Катарсис (СИ)

- А - давай! Давай - про наших спутников. Попробую перевести. Не знаю, как получиться.

Наша служба и опасна и трудна!

И на первый взгляд как будто не видна!

Клем сначала кашлял. Всё кашлял и кашлял. Подумал, что песня - намёк. Но, на следующей песне кашель прошёл. И он тянул басом:

А что нам надо - да просто свет в оконца,

А что нам снится - что кончилась война

Куда идём мы - туда где свет Светила

Вот только братцы, добраться б до темна!

Голосили всей толпой. В этот день стража от нас, тихоходных, не отрывалась. Понятно - интернета - нет. Телевизоров, магнитофонов - тоже. Даже ансамбль песни и пляски народов крайнего севера краснознамённой боевой флотилии украинских степей - не заезжает в гости! Скучно, господа! А душа - требует. Развернуться и завернуться. Я уже давно сел в телеге, отбивал ритм по шлему, как по барабану, болтая ногами в такт песням и раскачиванию телеги на неровностях дороги. Стража пела самозабвенно, с лёгкой отрешённостью в глазах.

Дорога в этот день если и не была короче, то быстрее её одолели - точно. И - веселее. В городские ворота втекали широкой людской толпой. Народ, слыша, как мы голосим, уравнивали скорость движения с нами, слушали. Если я, коряво, переводил - пели. А потом хором горланили местные песни. И было это - только начало.

На постоялый двор так толпой и ввалились. Вечер только начался! Крап носил по кругу мой шлем, я пел, стоя на столе, запивая пивом. Я уже даже не пытался переводить. Ну как я переведу: "бесаме мучо", если я её только на слух и пою? А из песни Битлов "Естедей" только это слово и могу перевести? Как-то обходился. Говорят, бизнесмен - должен знать язык Байрона и Шекспира. Ну, не знаю. Я бизнесменил в такой лиге, где чёткое владение феней и матом, ножём и автоматом - гарант если не успеха, то выживания - точно. А вот язык Байрона - как банный лист на ягодице. Столь же бесполезен, но и даже показывать при людях - стрёмно.

*****

Чем закончился сей томный вечер, я не знаю. Очнулся только утром от дикой головной боли, с огромной шишкой на лбу с теплой грелкой под боком.

- Шо, опять? - просипел я, как тот волк. И тут же застонал.

"Грелка" открыла глаза:

- Пива?

- Какая же ты умница, красавица! И если можно - побыстрее!

Да, вот такой я вот эксплуататор! А я чё? Я - ничё! Она же эксплуатировала моё невменяемое тело? Пусть теперь подсуетиться, чтобы этот организм - коня не двинул. А вот и долгожданное пиво!

- Ты - волшебница! Ты просто вернула меня к жизни! Дай я тебя расцелую!

- Хватит уже! У меня и так - всё болит! - взмолилась бедняжка, пытаясь выбраться.

- Я этого не помню. Значит - не было!

А я - старый, похотливый кобелина! Когда справил нужду (если говорить совсем честно) то заметил, что эта умница - не такая уж и красавица. Не уродка, конечно, но и не Клава Шифер. И грудь - висит уже, да и пупок имеется. Не девочка. Рожала, да не раз. Жопа - не орех давно. Кстати!

- Нет!

- Да!

- Не-е-ет! Да! Да! Да!

Лежит головой на груди моей, кудряшки встроенного в тело оренбургского пухового платка - на палец наматывает. Я - её локоны на палец наматываю. Седые проблески. На животе - растяжки. Так и я - не вьюноша уже.

- Спасибо тебе. Мне было хорошо, сладко с тобой.

- Тебе спасибо, Северная Башня! - она целует меня в губы, в грудь, живот. Блин, я же не мылся! Надо её отвлечь!

- Как тебя зовут, прелестница?

Как пощёчину влепил - дёрнулась. Смотрит злой кошкой, как хвост отдавил кованным сапогом.

- Ты не узнал меня?

- А должен?

- И не пытайся!

- Как скажешь, киска! Ты не отвлекайся!

- Выметайся, старый кобелина! - вскочила, простынь тянет.

Ага, ща-аз! Ты совершенно зря меня раззадорила. Сегодня мне - на суд. И я совсем не знаю, чем он закончится. Может, это - крайний раз. Переворачиваю. Уже не кричит, зажала зубами подушку. Прости, но ты - не молода, уже там всё - как ворота в таверну, всю ночь разрабатывали. Вместе. Я же тоже не молод. Мне после такой ночи нужна стимуляция - покрепче. А тут ты, как девочка.

- Вот удивишь теперь мужа! - оказалось, прорычал это вслух.

Как реактивная торпеда, вылетает из-под меня. Мгновенье - я прижат к изголовью клинком кинжала у горла.

- Малышка, ты чего? - как можно спокойнее говорю я.

- Ты знаешь кто мой муж! Ты знаешь кто я!

- Понятия не имею. Я вообще первый день в этом городе. Никого не знаю. Убери нож. Мне не уютно.

Клинок режет кожу.

- Мне глубоко накласть, кто твой муж и кто ты там, за дверью, - скороговоркой говорю я, - тут ты - моя женщина! Сегодня! Сейчас! А завтра - может не быть! Завтра я - или труп хладный, или уеду, и - никогда тебя не увижу! А мужу твоему я открыл калитку и если ты не будешь глупить - порадуешь его, вернёшь интерес!

Нож отпустил мою кожу. Вырываю его, выкручиваю руку, наматываю волосы на кулак другой руки и фактически насилую её, приговаривая:

- Сейчас ты - сука, моя сука! Там - ты можешь быть, кем хочешь! И иметь кого хочешь, как хочешь! А сейчас, я - тебя! Потом - казни меня, растерзай, но сейчас растерзаю тебя я! Ты сама заслужила, дерзкая девка!