Каталог Латура, или Лакей маркиза де Сада

Я вернулся в Нормандию. Отсюда до Онфлёра всего день пути. Проезжая по густым лесам, мы с маркизом молча смотрели на дорогу. После Эгля мы проехали несколько миль на север в сторону Шербура. Я узнавал старые запахи. Запах Ла-Манша, соленый и сладковатый. Наслаждался ароматом леса. Яблоневых цветов. Вдыхая запах гниения, я думал: под этой приятной на глаз поверхностью лежат тысячи мертвых морских животных.

Маркизу велено держаться подальше от Парижа. Маркиз боится Венсенской тюрьмы, он не выносит заключения. Пребывание у тестя и тещи само по себе уже достаточное наказание, говорит он. Я думаю о дамах Монтрёй. Мадам Монтрёй и ее дочь Анна-Проспер (маркиз говорит о ней с неизменным теплом) представляются мне сказочными созданиями. Я понимаю, что с детским любопытством и страхом жду встречи с ними. Это прекрасные люди. Их добропорядочность, мораль и утонченность – следствие не только их принадлежности к дворянству. Мадам де Сад уехала раньше нас, чтобы все приготовить к приезду мужа и предупредить свою семью о его нелегком характере. Кажется, я возлагаю слишком большие надежды на то, что меня ожидает.

Поместье семьи Монтрёй с домом из простого белого камня лежит на холме у кромки леса. Отсюда открывается вид на поля и небольшой городок. В ясные дни мне видны гребни холмов Нижней Нормандии. Поместье окружено живой изгородью. В первую ночь я задыхался, мне было нечем дышать. Неприятное чувство. Я встал с кровати и постоял у окна, глядя на лес и поля. На какое-то мгновение я словно вернулся в Онфлёр, в дом Бу-Бу, и смотрел на лес, где между стволами иногда мелькал олень.

Здесь я прилежно выполняю свои обязанности. Мадам де Монтрёй, хозяйка дома, сурова. У нее строгий голос. Она маленькая и замкнутая, лицо ее ничего не выражает. Я уже раскусил ее. Она равнодушна к страданиям других, но требует сострадания к своим недугам. Спина, бедра. Головная боль. Каждую неделю у нее появляется новая болезнь. По-моему, она немного влюблена в своего зятя. Она порхает вокруг него. Смеется. Он внимателен к мадам, делает ей комплименты, флиртует с ней. К сожалению, мне кажется, что это не только игра. Маркизу хочется овладеть ею.

Эта дама слишком печется о семье, власти, деньгах и репутации своих дочерей. Но она отгорожена от внешнего мира. Ей неприятно, что в голове у нее царит тишина. В ее голосе слышится отчаяние, оно заметно в пальцах, сжимающих бокал с вином, который она подносит к губам. В глазах, следящих за движением солнца над городком. Ей хочется еще большей власти. Во сне она похожа на мумию. Взгляд ее настолько проницателен, что порой мне становится страшно: она знает, что я о ней думаю.

По ночам я рисую голову мадам де Монтрёй.

– Зачем ты пресмыкаешься перед этими людьми?

– Неужели у тебя нет чувства собственного достоинства?

– Можно хотя бы одеваться более привлекательно.

Мой господин – тиран. Он помыкает женой. Но мадам де Сад не жалуется. Мадам Рене – добрая женщина, но чем она добрее, тем больше сатанеет маркиз. О, как он наслаждается, мучая ее, но не страшно, не слишком сильно. И она принимает эти мучения, как другие принимают заботу. Каждую минуту она ждет боли, маленьких болезненных уколов, которые в ее глазах являются подтверждением его любви. Она так печальна. Так любит свою печаль. Ее муж – мастер доставлять огорчения. В ее униженном теле он видит самого себя. Но я знаю, о чем она думает. Единственное, чего ей хочется, – это прижаться щекой к груди мужа и думать, что их любовь – это тайна. Мне хочется обнять мадам Рене, погладить ее по щеке, но ведь это невозможно. Когда мне кажется, что мадам сейчас не выдержит... что ее круглое личико вот-вот зальют слезы, маркиз прижимает ее к себе, ласкает и шепчет ей нежные признания:

– Божественная кошечка, ты все, что у меня есть.

Теперь он обратил внимание на младшую сестру мадам Рене Анну-Проспер, и мадам Рене кружит над этой возможной изменой, как пчела над ложкой меда. Анна-Проспер избалованна, она так же заносчива, как ее мать. Но она красива. Рядом со старшей сестрой она кажется еще красивее. Я убеждаю себя, что она мне не нравится, но не могу удержаться и исподтишка изучаю ее тело и строение черепа. Смотрю на нее словно издалека, на мне старый сюртук маркиза и его стоптанные сапоги, я наблюдаю за ней. Ночью я рисую череп Анны-Проспер. Здесь у маркиза не много удовольствий: флиртовать с тещей, дразнить ее жалкого мужа и мучить мадам Рене. Не считая этого, он вынужден соблюдать правила игры, обязательные для всех. Мадам де Монтрёй не терпит, чтобы их нарушали. Поэтому маркиз переодевается к обеду. Соблюдает за столом необходимый этикет. Восхищается умом мадам, ее вкусом и так далее и тому подобное. Он сопровождает дам в церковь. Не богохульствует. Не выступает против религии. Он очарователен. Все очень прилично. И достойно благородного семейства.

У них есть все: роскошные залы, будуары, комоды, китайские вазы, ванные комнаты, пахнущие ландышем.

Но радость?

Радость принадлежит мне.

*