Катализ. Роман

— Понимаю, Андрюха, — сказал Брусилов, — вы ждете подробного рассказа, вы ждете разъяснений по всем вопросам. Я обещаю. Но только не сейчас. Мы с Ленкой должны бежать. Надо остановить этого идиота. И как вы тут можете помочь — не знаю. Пока просьба одна: старайтесь все понять, но ни во что не вмешивайтесь… Молчи, Черный! Понимаю, что трудно. И про Цанева все понимаю. Но постарайтесь, прошу, постарайтесь не вмешиваться! Здесь, в отеле, вы в безопасности — он охраняется моими людьми. Не подумайте только, что я арестовал вас. При желании можете идти куда угодно. Можете даже отказаться от охраны. Но не советую: в городе неспокойно. А здесь у вас будет, чем заняться. Во-первых, вот книжка — вторая часть моей «Биографии катаклизма». Ее стоит прочесть.

Брусилов достал пластиночку размером с половину спичечного коробка, размножил ее в двух экземплярах, а потом, видимо, дал мысленный приказ, и пластиночки начали расти, пока не стали величиной с тетрадку.

— Это — сиброкнига, — пояснил Брусилов. — Вот — включение. Это — перелистывание вперед, это — назад. Понятно? Будут важные вопросы — связывайтесь по б-телексу. Вот мой номер. И последнее. Чтобы вы не скучали, когда читать надоест, с вами остается Крошка Ли и Конфетка Юха. Они наверху. А мы отчаливаем. До скорого!

Все это Брусилов сообщил привычным тоном руководителя, и они с Ленкой сразу ушли, так что растерявшийся Черный даже не успел ответить, что больше всего на свете он ненавидит сидеть в безопасности.

— Пошли наверх? — предложил Женька.

В отеле было совершенно пусто. Жутковато даже. Охранник встретился лишь один. В оранжевом комбинезоне, мускулистый, как штангист полусреднего веса, он стоял в конце коридора на этаже.

Подруги ждали их в роскошном номере, развалясь в креслах. На одном сервировочном столике красовались разноцветные вычурные бутылки, высокие хрустальные бокалы и маленькие рюмочки. На другом — сверкал начищенным никелем огромный кофейник, толпились вокруг него миниатюрные чашечки, манило глубокое блюдо, полное изысканных бутербродов и пирожных.

— А, черт! С Витькой не выпили, — сокрушенно вспомнил Черный.

— А он не пьет, — поведала Юха.

— Как это? — не понял Женька. — Как Шейла Петрикссон, что ли?

— Причем здесь Шейла Петрикссон? — Юха словно обиделась даже. — Вы что, не знаете, что на большой земле давно уже никто не пьет. Так, для вкуса только. А пьяным быть просто неприлично. Пьяных называют «цветными», потому что пьют либо зеленые, либо оранжевые. Брусиловы не пьют совсем, ни грамма. В целях пропаганды. А вообще-то, вы же знаете, на них не действует.

— Кошмар, — сказал Женька.

А Черный произнес мрачно:

— Ерунда. С нами бы Витька выпил.

Часть четвертая СКОЛЬКО СТОИТ СПАСЕНИЕ МИРА Из неопубликованной части книги Брусилова «Биография катаклизма»

Старая как мир история, не правда ли? Изобретаешь огонь и даришь его людям, а потом орел всю жизнь клюет у тебя печень.

П. Леви «Патент Симпсона»

ОТВЕТСТВЕННОСТЬ

Мы жили теперь на берегу моря, на роскошной вилле близ Гантиади с названием в честь Апельсина — Оранжевая. У нас был свой кусочек побережья, свой сад, две яхты — небольшие, но быстроходные, два вертолета, три автомобиля, несколько видеотелефонов, соединенных прямым проводом с Москвой, Вашингтоном и некоторыми другими столицами, вычислительный центр, спортивный комплекс… Ну, что еще? Да все, что душе угодно. И только одного у нас не было — свободы. И будет ли когда — кто знал?

Забор с неизменной, постылой, ненавистной колючей проволокой, контрольно-пропускной пункт, патрульные катера в море, патрульные вертолеты в небе — все это тяготило. Но и к этому можно привыкнуть, как выяснилось. Тем более, когда знаешь — иначе нельзя. А мы уже успели ощутить на собственной шкуре, что такое толпа, и догадывались, что желающих убить нас немало найдется даже среди тех, кто верил в наше бессмертие, а были и такие, кто совершенно искренне не верил в него, и такие, кто мечтал проверить истину практикой и своими глазами увидеть, как наши тела отторгают вонзившиеся в них пули, а самые лихие экстремисты, считали, что против хорошей бомбы не устоит даже бессмертный. И их можно было понять. Конечно, далеко не все рвались к нам с кровожадными замыслами — для многих высшей мечтой было просто плюнуть мне в лицо, другие — и это было, пожалуй, еще противней — жаждали упасть передо мною ниц и целовать мне ноги. И наконец, было бесчисленное множество желающих просто поглазеть и потрогать, поговорить и выпить на брудершафт, посоветовать и потребовать, поплакаться и потрахаться, попросить и поучить, повосхищаться и поворчать — словом, пообщаться со мною, с Альтером, с Ленкой, с Аленой, даже со Светкой.