Катарсис

Профессор недовольно дернул кадыком и вернул микрофон ведущему, тот оскалился в знак признательности. Вопросов к обладателю роскошной шевелюры, как ни странно, почти не возникло: спрашивали лишь, как связываться с родными, если мобильники изъяли, а телефонов в номерах нет, и каким образом будет происходить выплата вознаграждения. Ведущий объяснил: звонить можно будет из специального помещения раз в неделю, а тысячу долларов переведут в рубли по курсу и выдадут в конвертах тем, кто успешно пройдет все проверки.

На этом встреча завершилась.

6

В восемь утра в дверь постучали. Он открыл. На пороге стояли молодая женщина в белом халате с небольшим черным кожаным несессером и сопровождающий – тот самый белобрысый охранник, забравший у Дана вчера книги, ноутбук и смартфон. Они поздоровались, вошли внутрь, женщина открыла несессер, достала флакончик с белыми продолговатыми таблетками, отсыпала себе на ладонь одну и передала Дану вместе с миниатюрной пластиковой бутылочкой воды.

– Меня зовут Оксана, я буду приходить к вам в это самое время весь месяц. Примите, пожалуйста, эту таблеточку внутрь, запейте водичкой. Таблеточка не горькая, глотайте спокойно.

Дан выполнил просьбу и задержал взгляд на женщине. Миловидная, с увитой вокруг головы светлой косой, и голос приятный, теплый, внушающий доверие. Фрикативное “г” подчеркивало южный говор.

– Откуда вы, Оксана?

– Из Лужанска, – охотно ответила. – Там война была, ну, вы, наверное, помните… Отца убило, я тогда соплюшкой была. С мамой и старшим братиком переехали в Славишию, намыкались, поскольку укропы, потом ничего. Я учиться пошла, стала медсестрой.

Упоминание Лужанска царапнуло – об успешной операции по захвату граничащей со Славишией области соседней республики он рассказывал в книжке, которой теперь стыдился.

– Понятно… Спасибо, Оксана, буду ждать вас каждое утро.

– І вам спасибі, – она улыбнулась и протянула тетрадь учета. – Будьте ласкаві, розпишіться ось тут, що прийняли ліки, – неожиданно произнесла по-укропски и бросила беглый взгляд на сопровождающего. Тот и бровью не повел: то ли не понял, что на вражьем языке обмолвлено, то ли сознательно пропустил мимо ушей.

После завтрака Дан вернулся в номер, сел в кресло и прислушался к себе. Итак, пилюля правды полностью растворилась в желудке, попала в кровь и начала путешествовать по телу, конечная цель – префронтальная кора, отвечает за отбор и классификацию поступающей информации, принятие решений, волевой контроль и регуляцию социального поведения. Перед поездкой в пансионат Дан прочитал несколько статей по поводу работы мозга, и теперь, теоретически более-менее подкованный, мысленно жонглировал этими понятиями. Внутри же себя никаких перемен не ощущал, и было бы странно, если бы происходило по-иному.

К десяти часов Дан занял место в кинозале, в третьем ряду вблизи выхода. Он всегда старался садиться поблизости от выхода – легко смыться от скуки или чего-то другого, опасного, пожара, к примеру, или теракта; при этом вовсе не считал себя трусом, более того, был уверен, что с ним не случится ничего, угрожающего жизни. Однако по привычке садился у выхода.

Окна были плотно зашторены, свет в зал не проникал, горели притороченные к потолку светильники. Он покрутил шеей – Юл отсутствовала. Вошла она, словно крадучись, странно озираясь, за полминуты до того, как светильники начали гаснуть, бегло оглядела заполненное группой “красных” помещение, взгляд уткнулся в Дана, и она плюхнулась рядом, благо стул был не занят. На ней была темная юбка и плотно облегающая бирюзовая водолазка.

– Привет! – поздоровалась по-свойски, как с приятелем.

Зрачки их встретились. Дан сходу не смог определить цвет ее глаз в окантовке ресничной туши и подбровных слабых голубоватых теней, через несколько мгновений сделал вывод – темные, смахивают на вишню; гулкие удары его сердца зазвучали, как метроном, и потекли флюиды, неощутимые веяния, невидимые волны, он чувствовал их нутром, волны пересеклись, и Дан испытал легкое сжатие в груди. Юл не уводила зрачки, и так они поглощали друг на друга, пока не погас свет.

Он вдруг вспомнил читанное когда-то и засевшее в одной из ячеек памяти, повторил про себя: “Мы заблуждаемся, говоря о выразительных глазах. Веки, брови, губы – все черты лица передают состояние чувств, но глаза – лишь цветные стеклянные капли”. Глаза севшей рядом отнюдь не выглядели для Дана ничего не выражающими каплями.