Катализ

От шестого же выхода Женьку бросило в жар.

Да, танцовщица была очаровательна даже в плаще, да, тело ее было само совершенство, да, в колготках и, тем более, в бикини она не могла не возбуждать, но все это были детские игрушки рядом с ее шестым выходом. Рядом с шестым выходом этой королевы секса казались смешными и несерьезными все самые блистательные танцы Светки, все когда-либо виденные Женькой эротические сцены в кино, наконец, все, что он успел увидеть и нафантазировать здесь, в Норде.

Наготу танцовщицы прикрывали теперь лишь две ярко-салатовых звездочки на сосках, да такого же цвета узкая полоска ткани между ног. Но не это было главным. Главным были ее движения, ее позы, жесты – невероятные, неподвластные уму, гипнотизирующие.

И лже-Брусилов упал на колени, издав вопль восторга, и на коленях пополз к ней. И вот тогда в шестой раз безропотно вышедшая из ящика слева девушка в плаще подошла к коленопреклоненному артисту и, подняв его за шиворот, под веселый смех публики подтащила к ящику и затолкала туда же, где исчезали все ее «двойняшки». И снова было бульканье, а обнаженная продолжала танцевать как ни в чем не бывало. Потом та, что в плаще, взяла и проткнула пальчиком пресловутый ящик, и он стал со свистом сдуваться, сморщиваться, а обнаженная все танцевала, и, наконец, волшебная конструкция легла грудой серебристого тряпья у ног девушек, и тогда в зале погас свет.

Вспыхнул он уже при пустой сцене. Только белые мохнатые звери все так же монотонно вращали ось, и тихо, будто откуда-то очень издалека, быть может, из прошлого века, доносилась мелодия «Песенки о медведях».

9

Любомир наполнил рюмки, и они выпили, молча и не чокаясь. Выпито было уже немало, но хмель не брал их. Или почти не брал.

— Никто не желает прогуляться в сортирное заведение? — спросил Женька.

— Пошли, — сказал Цанев.

Петляя между столиками, они прислушивались к разговорам. Здесь объяснялись на разных языках, в том числе и абсолютно незнакомых, но русский был все-таки очень популярен в Норде, и фразы на нем то и дело слышались отовсюду.

— Кротов сегодня будет здесь. Я тебе точно говорю. Кротов…

— … потрясающее впечатление. Она выходит из воды вся в грязи…

— Представляешь, он прямо так подваливает ко мне и говорит: «Оранжисточка ты моя…»

— Куда ведет сценический прогресс, этого еще никто не знает…

— … разговаривать с человеком, который не может отличить зеротан-А от зеротана-Б…

— Действительно, — тихо сказал Любомир, — о чем можно говорить с таким человеком.

Женька грустно хмыкнул.

Они уже входили в сверкающий белизной и зеркалами туалет.

— … так что я не против грин-блэков в принципе, но методы!..

— Сибр твою мать, прости Господи, но это же бардак!..

— … эти антисеймерные шоу. Они, по сути, превращаются в антибрусиловские. Противно…

«Вот именно, — подумал Женька. — Антибрусиловское шоу».

И тут же: «Что?!!»

Он чуть не бросился догонять говорившего, но тот уже скрылся за дверью.

— Слышал? — спросил Женька у Любомира.

— Что? — не понял Любомир.

— Про Брусилова.

— Про Брусилова – только от тебя.

И Женька понял: Цанев ничего не слышал. Может быть, и не было ничего.

— А что такое? — спросил Любомир.

— Да так, зеротан-Б, зеротан-А, лабуда всякая.

«Схожу с ума, — думал Женька в панике. — Антибрусиловское шоу и артист, похожий на Витьку. Впрочем, Брусиловых на свете много. Ведь так? Ну, а эта секс-бомба? Вылитая Светка. Может, Цанева спросить? И ведь еще не пьян. Антибрусиловское шоу… Зеротан-Б… Сибр вас пересибр! Господи, какой еще сибр?! Схожу с ума».

И снова со всех сторон доносились русские слова:

— Пей до дна! Пей до дна!

— Апельсины только резиновые…

— … говорить по большому счету, Конрад, конечно, не дурак…

— Мамочка, куда же ты пресся?

— А вот и наши сортирные гуляки. Ну, как оно там?

Спрашивал Черный.

— Нормально. Все сделано под старину, — сказал Цанев. — Двадцатый век.

— А вообще очень чисто, — добавил Женька, — и свежайший воздух.

— Предлагаю тост за чистоту сортиров, — провозгласил Цанев.

И тут подошел официант.

— Господа желают чего-нибудь?

— Принесите, пожалуйста, сигарет, — попросил Женька.

— Марка? — спросил официант.

— "Чайка", — брякнул Женька, почему-то вдруг вспомнив детство, школьный двор, майский солнечный день и сигарету «Чайка», одну на троих, которую он тайком стянул у отца.

Официант записал. Потом наклонился над столом очень низко и шепотом спросил:

— Господа не зеленые?

— Нет, — решительно сказал Черный.

— Я так и подумал, — официант расплылся в улыбке. — Тогда могу вам предложить восхитительный деликатес, который есть сегодня в меню – девичьи соски, обжаренные в оливковом масле.

Женька поперхнулся. Цанев приоткрыл рот. Черный смешно хлопал глазами. Станский переспросил:

— Какие, простите, соски?