Каталог киллерских услуг

В их разговоре наступила пауза. Рука у Давыдова постепенно отходила, и в ней появилась настойчивая дергающая боль. Впрочем, это были пустяки по сравнению с тем, в какую он попал передрягу. Выбора у него действительно не было, или, лучше сказать, ему не хотелось никакого выбора. Заказ на убийство – преступление тяжкое. Вряд ли суд захочет проявить к нему снисхождение. Бизнесмены и так не пользуются в обществе почетом, а когда их руки обагрены кровью, их побивают камнями с особым удовольствием. Смешно думать, что за явку с повинной его решат пощадить. Пусть не по максимуму, но срок ему обеспечен. Но тюрьма – не для него. Он не выдержит там даже месяца. А что будет здесь с его семьей? Нет, все – руки у него связаны, а на шею накинута удавка. Чем больше он будет дергаться, тем хуже ему будет. Но как все это произошло? Как получилось, что в несколько дней он из нормального честного человека превратился в преступника? Это было похоже на колдовство. Где он допустил ошибку? Что сделал не так? Давыдов не мог этого понять, и эта непостижимость пугала его сильнее всего.

– И сколько ты хочешь получить с меня за убийство моего собственного шофера? – хмуро спросил он, не глядя на Пашку.

– Немного, – спокойно сказал тот. – Не больно крупная сошка. Правда, попутно удалось подставить нашего главного врага, и за это ты должен выплатить бонус. В общей сложности – пятнадцать штук «зеленых». Думаю, это по-божески. Но если мы собираемся и дальше вести борьбу, то ты должен приготовиться к более значительным тратам. За окончательную деморализацию противника я намерен получить с тебя сотню. Это будет окончательный расчет. Ну, не считая всяких накладных и непредвиденных расходов, потому что они неизбежны. Между прочим, цена совсем небольшая, учитывая, какой крупный куш стоит на кону. Но я не живоглот. Клюю, так сказать, по зернышку, памятуя, что именно жадность фраера сгубила.

– Мне будет сложно собрать сто тысяч, – сказал Давыдов. – Несмотря на то, что такая сумма кажется тебе небольшой. И вообще, я не уверен, что стоит продолжать эту борьбу, как ты ее называешь. И так уже наворочали – дальше некуда.

– Это хорошо, что ты наконец говоришь "мы", – удовлетворенно заметил Пашка. – Значит, кое-что в голове у тебя проясняется. Вот только сомнения твои мне непонятны. Получается, что ты согласен выбрасывать деньги просто на ветер, без расчета на результат. Ты выплатил мне семь тысяч. Теперь очередь за пятнадцатью. Итого двадцать две. Это пустяки, конечно, но не в твоем положении. Сейчас такая уникальная ситуация, что чем больше ты заплатишь, тем больше сохранишь и приобретешь. И не волнуйся, если ты сам себя не выдашь, никто и не догадается о твоем участии. Ты будешь у всех на виду. Никаких подозрительных контактов. На возможных допросах отвечай все как есть – тебе нечего скрывать, кроме одного-единственного факта. Этот факт – встреча со мной. Остальное додумаешь сам, не бином Ньютона. И перестань нервничать – ты кажешься полным идиотом, когда нервничаешь.

– А ты, похоже, никогда не нервничаешь, – сказал Давыдов. – Вообще ты испытываешь какие-нибудь человеческие эмоции – страх, жалость, раскаяние? Или все это в тебе уже умерло?

– Ну вот, например, страх. Как от него избавишься? – ответил Пашка. – Он заложен в человеческую природу. Зашит, так сказать, в программу. Наверное, и другие эмоции тоже. Но человек – многозадачная система. Эмоции можно обуздать, отключить на время… Насовсем не получается, конечно, но когда вся гадость начинает лезть наружу – можно справиться с ней известными способами. Я тебе про них уже говорил. А вообще тут вся суть в одной очень простой вещи. Любой способ, который помогает каждой конкретной особи выжить, оправдан. Ну и что с того, что я выбрал вот такой способ? Господи, есть из-за чего тревожиться! Подумай, пройдет полвека – и о нас с тобой даже памяти не останется. Никакой – ни плохой, ни хорошей. Время всех сотрет в порошок. Так что плюнь ты на все эти гуманистические штучки. Мир, в конечном счете, справедлив – он все уничтожает, и хорошее, и плохое, и все начинается с нового листа.

– Где же ты видишь здесь справедливость? – угрюмо спросил Давыдов.

– Справедливость в том, что абсолютно ничего не имеет значения, – сказал Пашка. – Все это наши с тобой выдумки.

– И как же жить?

– Выживать, – лаконично заключил Пашка.

Они снова замолчали. Примерно через минуту Пашка сказал совсем другим, деловитым тоном, точно командир, поясняющий боевую задачу: