Катализ. Роман

— Но это же не все, — возразил Черный. — Они должны были предвидеть такой вариант, они должны были искать нас.

— Где? — поинтересовался Любомир. — По всему океану?

— Зачем? — сказал Черный. — В районе последнего радиосигнала.

— В таком районе можно век искать, — заметил Женька, — мы же ушли на двое суток.

— А по палатке? — вспомнил Черный. — Почему они не нашли нас по палатке?

— Палатка далеко уплыла, — предположил Станский, — или ее занесло, или она тоже утонула…

— Или они не искали нас вообще.

Это сказал Черный, и все посмотрели на него, а он пояснил:

— Я не шучу. У них же случился Катаклизм. Стало не до нас.

Гипотезу не успели оценить, потому что Женька вдруг выдохнул:

— Понял! Третий сосуд. Я же предупреждал.

Он вспомнил, как совсем недавно говорил о третьем сосуде, и ему стало жутко от сознания, что это «недавно» отделено теперь от них бездной лет.

— При чем здесь третий сосуд? — агрессивно поинтересовался Станский.

— А при том! — закричал Женька. — Первые два лежали рядом с палаткой. Они их нашли. Понимаете, идиоты?! Они их нашли, а про третий никто не знал. Ведь никто не знал, правильно, Эдик? Ты гениальный дурак! Это благодаря тебе они решили, что мы погибли. Сосуды-то были полные. Они просто не стали нас искать.

Никто ничего не ответил Женьке. Все поняли, что он прав. И все были ошарашены. А Женька вдруг добавил:

— Надо было плыть. Это Станский виноват.

— Станский виноват?! — взревел Эдик. — А кто просил швырять обойму через разводье? С больной головы да на здоровую! Да тебя судить надо, Евтушенский!

— Все виноваты, — жестко сказал Черный. — Женька, конечно, больше других. Только не надо сейчас об этом.

— Не надо, — поддержал Цанев.

— Ладно, — Станский успокоился так же внезапно, как и вспылил, — ты сбил меня, Рюша. А нам все-таки необходимо решить задачу, когда нас нашли. Когда? Высказывайте ваши мнения.

И так он это деловито предложил, что невозможно было не откликнуться. Их смятение, их страх, их растерянность как бы отошли на второй план, единственно важной была теперь задача — сложная логическая задача, которую интересно будет решать. Станский потряс их своим самообладанием и основательностью. Сразу сделалось ясно, кто среди них старший. И Женька, как самый молодой, почувствовал это особенно остро. Несмотря на последнюю размолвку, ему захотелось, будто на экзамене, показать доценту Станскому все, на что он способен.

— Я начну? — предложил Женька. — Итак: что мы имеем? прежде всего — человека, безусловно, знающего, в каком году он живет. Человек, к сожалению, пьян, но информацию от него мы получили. Значит, есть два варианта: верить информации и не верить. Если верить, мы прыгнули в будущее минимум на сто пятнадцать лет. При нашей жизни «великих катаклизмов» не было.

— Это еще вопрос, — возразил Черный, — великим катаклизмом можно назвать и Октябрьскую революцию.

— Можно, — признал Женька, — но я не думаю. Мне вообще слабо верится, чтобы наши современники или их ближайшие потомки отказались от существующего летоисчисления.

— Ну, знаешь, — не согласился Черный, — это смотря какой был катаклизм. Может быть, рядом с ним вся история человечества — тьфу.

— Ядерная катастрофа, например, — предложил Цанев.

— Не верю, сказал Женька. — Слишком просто, чтобы быть правдой.

— Ну, ладно, — прервал их Станский, — давай про второй вариант.

— Вариант второй, — с готовностью отрапортовал Женька. — Информация ложная. Тогда, не принимая ее в расчет, рассмотрим приметы времени. Первое: катер. Лет тридцать, я думаю, хватит на изобретение такого катера. Второе: ботинки. При всей их странности лет через пять после нашего ухода они могли появиться. Третье: стены. Люминофор для бытового освещения — такая задача, по-моему, уже стояла в наши дни. Четвертое: лексикон капитана. Не принимаем в расчет, так как бесполезно искать логику в пьяном бреду. Итак: выводим общий срок по максимальному — так, кажется, делают юристы — и получаем двадцать первый век, начало.

— Близко к истине, — похвалил Станский, — правда, ботинки можно было и не упоминать, а вот две важные детали ты упустил. Задатки полиглота у нашего нового знакомого. Сразу вопрос: каков его социальный статус? И — это главное — его реакция на наше появление. Это, брат, попахивает не тридцатью годами, это, брат, наводит на мысль о Великом Катаклизме и ста пятнадцати годах после него.

Вероятно, Эдик прав, но Женька видел, что ребятам понравилось и его выкладки. Конечно, тридцать лет — это тоже страшно. Это — состарившиеся и умершие родственники, это — изменившийся уклад жизни, это — безнадежное отставание во всех областях деятельности. И все же. Тридцать лет, хоть и с грехом пополам, но умещались в голове, и потому хотелось, очень хотелось верить, что их действительно прошло только тридцать.