Он берёт ватный тампон и тянется к моей руке. Кожа пылает от его прикосновения, когда он дезинфицирует область вокруг инъекции маячка.
— Тебе повезло: моя мать была медсестрой, и я провёл немало времени с ней в лазарете, — он пожимает плечами. — Полагаю, это передалось мне по наследству.
Он намазывает место укола мазью и дует на него. Прохладный воздух от его дыхания пускает дрожь по моему позвоночнику, но я не уверена, от холода… или от страха.
— К сожалению, я не могу ввести в эту область сильнодействующее обезболивающее, так как это может повредить маячок. Будет лучше, если мы оставим его нетронутым, — он снова дует мне на кожу. — Я использовал обезболивающую мазь. Она должна уменьшить боль.
Я киваю, потому что в горле слишком пересохло.
Он берёт нож и, глядя на меня, втыкает его чуть выше места укола.
Я ощущаю давление, но не боль, которую ожидала.
— Порядок? — спрашивает он. Нож теперь в воздухе, готов врезаться в мою плоть. Первый раз был тренировкой, теперь всё будет по-настоящему.
— Помни, верхний слой кожи нечувствителен, но ниже… — он быстро моргает, и я замечаю, какие длинные у него ресницы, нетипично для парня. — Ниже всё, как было.
У меня перехватывает дыхание. Зачем он мне это говорит? Он не верит, что я могу выдержать боль?
— Я справлюсь, — выдыхаю сквозь зубы. Я зажмуриваюсь и пытаюсь успокоить колотящееся сердце. Давление ножа на предплечье нарастает, и я задерживаю дыхание. Поначалу я ощущаю только давление и делаю ошибку, открывая глаза.
Ярко-красная кровь вытекает из пятисантиметрового разреза. На мгновение я смотрю на свою руку как на чужую. Руку какого-то другого человека, на которого напали с ножом.
Боль появляется, когда он прорезает следующий слой кожи и мышц. Я кричу, когда глаза опаляет жаром, и слёзы обжигают щёки. Прикусив язык, я снова закрываю глаза. Я не могу этого видеть. Я не могу смотреть, как моя кровь льётся на деревянный стол.
— Я на месте, теперь осталось только его найти, — бормочет Трей.
Я распахиваю глаза и смотрю на него. Его лицо сосредоточено. Я фокусируюсь на дугах бровей, густых ресницах и тёмной щетине на щеках.
— Там слишком много крови.
Не то, что я хотела бы услышать.
Трей отсасывает часть крови с помощью штуки похожей на спринцовку, и я вцепляюсь в край стула, когда он запускает пальцы в разрез.
Я чувствую дурноту и головокружение. Боль просто невыносима. Она белая, обжигающая и прокатывается по мне, как гроза. Стук сердца — гром, а боль — молния. Теперь мне нужен только дождь.
Я чувствую тёплые капли, сбегающие по руке и капающие на стол, и думаю, что дождь пошёл. Я открываю глаза, но вижу вовсе не дождь. Кровь. Большие, тёплые капли крови. Моей крови.
Я издаю стон, в глазах темнеет. Не знаю, сколько ещё я смогу вынести.
Прежде чем я успеваю попросить Трея остановиться, комната переворачивается. Всё темнеет. И я отключаюсь.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
— Сиенна… — раздаётся голос сквозь туман. Я знаю этот голос. Его мелодичный ритм и глубокий, насыщенный тембр.
Зейн.
Я тянусь к нему. Конечно, он пришёл спасти меня от этой бури. От грома и молний, бушующих вокруг меня.
— Сиенна.
Я уже могу представить эту сцену. Его широкая грудь и мускулистые руки сжимают меня в крепких объятиях. Я уже почти вижу его идеальную улыбку, представляю, как его шоколадные глаза смотрят в мои…
— Сиенна!
Постойте. Это не соблазнительный тон Зейна. Кто-то другой пытается меня разбудить. Я зажмуриваюсь, поглощённая своей картинкой идеального генетически-модифицированного парня во всей красе и совершенстве.
— Всё позади, Сиенна. Я достал маячок. Давай же, просыпайся, — голос звучит смутно знакомо, но он слишком хриплый, чтобы принадлежать Зейну.
И тут я всё вспоминаю. Факты мелькают в моем мозгу, подобно больному, извращённому фильму — мама заперта в камере, Рэдклифф зловеще ухмыляется, маячок…
Я со стоном открываю глаза. Всё ещё чувствуется головокружение — вероятно, из-за потери крови, но я рада, что пропустила остальную часть процедуры. Моя рука теперь сильно перевязана и лежит на животе. И меня положили на землю. Я стараюсь не думать о том, насколько грязный пол.
— Шесть швов. Отличная работа, — доносится голос Трея со стула рядом со мной. Он вскидывает бровь. — На несколько секунд мне показалось, что я тебя потерял.
Я тру глаза здоровой рукой.
— Что случилось?
— Ты потеряла сознание. Впрочем, в этом нет ничего необычного. Иногда наши тела хотят избежать боли и не знают, как ещё это можно сделать.
Я сажусь и оглядываюсь.
— А где маячок?
— В надёжном месте…
Я пытаюсь встать, но Трей останавливает меня.
— Но-но, ты никуда не пойдёшь. Пока что.
— Но мне нужно избавиться от маячка…
— Почему бы просто не оставить его здесь? Они вломятся в «Мегасферу», будут пару часов её обыскивать, и, в конце концов, догадаются, в чём дело, но будет уже слишком поздно — они почувствуют себя полными дураками, — Трей наклоняется ближе. — Кроме того, тебе нужно восстановиться после операции.