Каталог Латура, или Лакей маркиза де Сада

Наконец он лег на самую полную и овладел ею сзади. Он первый раз овладел женщиной, и длилось это недолго. Потом он лежал, уткнувшись лицом ей в шею, жался к ее надежному теплу, к мягкому телу. От нее пахнет человеком, думал он, пахнет страхом и радостью, но в конце концов он понял, что от нее пахнет чужой страстью. Его собственной. Тогда, весь мокрый от пота, он поднял голову.

Жюли, та, на которой лежал Латур, была полная, но изящная женщина лет двадцати пяти. Она смотрела в широко открытые глаза молодого человека и думала: он так же наивен, как Петер из Ганновера, парень, которого нашли голым в глухом лесу, он был немой и никогда в жизни не видел людей... Может, этот окажется настолько глуп, что пойдет со мной вечером к Эркюлю? Жюли, тебе бы быть государственным казначеем, похвалила она себя и нежно посмотрела на Латура.

Час спустя Жюли и Латур уже шли по улице де Вениз. Латур был доволен. Одурманенный физическим блаженством, он не предчувствовал никакой опасности, пока не увидел, что улица упирается в кладбище. Неожиданно Жюли отпустила его руку. Свистнула в темноту. Латур поднял на нее глаза. Ее лицо казалось обнаженным. Ни улыбки, ни игривого взгляда. Латур остановился и ждал, улыбаясь ей. К ним подошел какой-то человек с палкой. Латур даже не шелохнулся.

Когда палка с глухим стуком опустилась ему на голову, он успел подумать, теряя сознание: ты получил то, что заслужил.

*

Латур пришел в себя под Новым мостом, от моста падала темная тень. Он лежал среди нищих на куче песка и земли. Осторожно открыл глаза, взглянув на дневной свет. У него не было желания узнать, где он и кто скрывается под грязным тряпьем рядом с ним. Он снова закрыл глаза. Он видел перед собой пустыню. Обожженную зноем бесконечную пустыню. В том месте головы, на которое пришелся удар, он ощущал странную пустоту. В голове шумел ветер. Латур снова чуть не потерял сознание, его мучило неприятное, но сильное удушье. Наконец он сел и начал раскачиваться из стороны в сторону, точно хотел смахнуть с себя дурноту и не видеть больше стоявшего перед глазами песка. Он думал: я Латур. И тут же ему пришло в голову, что никто не заметил бы, если бы он навсегда исчез с лица земли. Какая разница, зовут его Латуром, Филиппом или Арманом, все равно никто не знает, кто он. Он всего лишь тело и тень.

Латур, Никто, ходил по парижским улицам. Не глядя ни вниз, ни вверх, он смотрел только вперед, на невидимую вдали точку. Питался фруктами и овощами, остававшимися после закрытия рынков, пил дождевую воду, спал под мостами или в нишах, укрывавших его от дождя. Он ни с кем не здоровался и уклонялся от разговоров, если кто-то заговаривал с ним. Он ни разу не ночевал две ночи подряд в одном и том же месте и редко сознавал, по какой улице идет. Он видел какие-то шествия. Видел дохлую лошадь. Затейливую игру теней на стене. Бледную женщину, которую несли в портшезе. Видел, как солнце садится в Сену. Он шел. Шел. Шел. Утром улицы были скользкими от ночного дождя. Днем на них пахло людьми.

Однажды вечером внимание Латура привлекли две красивые аристократки. Они ехали в открытом экипаже, и Латур побежал следом, прячась в его тени. Бледные, словно ненастоящие, лица женщин пленили его. Экипаж остановился возле большого здания. На глазах у Латура в здание вошла не одна сотня нарядно одетых людей. Он стоял, прислушиваясь к гулу голосов, смеху, воздух был напоен ожиданием. Вскоре все стихло. Латур подошел поближе. Из здания доносилось пение. Женский голос. Латур и не знал, что можно так петь. Звук голоса почти причинял боль. Он был невыразимо прекрасен. Латур стоял и думал о женщине, которая там пела. Опера. Оперная певица. Он думал о чувствах, которые сейчас отражаются на ее лице.

Латур представлял себе город в виде большого вскрытого тела; видел его кости, суставы, суставные сумки, артерии, это было женское тело, и он ходил внутри него; вначале ему это нравилось, внушало уверенность в собственной силе, но постепенно картина сделалась нечеткой, утекла, словно песок между пальцев, и тело смешалось с улицами.

Город словно расплылся. Все сливалось друг с другом. Иногда по ночам Латур, как первый раз под Новым мостим, просыпался с мыслью, что он – Латур. Однако теперь ему было трудно вспомнить свое имя.

*