Катарсис

– Партия скажет – пойду, а не скажет – мне и на моей земле работы будет много. Правду говоришь… Дома разрушены, школы также, заводов практически не осталося… Одни деревни, да сёла и помогают. Без них совсем бы туго пришлось. Итак паёк, как для котенка, а без помощи тыла умерли бы с голоду давно… Ты семью то имеешь?

– Да, жена и два дитяти.

– Скучаешь по ним?

– Скучаю. Хутор то завидный… Заливные луга… А поля то… Веришь, нет, а выхожу утром из дома на поле, косить то надо, а рожь прямо на солнце переливается, каждое зернышко видно в колоске, а ветер подует и так всё это поле колышется… Как море, веришь, нет…

– Верю, братец, верю. А о себе расскажи что-нибудь.

– Да что рассказывать? Говорю же, жена и двое сыновей. Землю обрабатывали, я в город раньше на заработки ходил, семью же кормить надо, а где ты на крестьянском дворе деньги большие найдешь? Вот в рабочие и пошёл. Ну, а тут и война. В первый год на фронт и ушёл. Ну а после этого вот по городам и получается: из одного госпиталя в другой.

– Сложная жизнь, братец.

– И то правду говоришь, что сложная.

– А не пробовал в городе и остаться?

– Да какой там. Столько денег домой нужно было. Не заработать. Я уже в селе кое-как своё столетие и доживу, если на войне не убьют.

– Не убьют, братик. Господь не даст.

– Господа в этом деле не поминай. Не Бог начинает войну, а люди.

– Да… люди. Разобьем мы Гитлера! За Родину!

– За Родину, Мишка!

– Пригласишь что ли на подворье своё, когда победим?

– Приглашу, чего бы не пригласить. Главное немцев прогнать, а там и приглашу.

– И я тебя, друг, жду, в Арсеньево. Ты главное не забудь. Мишка Карутин. Повтори.

– Карутин Михаил. Село то большое?

– Да нет. Для житья само то. Это хорошо, когда все друг друга в селе знают. Помощь друг другу оказываем, когда худо кому приходится. А когда праздник на селе… Ну ты сам понимаешь! Гуляют все!

– Понятно. А десятин земли у тебя сколько?

– Да не жалуюсь. Крестьянская доля какая: работай и не спрашивай ничего. Эх, помню, с мамкой говорили, когда придут к нам деревенские на крыльцо, а я-то ей и вопросик: «Мамк, а при ком жилось то лучше?» А она: «Да кто их разберёт, правителей, вот, когда землю дали, так чуть полегче стало. Наш род всю жизнь на этой земле и трудился, а тут она совсем наша стала. А я вот в пятилетнем возрасте нянькой у помещицы работала, а в десять уже на поле надобно было являться… И работала я с раннего утра до ночи, даже мысли не было не приходить на жатву. Мало ли языков злых, помещику доложат, а нас восемь человек детей, и все кушать хотят, да и родителям помогать надо было, да. Выкручивались как-то. Так что сын, кто землю дал, тот для народу простого хорошо сделал».