Катали мы ваше солнце

– А ну отыскать мне сей миг обоих!.. – гаркнул боярин, наливаясь кровью. – Хоть из-под земли, а достать!.. И вы тоже ищите!.. – обернулся он к слобожанам.

Храбры бросили недовязанного Плоскыню и побежали, чавкая сапожищами, кто куда. Люд поспешно нахлобучил шапки и тоже рассеялся. Заливисто ржанула чалая лошадка, унося по грязи боярские санки. На истоптанной в слякоть улочке остались трое: Шумок, Плоскыня да жена его Купава, взвывшая вдруг пуще прежнего.

– Молчи, дура!.. – покряхтывая от принятых беспричинно побоев, в сердцах бросил ей Плоскыня. – Как ни надседайся, а доброй свиньи не переголосишь!..

Купава примолкла, подняла вывалянные в грязи бадейки и, вздевши их на коромысло, нетвердо двинулась к Вытекле.

– Ой, лишенько… – всхлипнула она напоследок.

– Да не убивайся ты так, – заметил Шумок, наблюдая, как Плоскыня, обиженно сопя, оглядывает испачканную одежку. – Грязь – не сало, потер – и отстало… Пойдем-ка лучше, брат, кружало навестим…

– Да не на что, – буркнул Плоскыня. – Третий уж день никто берендеек не заказывает…

– А угощу! – И подброшенная с грязной ладони кувыркнулась, сверкнула в воздухе серебром греческая монетка.

– Да ты разбогател никак? – вытаращился на Шумка Плоскыня.

Тот лишь осклабился и шало подмигнул в ответ.

– Поколе за правду платят, – загадочно изрек он, – потоле она и жива!..

* * *

– Али моя плешь наковальня, что всяк в нее толчет?..

С перекошенным личиком Лют Незнамыч метался по клети и потрясал кулачонками перед вежливо отклоняющимся Чурыней, а один раз чуть было даже не пнул с досады хитрый резной снарядец, снятый со стола и задвинутый в угол.

– И это волхвы? – в ужасе вопрошал он. – Это кудесники?.. Какая-то девка приходит среди ночи, вяжет обоих…

– Да девка-то – боярская племянница, – весь пожимаясь от неловкости, вступился было за кудесников хмурый немилорожий Чурыня. – Храбров с собой привела…

– Чурыня!.. – Розмысл вне себя топнул ножкой. – Да ты… Ты послушай, послушай сам, что говоришь-то!.. Храбров на капище привести! Волхвов связать!.. Это же всякого страха лишиться надо!.. Раньше кудесник, бывало, только посохом стукнет, а у берендеев уже и поджилки дрожат… Распустил ты людишек, Чурыня! Распустил!..

– Ну, неправда твоя, Лют Незнамыч! – обиделся сотник. – Да разве же я над волхвами поставлен?.. А на погрузке у меня все по струнке ходят…

– По струнке? А этот твой брылотряс?.. Как его хоть зовут-то?..

– Воробей… – нехотя отозвался Чурыня.

– Да что у тебя там птичник, что ли? – пронзительно завопил Лют Незнамыч. – Воробьи, Соловьи всякие!..

– Воробей – мой… – Упрямо набычившись, Чурыня гнул свое. – А за кудесника я не в ответе…

Розмысл его однако не расслышал – уши, видать, заложило от собственного крика.

– Почему у Родислава Бутыча на участке порядок? – малость уже подзадохнувшись, продолжал он. – Почему у Завида Хотеныча никогда ничего не стрясется? Почему у нас одних такая неразбериха?.. На голову сторожу девка с голым огнем спускается, а ему и невдомек!.. Спал твой Воробей? Говори: спал?..

– Да не спал он, Лют Незнамыч! Опешил просто… Обратно-то, чай, в колодец бадью не запихнешь!..

Розмысл замолчал, отдуваясь и ворочая глазами. Приходил вроде в себя…

– Ладно… – рек он наконец, садясь за стол и судорожно раздвигая грамоты и берестяные письма. – Загадал ты мне, Чурыня, загадку… Давай раздумывать. Людей поднял?

– Поднять-то поднял… Даже со ската снял… Вода-песок наготове… А вот близко подходить пока не велел…

– Почему?

– Увидит – всполошится… Ткнет с перепугу огнем в поленицу – склад разом и полыхнет…

– Может, оно и правильно… – пробормотал розмысл, тревожно оглаживая выпуклую плешь. – А что, ежели так? Заговорить ей зубы – да и того… Светоч отнять, а саму – сюда, к нам?.. На раскладке тоже народишку маловато…

– Там еще храбры наверху? – мрачно напомнил Чурыня.

– Много?

– Двое… И погорелец к ним какой-то прибился…

Лют Незнамыч досадливо прицыкнул и ущипнул себя за реденькую бороденку.

– Ну, а что они могут-то, храбры? – раздраженно осведомился он. – Ушла девка в навий мир. С кого тут спрос?..

– Так она же Блуду Чадовичу племянницей доводится! А он нам съестные припасы поставляет… по царскому указу… Уж этот-то сразу смекнет, с кого спрос…

Розмысл взялся за плешь обеими руками.

– Выпустить людей через соседний колодец?.. – без особой надежды в голосе предположил он. – Подобраться к капищу до света, напасть врасплох – и в бадью всех троих с этим… с погорельцем?.. Или кто-нибудь еще знает?..

– Девкам сенным она сказала… – со вздохом ответил Чурыня. – Если не врет, конечно…

– Худо!.. – Лют Незнамыч сорвал кулачки с плеши и стукнул в стол. – Завтра, почитай, всей слободке ведомо станет… А уж боярину – в первую голову…

Дверь приоткрылась, и в клеть просунулись встрепанные патлы обезумевшего мужичонки.

– Лют Незнамыч, – проскулил он, вылупив наслезенные глаза. – Там боярышня бесится… Поджигать хочет…

Розмысл стер его единым взором и, болезненно покряхтывая, поднялся с лавки.

– Ну что ж… – процедил он. – Когда ни умирать, а день терять… Надо идти…