Катализатор

Дверь медленно закрылась. Йенси пристегнулся и включил двигатель. Капсула рванулась вперед и тут же начала вращаться из-за сопротивления атмосферы. Йенси надеялся, что маленький аппарат не будет притягивать к себе мины либо они вообще взорвутся от перегрева, не долетев до него. Сидя в крошечной вращающейся капсуле, несущейся к поверхности, Йенси приготовился сражаться за свою жизнь до конца.

35

– Что это было, черт возьми? – крикнула Кэлли, судя по ее виду еще не пришедшая в себя.

– Так вы наконец почувствовали? – спросил Брайден. В голове пульсировала боль, и он едва стоял на ногах. – Ему пришлось кричать, чтобы вы услышали. А я слышу Его всегда.

– Брайден, это не человеческое существо. Он опасен. Возможно, с ним что-то случилось. Мы должны закрыть проект, пока он не убил нас всех.

– Закрыть? Да вы с ума сошли! Сейчас, когда мы только-только чего-то достигли?

– Вот чего мы достигли, – сказала Кэлли и показала на Иштвана, который лежал на каменном полу возле Обелиска с закатившимися глазами и дрожал всем телом. – Бедняга потерял сознание.

– С ним все будет в порядке, – заявил Брайден, подошел к Иштвану и проверил пульс. – Просто какой-то приступ. – Он выпрямился и добавил: – Он уже приходит в себя.

– Послушайте, Брайден, Обелиск – вовсе не добрый дар. Он несет нам зло.

– Не говорите ерунды. Обелиск – это ключ к нашему Спасению.

Кэлли горько рассмеялась.

– Вы настолько помешались на своей идее, что не видите того, что прямо перед вами. Вы хотите превратить научный эксперимент в религиозную церемонию. Вам наплевать даже на очевидные факты, которые противоречат вашей теории. Факты? К черту их – вы же уже решили для себя, что такое Обелиск!

Брайден только покачал головой и отвернулся. Он опустился на колени и легонько похлопал Иштвана по щекам. Через несколько секунд веки Иштвана задрожали, зрачки вернулись на место, а челюсти разжались.

– Вот! Смотрите! – Брайден обернулся и с победоносным видом посмотрел на Кэлли. – Он уже почти пришел в норму.

– В норму? Брайден, мы должны прекратить эксперимент. Нужно немедленно сообщить коммандеру.

Иштван, почти оправившийся от шока, молча смотрел на Брайдена. Тот протянул руку и нежно погладил его по щеке:

– Что вы видели? Что Он говорил вам? Чего Он хочет от нас?

Иштван молчал.

– Брайден, если вы не скажете Гроттору, я сделаю это сама.

Брайден по-прежнему не отвечал, Кэлли раздраженно топнула ногой и направилась к выходу.

– Доктор Декстер, – наконец отозвался он, когда она уже подошла к двери.

Кэлли остановилась и обернулась. Брайден не спеша приближался к ней, держа на мушке пистолета.

– Что вы задумали?

– То, что должен был сделать давным-давно.

Кэлли медленно подняла руки:

– Не делайте этого, Брайден. Вы не соображаете, что творите.

– Нет, нет, доктор Декстер, я прекрасно все понимаю. Повернитесь и выйдите в операторскую, а потом через дверь в коридор. Я скажу, когда остановиться. Теперь я командую.

Кэлли ледяным тоном бросила через плечо:

– Вы уверены? Больше похоже, что теперь командует Обелиск.

Брайден провел доктора Декстер через операторскую – все работавшие там ученые и лаборанты в изумлении уставились на них – и дальше по коридору в помещение службы безопасности.

– Мне нужно поместить под стражу преступника, – сообщил Брайден.

Дежурный безопасник удивленно приподнял бровь:

– Преступника?

– Да-да, вот эту женщину.

– Но это же доктор Декстер.

– Разумеется, доктор Декстер. Она изменница. Ее нужно посадить в карцер.

Безопасник переводил недоумевающий взгляд с Брайдена на Кэлли и не знал, как поступить.

– Если вы этого не сделаете, он может меня пристрелить, – заявила Кэлли.

Это решило дело. Безопасник взял ее под руку, отвел в карцер и запер дверь на замок.

В помещении с Обелиском Иштван неподвижно лежал на полу и, не мигая, смотрел на возвышающиеся над ним два рога. На их концах стоял мертвый Конн. Потом он превратился в мать Иштвана. А она стала политиком, которого он застрелил, Фишером. Лица всех троих перемешивались, одно превращалось в другое, а то – в следующее. Голос существа также казался комбинацией всех трех голосов – одновременно и высоким, и низким.

Теперь Иштван понял, что иной мир и есть настоящий. Только это и имело значение. А Обелиск существовал сразу в обоих мирах, являлся связующим звеном.

«Теперь ты понимаешь?» – спросила триединая сущность.

«Да, понимаю», – попытался ответить Иштван, но не смог выдавить из себя ни звука. Тем не менее Обелиск его услышал.

Вокруг началось какое-то движение, замелькали странные тени, и Иштвану понадобилось время, чтобы разобраться в происходящем. Оказалось, что это ученые – четверо или пятеро человек, подошли проверить его самочувствие. Один приложил пальцы к горлу Иштвана и что-то сказал. Другой приподнял ему веко и посмотрел так пристально, будто хотел проникнуть взглядом прямо в мозг. Иштван попытался не обращать на них внимания, как на назойливых насекомых, но они все никак не уходили, и это сильно его раздражало.