Каталина

Это было чудо. В колокольне звонил сам господь бог, и никто не знал, принесет ли этот звон радость или горе. Многие падали на колени и громко молились. Грешники каялись, страшась божьего гнева, священники распахнули двери церквей, и горожане заполнили их до отказа, умоляя всевышнего смиловаться над своими созданиями. И очень нескоро, в молчании и тревоге, разошлись они по домам.

19

Трудно сказать, кому первому пришла в голову эта мысль, но очень скоро весь Кастель Родригес знал, что ночное происшествие имеет прямое отношение к явлению пресвятой девы Каталине Перес. Горожане говорили об этом на улицах, священнослужители — в церквах, аристократы — во дворцах. Монахи и монахини, захваченные водоворотом странных событий, не могли молиться.

И вскоре ни у кого не осталось сомнений в истинном значении таинственных слов девы Марии. Многие из священнослужителей задавались вопросом: а угоден ли богу чрезмерный аскетизм епископа и нет ли гордыни в его излишнем смирении? Зато дон Мануэль был человеком без сучка и задоринки. Лучшие годы он отдал служению богу и королю. Его величество, помазанник божий, неоднократно награждал верного слугу. Только на нем, доне Мануэле де Валеро, могла остановить свой выбор пресвятая дева. Представительная делегация города посетила дона Мануэля и объявила ему об этом. Тот, как и полагается солдату, решительно ответил, что готов исполнить волю девы Марии. Днем дон Мануэль исповедовался у протоиерея и получил отпущение грехов, а вечером отменил званый ужин, ибо утром следующего дня собирался принять святое причастие.

Приор доминиканского монастыря лично сообщил епископу о принятом решении и попросил его возглавить процессию братьев-монахов, так как они собирались принять участие в торжественной церемонии. Распознав затаенную злобу предложения приора, епископ, тем не менее, поблагодарив, согласился. Зная склонность Доминго к парадоксальным идеям, он не принял его толкования воли святой девы, но ни на секунду не сомневался, что дон Мануэль недостоин чести совершить чудо. Он с радостью отказался бы от участия в этом представлении, но понимал, что его отказ будет расценен как гордыня. Кроме того, он обещал Доминго оберегать девушку.

На следующий день, с тяжелым сердцем, в сопровождении двух верных секретарей, епископ шел к собору во главе процессии монахов. Толпа раздавалась в стороны, освобождая проход. Он поднялся по ступенькам и сел в кресло у алтаря. Хоры заполнила городская знать. Появился дон Мануэль в сопровождении дворян и сел по другую сторону алтаря. В парадных доспехах, сверкающих золотом, и плаще с зеленым крестом ордена Калатравы. Дворяне на хорах громко переговаривались между собой, смеялись, здоровались и улыбались друг другу. Не отставал от них и простой люд, стоявший внизу. Казалось, они пришли не в церковь, а на бой быков. Епископ, нахмурив брови, думал о том, а не приструнить ли ему собравшихся. Каталина, опираясь на костыль, стояла у ступенек, ведущих к алтарю.

Но вот собор наполнили торжественные звуки органа, и шум быстро стих. Из ризницы вышли священнослужители в дорогих ризах, надеваемых по самым торжественным случаям, подаренных церкви набожными благородными дамами. После мессы дон Мануэль и Каталина приняли святое причастие. И наступил долгожданный момент.

Дон Мануэль, расправив плечи, уверенный в своих силах, спустился по ступенькам к девушке, положил ей на голову руки и твердо, будто командуя солдатами, произнес требуемые слова:

— Во имя отца и сына и святого духа, я приказываю тебе, Каталина Перес, встать, отбросить ненужный костыль и идти.

Девушка, зачарованная его видом, испуганная, встала, отбросила костыль, шагнула вперед и с отчаянным криком рухнула на пол. Толпа взревела от ярости.

— Ведьма! Ведьма! — кричали мужчины и женщины. — Костер! Костер! Сжечь ее! Сжечь!

В едином порыве они подались вперед, чтобы разорвать несчастную на куски. Некоторые падали, и их безжалостно давили напиравшие сзади. Церковь наполнилась воплями боли. Епископ со сверкающими глазами вскочил на ноги.

— Назад, назад — прогремел его голос. — Кто посмел осквернить храм божий?! Назад, говорю я вам, назад!

И так страшно кричал он, что толпа застыла, будто перед ней разверзлась пропасть.

— Грех, грех! — ревел епископ, грозя горожанам сжатым кулаком. — На колени, на колени! Молитесь, чтобы вам простилось оскорбление, нанесенное святому месту.

И многие, рыдая, повалились на колени, а остальные, парализованные ужасом, не отрываясь, смотрели на извергающего громы и молнии епископа. Тишину нарушали лишь истерические всхлипывания женщин.