным не страдал.

В первой комнате по коридору, в гостиной, никого не было, только беспорядок – на диване, на стульях висели кое-как брошенные вещи. И было непонятно, собирал ли Петренко их для отъезда, или все это было разбросано, как всегда.

Обойдя гостиную и не найдя в комнате ничего необычного, Володя двинулся в спальню. Там было темно, шторы были задернуты, и плотная ткань не пропускала и лучика света. Володя протянул руку к стене и щелкнул выключателем. Лампочка под матерчатым абажуром залила все пространство ярким светом.

Сосновский застыл. Его друг лежал на кровати на спине. Он был полностью одет, только ноги у него были босы. Руки были сложены на груди, как складывают в гробу. В них торчала большая незажженная церковная свеча.

Головы… не было. Вместо нее было большое расплывчатое пятно. Было понятно, что череп буквально расплющили в нескольких местах сразу, превратив в сплошное кровавое месиво…

У Володи потемнело в глазах. Ему вдруг показалось, что сейчас он потеряет сознание. Но нечеловеческим усилием воли Сосновский взял себя в руки. На негнущихся ногах двинулся к кровати. Судя по состоянию крови, успевшей уже загустеть, Петренко был мертв довольно давно. Возможно, его убили сразу после разговора с Володей, вечером, когда он вернулся домой.

Петренко мертв! Невыносимое, страшное, ничем не прикрытое горе впилось в горло Володи, лишило его воздуха, разорвало его душу. Ему захотелось кричать, вскинуть голову к небу, и кричать, кричать, пока не сойдет с ума… Пока все не закроет сплошная, плотная пелена… Кричать от горя, страха и ужаса, как обезумевшее животное, в душе и сердце которого больше не осталось ничего человеческого.